«Я был удивлен тем фактом, что люди вытащили восемь бокалов из-под могильной плиты. При том, что налито в них было не шампанское, а его симуляция», — художник Юрий Шуст рассказывает, как проходит в «Ў-галерее» его выставка «Рэквіем па Новым Годзе».

Искусственные еловые ветки в центре зала, два огнетушителя и видео про сбор новогодних елок — персональная выставка Юрия Шуста знаменует собой смерть новогодних торжеств. В воздухе витает запах бюро ритуальных услуг. В качестве символа похорон времени выбрана ель — вечное дерево, которое сажают рядом с мавзолеями. Все рассчитано на то, чтобы вызвать у обывателя шок.

Юрий Шуст, художник

Юрий Шуст: Я рассматриваю Новый год как торжество календарной сетки. Календарная сетка — это порядок. Значит Новый год — торжество порядка. В нашем пространстве это приобретает сильное значение. В основе экспозиции лежит видео, в котором я в канун Старого Нового года езжу по окрестностям города Молодечно и собираю трупы елок. Оно презентирует постапокалиптический мир, в котором существуют эти брошеные «тела». В традиционно славянской культуре ель — дерево смерти. Еловым лапником выстилали последний путь умершего. Есть устойчивое выражение «пойти по еловой дорожке», что означает «умереть». Раньше елку ставили на входе в кабацкие заведения, тем самым символизируя низший мир. Фигурка на постаменте репрезентирует доминанту физической силы в контексте белорусского политического устройства.

KYKY: Как на выставку реагируют зрители, и важен ли тебе фидбэк?

Скульптурку оторвали, журнали листали, брали почитать. Были персонажи, которые просто пришли выпить. До этих людей невозможно достучаться, и не думаю, что нужно. Зачем пытаться изменить того, кто сам этого не желает? На новый уровень общество может вытянуть лишь трансформация в веках. Смысл не в смерти поколения, а в развитии каждого отдельного человека. Мое субъективное мнение, что тут очень работают гены.

KYKY: Ты открыл точно такую же выставку в Бельгии. Между белорусским и бельгийским вариантом есть различия?

Ю. Ш.: Если бы я использовал одни и те же объекты, это была бы просто регулярная выставка, в рамках которой пространство галереи не рассматривается как чистый лист. Я использую ситуацию, в которой нахожусь. В Бельгии экспозиция была представлена в одном из старейших отелей Европы, расположенном напротив мэрии города Гента. Стартпоинт обеих выставок один и тот же, но концепция трансформируется.

KYKY: Ты чувствуешь себя белорусским художником, находясь в Бельгии?

Ю. Ш.: Я работаю с белорусским нарративом, находясь там. Это сложно: ты теряешь нить. Проблемы, которые волновали, перестают быть актуальными. Там несложно попасть на низшие уровни искусства: при желании можно выставлять 2–3 раза в месяц. Если говорить о связи с аукционными домами, которые по сути и формируют весь коммерческий арт-рынок, то это осуществляется только через личные знакомства. На западе капитал. Только он формирует значимость этого сообщества. Тут нет сверхотличия в менталитете.

На просторах Беларуси сложилось, что народ долгое время пребывал в состоянии угнетения и до сих пор находится в этом состоянии. И складывается ощущение, что мы даже с этим согласились. Кто-то уехал, кто-то занял маргинальную позицию. Но если бы все мои друзья и родные покинули эту страну, я бы перестал чувствовать себя белорусским художником.

KYKY: Должно ли искусство быть понятно обывателю?

Ю.Ш: Искусство никому ничего не должно. На то оно и искусство, чтобы выходить за рамки и разрушать ограничения. Непонимание — проблема каждого отдельного человека. Тут играет роль его интуиция, образование. Оно важно — не погружаясь в какие-то вещи, сложно оперировать современным уровнем развития искусства.

KYKY: А каков сейчас основной тренд в искусстве? Вот акции Pussy Riot, Петр Павленский, прибивший яйца к брусчатке Красной площади? А что должно быть в искусстве, чтобы оно было супер продаваемым, как Херст, например?

Сейчас на пике мультиплай формат — инсталляции, в которых представлены разные медиа. Акция Павленского — слишком прямой китч, на мой взгляд. Это типа «я прибил, а вам слабо»? Но если это всколыхнуло общество, значит, что-то значит. Я не рассматриваю проблем той же церкви, потому что для меня это решенный вопрос.Кого-то воспитывать, угнетать чувства верующих - то же самое, что отучивать алкоголиков пить. Тут очень сильна роль медиа: они выхватывают элементы андеграундной культуры, делают их массовыми и запускают весь процесс в инвертном направлении, переворачивая с ног на голову. У Херста хороший продакшн, целая фабрика. Он использует боль как китч, насилие — инструменты вскрытия пелены повседневности, возмущение чувств верующих в стереотипы.

У меня спросили, почему моя выставка такая мрачная, и где позитив и изменение жизни к лучшему. Это так, потому что я считаю, что только боль и своеобразная печаль может вывести человека на уровень понимания.