«Эй, детка, ты что? – недоумевал мой первый муж, американец. – Эти консервы будут здесь завтра по той же цене. Зачем ты вообще покупаешь консервы? Отчего ты вечно набираешь полную тележку продуктов: мы же не съедаем столько?»
Длительное время я не могла ответить ему на эти и многие другие вопросы, ставившие его в тупик логики и здравомыслия. Я непременно закупалась зеленым горошком по 39 центов за банку всякий раз, когда он был на распродаже (его обычная цена – 49 центов), я скупала самую дешевую одежду и обувь, а после одаривала ею всю белорусскую родню, я «на всякий случай» набивала антресоли консервами и бакалеей, квасила капусту и закатывала овощи. И только на третьем году жизни в США осознала, что продукты, покупаемые мною впрок и в неразумных объемах, никуда не исчезнут из магазинов, что мои заготовки (прекрасные, надо отметить) друзья-американцы не едят, и в шутку называют их «Russian voodoo», что распродажи на одежду предсказуемы и даже могут оставлять меня равнодушной, что мне вообще не так много нужно из мира материальных ценностей – только на третьем году жизни в другой стране я смогла перестать думать советскими дефицитными категориями.
Карточки, талоны, купоны…
И тогда я начала потихоньку рассказывать мужу про времена моего детства, про пустые полки в магазинах, про огромные очереди, в которых стояла вместе с родителями (дети были обязательны в очереди, потому что на их численность у прилавка можно было получить больше товара: помню двухсуточную очередь за пакистанскими мужскими куртками, номера на руках, попеременное дежурство, помню те самые куртки – одна песочного, другая горчичного цвета). Рассказывала про запасы круп в кухне (мы играли с ними в «Магазин»): прямоугольные бумажные коричневые пакеты с пшеном, гречкой, сахаром, перловкой – родительская доблесть и сноровка в вопросах затаварки, а также НЗ на случай «трудных времен». Вспоминала походы с мамой в магазин «Галантерея» на бульваре Шевченко: своих бельевых резинок-прыгалок у меня никогда не было, потому что перед нами всегда забирали последний моток, вместо этого доставался кусок мыла «Душистого» или одеколон «Красная Москва». Карточки, талоны, купоны… Муж, слушая эти истории, выкатывал глаза, обнимал меня и говорил, что ему ужасно жаль, и что «все в прошлом, милая».
Закупы в Польше как фантомная боль от совка
Спустя еще три года я вернулась в Беларусь, и через какое-то время у меня появилась новая семья, родились дети. Каково было мое изумление, когда я стала снова замечать в себе тенденцию к затавариванию впрок, к скупке дешевой одежды по распродажам, к набиванию багажника, к подсчитыванию экономии и сравнению с местными ценами – да-да, любая поездка за рубеж стала сопровождаться «закупами»: в Польше памперсы и стиральные порошки дешевле, мебель, конечно, из «Икеи», а в белостокском «Ашане» можно закупить бакалеи, редкой и дешевой по сравнению с белорусскими ценами, на полгода вперед. Разок съездил, и полные закрома кокосового молока, кускуса, хорошей итальянской пасты по пол евро и неплохого сухого вина «за 1.99», вяленых помидорчиков и кукурузных чипсов, каперсов и экологичных чаев, французского шоколада и даже хорошего сыра на заморозку, ну и приправы, орехи большими пакетами значительно выгоднее брать. Про пятикопеечную зелень и зрелые авокадо я вообще молчу – о них думаешь, пересекая границу «туда» – приезжаешь и покупаешь, как человек.
Я была уверена, что тогда, в Америке, вытравила из себя совок, но, как выяснилось, нет. Вернее, не так: достаточно поместить человека в определенные экономические условия, окружить его низкокачественными, дорогостоящими и ненужными ему товарами, как он начнет выискивать что-то получше и выгоднее. Помню, в какой-то момент даже россияне перестали тянуть из загранкомандировок дешевое: на международные тест-драйвы летишь с россиянами, они со своими ноутбуками туда и обратно, а ты, как тетя Клава, назад тащишься вся обвешанная пакетами и сумками: вино, ветчина, сыры, недорогая обувь и одежда с распродаж. Помню, россияне очень веселились, мол, белоруса сразу видно. Сейчас у них обстоятельства не лучше наших, и хороший сыр снова стараются «достать за границей».
