house/electro/rock/trip-hop/funk. О том, как ребята оценивают себя в локальном и глобальном музыкальном контексте и чем собираются штурмовать мир, мы выясняли в интервью.
Как вы вообще стали группой? Состав остается таким, каким был изначально?
Коля Черный, клавиши: Я начинал этот проект несколько раз: играл один, играл с диджеем и другими музыкантами. Но, как бывает, все было не то и все не те. Одно дело играть с профессиональными музыкантами, другое — с людьми, которые близки тебе по духу. Я познакомился с ребятами, когда пришел в их роковый проект. Этот же воспринимался как дочерний, некая отдушина. Но он перерос в основной. Состав не менялся. Таким, какой он был на первой репетиции, осенью 2010-го и на первом концерте в только открывшемся «Лофте», таким и остается по сей день.
Откуда взялось название вашей группы и есть ли в нем какой-то мистический смысл?
Тимур Шихсефиев, басист: Если делать кальку с английского, то deepbreath — «глубокое дыхание». Наверное, в этом можно найти смысл, это музыка с определенной долей глубины. Само название родилось в период, когда deep house был в тренде, а Коля был погружен в это направление.
Максим Карбанович, вокалист: Смотря правде в глаза, название ужасное.
К.: Но оно прикрепляется к группе, срастается с ней, и сам невольно привыкаешь. Мы вообще сторонники того, что не название делает группу, а сам коллектив создает ауру вокруг имени, позволяет вложить в него новые и тайные смыслы. Изначально была привязка к deep house, а вот сейчас его практически нет в программе.
Какие у вас герои, на которых вы ориентируетесь?
М.: У нас пошло увлечение french touch, французской волной электронной музыки. Сейчас вообще идет бешеный поток новых исполнителей, каждодневное обновление, лавинообразное движение.
К.: У каждого из нас свои герои, но многие из них пересекаются. Например, группа «Комбинация».
Алесь Бельский, соло-гитарист: Каждый играет то, что ему нравится, но все это в рамках одной гармонии.
М.: Как мы уже сказали, у каждого есть свои предпочтения, но большая их часть пересекается.
К.: Нет, Максим, с твоими — не пересекается.
Т.: Не хотел бы я пересекаться с твоими вкусами, Максим.
Что же ты такое страшное слушаешь?
М.: Например, польский рэп.
А почему людям будет интересно закинуть ваши песни на айпод или танцевать на вашем концерте? Вы вообще представляете своего конкретного слушателя или это некая абстрактная фигура?
М.: Сейчас ничего культового появиться не может. Раньше музыку делали единицы, а потому они, несомненно, выстреливали.
К.: Музыкальные технологии настолько прокачались, что, имея в запасе мощный лэптоп, монитор и звуковую карточку, помещающуюся в карман, можно делать качественный продукт. Выходить с ним на музыкальный рынок и быть конкурентоспособным.
М.: Но все же мы не адепты того, чтобы в будущем в идеале играть с айфона.
К.: Суть проста: мы делаем, как нам кажется, интересный по звучанию продукт. Изначально был портрет слушателя, причем очень конкретный. Но он разрушился парадоксальным образом: мы делали для одних людей, а увидели на танцполе абсолютно противоположных.
Почему изменился вектор музыкального развития? На что вы делаете упор и над чем активно работаете теперь?
К.: Был определенный момент, когда нас стали приписывать к хипстерской тусовке, в компанию к Tesla Boy и прочим. От этого мы хотим уйти, потому что это не соответствует тому, что происходит у нас сейчас, накладывает жесткие ограничения на развитие.
М.: Это уже стало массовой культурой, которая ничего человеку принести не может. Максимум, на что можно надеяться, — «стать одним из».
К.: Одно дело, когда тебя приписывают к чиллвейву, интересной музыке, а другое дело — к электропопу, а-ля Tesla Boy.
М.: Началось все с гонки за new disco, другими модными направлениями того периода. А потом решили, что нужно делать что-то самобытное, идущее вразрез с остромодностью.
К.: Такую музыку, которая и в данный момент где-то в авангарде, и через пять лет будет актуальна, несмотря на смену музыкальной моды.
Есть ли аналоговые проекты на нашей локальной сцене?
К.: Может, они и есть. У нас же все так происходит: кто-то играет дома для кота. И те, кто для кота играет, — самые гениальные. Они могут отдавать музыке очень много сил, что не получается у тех ребят, которые пестрят на сцене.
