Как ни странно, многие, кому я задала вопрос про половое созревание и секс в школьном возрасте, смущенно говорили, что «это» произошло с ними в первый раз лишь после окончания школы. Врут? Лично я помню из школьных лет только короткие юбки двоечниц, их же черные ботинки на огромных платформах и кислотные майки выше пупа (сам животик при этом мог напоминать мордашку шарпея).

Фото: Andrew Miksys

Мальчишки при этом не палились и свое взросление выражали в курении за углом школы и плевках на тротуар. Будучи примерной ученицей и спортсменкой, я никогда не могла понять, почему нужно для выражения крутизны не просто курить, но и плевать себе под ноги. Поступив в университет и став плохой девчонкой, связавшись с маргинальными поэтами, художниками и музыкантами, начав, конечно же, курить и пить алкоголь на городских скамейках и в подворотнях, я так и не поняла, зачем подростки плюют, когда курят. Может, это своего рода желание «пометить территорию»?

Фото: Joseph Szabo

Но из школьных скандалов я помню только парочку. С пятого класса историю Беларуси вел такой очень странный парниша: молодой, немного «забитый», интеллигентного вида, плечики в его пиджаке явно были больше, чем нужно, при этом он был всегда веселый, добрый и с ним без проблем можно было договориться об оценке, бесстыже соврав с улыбкой на лице, что обязательно выучишь пройденные параграфы.

И все знали о его особой страсти — моей однокласснице Тане. Годы шли, сплетни то возрастали, то пропадали, но в классе десятом она перестала ходить в школу. Оказалось, что наша Таня родила. И дальше уж было не понятно: то ли это историка рук (и рук ли) дело, то ли кого-то из тех крутых ребят, что курят за углом школы.

На выпускном чей-то папа внаглую снимал на видеокамеру мои колени. Когда я заметила, он очень уверенно в формате «так и нужно» сказал: «Это я для себя!» Перед этим, конечно же, в актовом зале была представлена самодеятельность всей параллели выпускников. Мой номер был в духе «Тысячи и одной ночи»: я звенела монетками на платке, который был повязан на бедрах, и потом должна была достаточно эротично (сейчас публично я вряд ли бы так сделала) опуститься у ног своего одноклассника. Завуч по воспитательной работе перед моим выходом в качестве напутствия только крикнула: «Оля, там комиссия из министерства образования сидит, так ты только за причинное место его не ухвати!» В то время я о причинных местах мужчин не помышляла. А утром, когда мы забирали результаты централизованного тестирования, завуч призналась, что мной танец снился ей всю минувшую ночь.

Фото: Joseph Szabo

Вообще, когда слышишь «ну и молодежь пошла!», всегда задаешься вопросом: разве она была когда-то другой? Так пришла мысль узнать истории о половом созревании у людей совершенно разных поколений. Выводы делать не стоит, просто почитайте и вспомните, как это было у вас.

Александр Найденов, программный директор радио

Фото из facebook Александра Найденова

«Не знаю, можно ли частью сексуальной жизни считать коллективную демонстрацию эбонитовой палочки в кабинете физики. Если так-то секса в школе, которую я заканчивал, было с излишком. Все-таки я учился в физико-математическом классе. Это было в городе Осиповичи — и пока я не покидал его границ, считал, что венцом половых отношений может быть приглашение одноклассницы на медленный танец и последующий поцелуй за курилкой.

Но в 8 классе я попал в пионерский лагерь под Могилевом. Там царили неведомые мне нравы. Новые друзья показали вырванные из немецких журналов картинки и рассказали, с какой вожатой у них было. В свой город я вернулся просвещенным.

Но я проклинал эти новые знания еще пару следующих лет, потому что наладить отношения с девушками они не помогали. Пытаясь обратить на себя внимание одноклассниц, мы с друзьями хватали их за юбки на перемене. Но одноклассницы предпочитали парней постарше. Очевидно, потому что у тех были усы».

Михаил Гулин, художник

Фото: bolshoi.by

«Моя история — про детскую любовь. Дело было в третьем классе, я как-то публично на перемене признался в любви нашей классной красавице. Парням в классе это очень не понравилось. Идеалом у нас тогда считалось холодное и презрительное отношение к девчонкам. В общем, после школы меня поджидала вся мужская часть нашего класса: хотели бить все вместе. Мне удалось воззвать к их пацанской гордости и договориться о том, что в течение недели буду каждый день драться с одним из них. Каждый день я пытался сбежать, меня ловили, и приходилось исполнять договор. С переменным успехом я выстоял. С девочкой этой, правда, я в дальнейшем не встречался. У нее еще оказался агрессивный старший брат — это было уж слишком для меня. И вообще, мне показалось, что она не достаточно оценила мои страдания во имя любви».