Даже бармены в Европе не смотрят на ценники
Я иногда вспоминаю о том, что за все годы жизни в Штатах (годы, свободные от советского сознания дефицита) я не имела привычки смотреть на ценники в продуктовых магазинах. Так же поступают мои друзья, переехавшие жить в Польшу, Нидерланды, Испанию, Францию, Германию. Люди просто кладут продукты в тележку и платят за них в кассе. Разумеется, что Dom Pérignon покупают в особенных случаях, а не каждый день. И еще: все они – самые обычные, не состоятельные люди. В штатах я работала официанткой или барменом, но я не смотрела на ценники в продуктовых магазинах, и более того, я откладывала ежемесячно половину своей зарплаты на путешествия – это уже после уплаты всех счетов и покупки необходимой одежды, это включая ежедневные походы в кафе и в бар «по стаканчику».
Я не понимаю, как я, журналист, неплохой журналист, должна «крутиться» в Беларуси, чтобы перестать смотреть на ценники, чтобы покупать здесь те же продукты, что я тащу из-за рубежа. Несколько лет назад я попыталась вывести журналистику в раздел бизнеса (о, да: здесь есть поверье, что деньги можно зарабатывать только бизнесом, что писателю, художнику, учителю, тренеру, всем-всем, чтобы зарабатывать своим делом, надо стать бизнесменом), я создала журналистское агентство, и поняла, что я не бизнесмен и более того не хочу им становиться, я умею писать, но не умею торговать или вникать в тонкости административных процессов. Однако, будучи просто журналистом, я обречена смотреть в сторону Польши, чтобы купить там что-то кроме «ну, у нас молоко дешевле, чем в Европе, пряники, хлеб у нас дешевле». Я сильно грустнею от одного белорусского молока с пряниками, к слову, ужасными в своем химическом составе. Еще одна позиция для «тащить из заграницы» – экологичные продукты: да, нашей семье важно, что мы едим.
Это унизительно – проникаться сознанием дефицита
Это ужасно унизительно и стыдно, это и есть совковое сознание дефицита: магазины (в отличие от времен СССР) забиты битком, а ты все также откуда-то что-то достаешь и мечтаешь о зрелом авокадо за разумные деньги – ей-богу, как советский ребенок, мечтавший о настоящем банане.
Причем советские дети находились в более выгодной ситуации – многие не знали ничего о бананах, а что мне делать, когда я знаю, какой может быть на вкус сыр?
Вы, конечно, можете мне возразить, что, мол, сейчас хотя бы можно заработать и купить, что надо крутиться больше. Я – женщина, и в журналистике могла крутиться настолько «больше», насколько мне позволяли дети, которым нужно мое внимание и время, но у меня есть друг, потрясающего таланта журналист, его репортажами зачитываются и восхищаются, так вот он, как мужчина и пока бездетный, крутится как может, и приходит к горестному выводу, что тут, чтобы жить, нужно «въ*бывать по 14 часов за копейки». К слову, замечу, что он такой же «бизнесмен», как и я «бизнесвумен», но он – крутейший журналист, а такие специалисты не должны «въ*бывать по 14 часов за копейки». Но в Минске за большую и качественную статью журналисту, независимо от его крутости, платят от 15 до 50 долларов максимум. Что-то не так, нет?
Иногда это унизительное положение дает понять, что жить по-человечески в Беларуси можно, когда у тебя уже есть немножечко денег, и ты имеешь возможность не смотреть на белорусские продуктовые ценники, когда ты открываешь для себя тусовочное место и там собираешь друзей, или когда у тебя, по меньшей мере, есть возможность улетать куда-то на выходные. Все, кто ниже достатком, проникаются сознанием дефицита и радуются выезду в Вильнюс (разумеется, с возможностью купить с собой пару пакетов недорогих, но хороших продуктов). Но есть и те, кто вообще не ездит в Вильнюс, и их большинство. Как живут они, мне сложно сказать, но полагаю, что живут они проще во многом – ведь главное, что «молоко у нас дешевле, чем в Европе».