М.: Часто сравнивают не по музыке, а по набору инструментов. Бывало, что нас ставили в один ряд с Lilac, хотя они играют некую смесь инди-рока и инди-попа. Люди думают: раз там есть синтезатор, и тут он вроде мелькает, можно смело проводить музыкальную параллель.
Расскажите о своих выступлениях. Где они уже были и чем запомнились?
К.: За прошлый год нам удалось поиграть на одной сцене с Guru Groove Foundation, Kosheen, Pompeya.
М.: На «Стереолето» мы представляли Беларусь. Однако сложно дать оценку принятия публикой на таком масштабном фестивале. Когда мы начали играть, людей еще не пускали.
К.: Гораздо более сильные эмоции были от выступления на разогреве у Guru Groove Foundation в «Койоте». Реклама концерта была минимальной, и потому нас постигло огромное удивление, когда мы обнаружили полный зал. И полный не хипстотой, а взрослыми людьми. Это было ужасно приятно.
Какие места на карте охватит ваше турне?
К.: Вершить судьбу нашего турне будет недавно появившийся у группы менеджер Оля Асадчая. Отправимся в Европу, начать планируем с Варшавы. Вдобавок у нас басист Тимур с этого года там учится.
Т.: В Варшаве мне хватило времени, чтобы понять, что у них в Польше с музыкой все не очень хорошо. Можно им будет показать что-то качественно новое.
А как же передвижения в рамках Беларуси?
К.: Мы уже поездили в прошлом году, выступали в местных легендарных местах — «Чердачке», в Витебске и «Жлондоне», в Жлобине.
М.: Он же Жлобин, он же Жлондон, он же местный Лондон.
И как публика этих мест реагирует на вашу музыку?
К.: Когда в Жлобине началась программа, люди отошли метров на 10 от сцены, стояли у бара — смотрели. Людей там всегда очень много, как-никак один приличный клуб на весь город. Потом девушки и молодежь начинают подтягиваться, танцевать, но все равно остаются бритоголовые парни, которые выкрикивают уже хрестоматийные фразы в духе «едь домой».
М.: Однако нам повезло сравнительно больше, чем парню, который выступал позже нас. В нас кидали лишь лозунги, в него — стеклянную тару.
А.: Можно заключить, что наше выступление в Жлобине прошло удачно, потому что в нас ничем не кидали.
К.: Что касается «Чердачка», то это великолепнейшее аутентичное место. Заведения такого рода ужасно не хватает Минску. Там такая атмосфера, хозяева-битломаны, которые, чтобы не травмировать заснувших в клубе гостей, оставляют их там спать. А у нас тем не менее все равно действует схема «Ты в шортах — ты не проходишь на вечеринку».
А что с альбомом? На какой он стадии?
М.: Мы работаем над ним уже год, собрано много материала, но постоянно происходит качественный отбор: все время что-то не нравится и сразу отправляется в небытие или же делается новая аранжировка старых треков.
Т.: Больше мы работаем не над альбомом, а над собой. Нужно наработать себя окончательно — тогда придет время завершить начатый продукт и представить его в правильной конфигурации. Потому что есть простое, но сильнодействующее правило: выше головы не прыгнешь. Гнаться за неполноценным результатом — глупо и неправильно.
Так что как только, так сразу и выйдет альбом.
К.: Идет постоянная смена звучания: было new disco, потом парочка роковых по звучанию треков появилась, сейчас вообще странный микс.
Т.: Немаловажную роль играет достойная аппаратура. Одно дело — пропустить идею через балалайку из школьного кабинета музыки, другое — через дорогой синтезатор.
И что вас на все это вдохновляет?
М.: Безусловно, грибы.
Т.: Музыка, которая цепляет и таким образом формирует вкус. Гнаться за модой нет смысла. Эффект плацебо в действии: ты знаешь, что это модно, заставляешь себя слушать, извлекать что-то и делать похожее по звучанию.
К.: Ты послушал — ты украл.
М.: Жизненные события и визуальные образы. Они дергают тебя за те самые нужные ниточки в организме.
Традиционный вопрос: что дальше?
М.: В идеале мы бросаем работу и зарабатываем деньги музыкой. И желательно, чтобы это случилось не через 20 лет.
Будем ли мы испытывать благоговенный патриотический трепет от того, что на DEEPBREATH есть бирка «Made in Belarus», — покажет время. Пока с уверенностью можно сказать лишь то, что группа заполняет лакуну проектов подобной направленности на локальной сцене. И, наверное, это хорошо.