Федор Павлюченко, директор интернет-издания

.

«У нас в школе был красный уголок, где висел портрет Ленина, флаги и другие реликвии. Каждый пионер должен был отдавать честь при входе в это святое место.

И там была пионервожатая: грудастая девица в обтягивающей белой пионерской рубашке с красным галстуком и короткой юбке. Было ей лет двадцать, и она мне очень нравилась. Я как раз подходил к тому возрасту, когда уже ни о чем другом думать не получается.

И все это исчезло в один день. По школе ходили слухи, что пионервожатую застукали в Ленинской комнате со старшеклассником, и что она от него беременна. Красный уголок закрыли, СССР доживал последние годы, пионеры пропали, а в моей жизни случились первые настоящие опыты».

Влад Шейкер, звукорежиссер

«В целом в мои нектарные годы всё было очень романтично и невинно. Вздохи-ахи, гуляния под луной. Именно платонические штучки играли ключевую роль. Так получилось, что сразу после школы я уехал учиться в военное училище. Какое уж тут половое воспитание-созревание? А ведь и в те годы излишняя невинность партнёров нередко доводила до фатальных в прямом смысле последствий. У нас в училище один парень-старшекурсник (отличник, командир группы) застрелился в карауле из-за того, что в первую брачную ночь не смог „овладеть как мужчина“ своей молодой супругой. Банально ни у одного из молодоженов не было вообще никакого полового опыта. У него, когда это потребовалось, не встал, а она ничем не смогла ему помочь. Вот такая сладкая брачная ночь. И чувак в первом же карауле, когда остался один на посту, застрелился из табельного оружия. Практически аналогичный первый опыт был и у меня, но я, во-первых, в это время был в отпуске, а во-вторых, моя возлюбленная была так же до беспамятства в меня влюблена, как и невинна, поэтому буквально на второй-третий раз у нас всё получилось».

Дмитрий Киселев, журналист

«В пятом классе нашей гимназии был факультатив по вязанию узлов, который вела наша классная. В нашем классе были преимущественно мальчики, и почти все из них записались на этот редкий факультатив. И записались не потому, что вдруг хотели стать моряками, а потому, что классная была эффектной блондинкой лет двадцати семи, разрез расстегнутой рубашки которой неизменно приоткрывал пейзаж фактурной груди. На факультативе классная сажала нас перед собой и как раз на уровне груди демонстрировала, как вязать эти дурацкие узлы, мимо которых мы все дружно смотрели. И затем спрашивала: „Ну что, Дима/Ваня/Слава, понятно?“ И мы, сглотнув в наших мечтах уже стекавшую на ее грудь слюну, говорили „Нет! Повторите, пожалуйста, еще. И еще“.

Пока она повторяла, мы глазами привязывали ее к стулу. Но затем классная ушла из нашей гимназии, и с узлами мы завязали».

Татьяна Артимович, режиссер и арт-критик

«У меня в школе все было очень похоже на среду фильма Гай Германики „Все умрут, а я останусь“. Когда посмотрела этот фильм, вообще не поняла критику в его адрес: это абсолютное попадание в определенные время и среду. Местом завязывания отношений, шансом, наконец, „подружиться“ с мальчиком из старшего класса была, конечно, дискотека. К ней готовились, продумывали план, выбирали наряды. В мои старшие классы как раз в моде были короткие черные шорты (как у героини фильма „Красотка“), платформа и кислотные маечки с, например, сердцем из кожзама и надписью Kiss Me. Со стороны, наверное, выглядело это брутально, но тогда нам казалось супермодным и по-настоящему „как в Европе“. Понятно, что вся эта одежда приходила к нам из Турции, но не понятно, почему мы представляли Европу именно так. Ну и да, не кофе и сигареты — и к общению полов мы были готовы…

Фото: Joseph Szabo

Это был конец переходных, иногда немного чернушных 90-х, которые для каждой возрастной группы прошли по-своему. Мы — декларировали свободу, неповиновение (мир и авторитет учителей был абсолютно параллелен нашей реальности), взрослость и — инфантильность.

Целовались в подъездах и в лесу, писали записочки и резали вены от неразделенной любви или, наоборот, в знак вечной преданности. Было все, только до сих пор задаюсь вопросом: а где первая любовь, была ли? Или я ее не заметила, или в те перверсийные времена и любовь первая была странной».