«Мы все умрём когда-нибудь. Я, написавшая это, умру, и вы, читающие это, умрёте»

Ирина Коледа
Когда я была маленькой, часто бывала на кладбище. Не по своей воле, просто деревня моей бабушки, как это говорят сейчас – «вымирающая». Молодежь почти вся разъехалась, в деревне остались одни старики, которые уходили один за другим. Меня бабушка брала с собой, и я всегда считала это нормальным, пока уже взрослой однажды не узнала, что детей вообще-то не принято брать на похороны, только если умерли не ближайшие родственники. Отец там или мать. Но в деревне свои порядки.

Все начиналось с того, как одна из соседок подходила к плоту, звала бабушку и, не заходя во двор, рассказывала ей о смерти другой соседки. Вместе они охали, вспоминали что-нибудь из жизни усопшей, плохое или хорошее, но быстро расходились – дела. В деревне тебя всегда ждет какая-нибудь работа. Потом в один день на меня надевали чисто неяркое платье. Я удивлялась про себя: «Странно, сегодня ведь не воскресенье». Но мы все равно шли в костел, и уже там я понимала, что будут похороны. Перед алтарем устанавливали небольшой пьедестал, по бокам которого стояли плачущие ангелы в сером, вырезанные из фанеры. Собравшиеся тихонько пели молитвы, но сразу замолкали, когда слышали приближение похоронной процессии. Это было даже немного волнительно, потому как прихода процессии все ждали. А потом ты видел заплаканных родственников, и сердце сжималось от жалости, а весь костел начинал в один голос петь «жалобную песню».

Главное было – не смотреть в сторону гроба. Почему-то казалось, что мертвец может встать в любую секунду

Ксенз говорил монотонно и на польском, поэтому я понимала только половину.«Жалобные песни продолжались» уже и по дороге на кладбище, но на улице звучали не так жалостно. Я гостила у бабушки только летом, поэтому была рада вот так просто пройтись до кладбища. Вот если бы еще ноги не уставали... Иногда бабушка несла меня, иногда – давала конфету. Уже на кладбище мы могли подолгу стоять у могилы, повторяя одни и те же молитвы. Песок на кладбище желтенький, как на речке. Мне его бабушка давала в ручку, чтобы бросить в могилу, как делали все. По этому знаку я понимала, что похороны скоро закончатся. Редко-редко меня брали на поминки, и то, если бабушка знала, что там хорошо покормят. Уже дома меня вновь переодевали, мыли и кормили, после чего я радостно бежала гулять, почему-то даже гордая. Ведь я стала участником важной и грустной церемонии. В тот момент я еще не понимала, как смерть работает, и как надо вести себя на похоронах. Но я ребенок, а дети не умирают.

Фото: Александр Степаненко

Меня очень удивило, когда бабушка вдруг заговорила о своей смерти. Не специально. Это было что-то вскользь брошенное, вроде: «На моих похоронах овощной нарезки не будет». Думаю, тогда я впервые и задумалась – если моя бабушка может умереть, то и я, наверное, тоже, мы ведь родственники. Однажды мы вместе с родителями смотрели вечером фильм по телевизору. Во время сцены погони машина на полном ходу сбила коляску с ребенком, и женщина в телевизоре пронзительно закричала. Я заплакала, а родители начали меня уверять, что ребенка в коляске нет, это кино, шутка. С трудом, но поверила.

Смерть была по чуть-чуть повсюду. У одноклассника умерла мама, знакомый папы разбился на машине, ушла из жизни какая-та знаменитость – он был уже старенький, но все равно жалко.

Тогда же я осознала, что люди не очень любят говорить на темы смерти, а некоторые так вообще отказываются, странно смотрят или уходят. Меня это забавляло. В университете я стала к месту и не к месту вставлять фразу: «Мы все умрем». Мне нравилось видеть разные реакции на лицах людей, это многое говорило о них. Окружающие стали считать меня повернутой на теме смерти. Но я сталкивалась со смертью не чаще, чем любая другая девушка моего возраста в моей стране. У меня умирали родственники, дальние и близкие, я была на похоронах своего однокурсника, который покончил с собой, а моя бабушка, умирающая от рака несколько месяцев, спросила у меня: «Что будет дальше?» Вот все, что я знаю. Мы все умрем когда-нибудь. Я, написавшая это, умру, и вы, читающие это, умрете. Умрут все, кого мы знаем. Поэтому меня так удивляет понятие «апокалипсиса» как всеобщей необратимой смерти. По сути, это происходит постоянно. Уходят целые поколения людей, чуть ли не одновременно, забирая с собой свои идеи, мысли, знания, какими бы хорошими и нужными они ни были. Просто потому, что пришло время.

Смерть бывает разной. И главное ее разделение – своя это смерть или смерть других

Попытайтесь признаться честно: какой смерти вы боитесь больше? Подумайте, не спешите. Мне кажется, очень многие люди сразу скажут – своей. Но чего именно вы боитесь? Боли, которая будет сопровождать ваш уход? Но смерть как раз таки станет освобождением. Или вы боитесь чего-то не успеть? Так сделайте это. Вот прямо сейчас сделайте то, что всегда хотели, ведь вы, и правда, можете внезапно умереть, как писал Булгаков. Даже если это нечто грандиозное, лучше умереть в пути, ведь так? Пусть неминуемость смерть станет для вас вдохновением. Чем-то, что будет придавать фору жизни. По сути, единственное, чего можно бояться, – это неизвестности, которую смерть несет с собой. Но это же предлагает вам жизнь, с ее неожиданными поворотами и изменениями, а вы ведь как-то адаптировались…

Остается смерть других. И именно с ней вам придется справляться, преодолевать, как высокую гору. Мысли о том, что мы можем потерять кого-то близкого, пугают нас, и мы отгоняем их в страхе, что даже мысли приведут к печальным последствиям. Но это правда. Близкие вам люди будут умирать. И вы будете проходить все ступени от отрицания и злости до депрессии и принятия. Жизнь – трудна штука, и иногда будет больно и страшно. И можно, конечно, обижаться, а можно попытаться принять все так, как оно есть. В один очень обычный вечер раздастся звонок, и кто-то из ваших близких сдавленным голосом передаст вам печальную новость. Это будет больно, и в большей степени – из-за внезапности случившегося. Долго у вас это не будет укладываться в голове: как это – его больше нет? Я же недавно с ним по телефону говорила? Дальше будет много рутины: венки там, гости, кто придет, кто нет. Похороны, кстати, дорогое и хлопотное дело.

Когда умерла моя бабушка, мы все были к этому готовы. Особенно она. Она болела уже долгое время, и ей было очень тяжело. Многое она подготовила сама, как это делают все старики: одежду, надгробие. Но все равно многое пришлось организовывать ее детям. Было много споров, как все сделать правильно хотя бы потому, что ее дети давно уже жили в городах, а в деревне – свои порядки. Смотря на все это, я вдруг подумала, что хорошо бы, чтобы бабушка встала в один последний раз и все организовала, как она бы это хотела сделать. Но, разумеется, этого не произошло. Все как-то быстро закончилось. В этот раз песок в могилу я не бросала, потому что внучка, родственник. А на поминках было тихо, солнечно. На мне было чистое неяркое платье. Все было, как это бывало обычно еще в детстве. Только вот бабушки рядом не было.

Заметили ошибку в тексте – выделите её и нажмите Ctrl+Enter