KYKY: Есть ли определение «правильная реакция на теракт», как нужно страдать без ущерба себе?

Леонид Пергаменщик: Правильная реакция – та, при которой ты выжил. А если серьезно, понятие террор в переводе с латыни означает страх и ужас. Цель террористов – создать панику среди людей, атмосферу, при которой человек крайне редко действует адекватно, потому что попадает в ситуацию оцепенения, когда некоторые чувства начинают функционировать с перебоями и информация о внешнем мире просто не доходят до мозга. В результате чего поступки человека нередко неадекватны ситуации, внешне выглядят бессмысленными. Часто пострадавший подвергается своего рода гипнотическому действию: находясь в толпе, подверженный стрессу человек действует на основании эмоций, а не разума. Другое дело профессионал. Он готов, его учат правильно вести себя в ситуации угрозы.
Знаете, если бы вы задали мне этот вопрос лет 10-15 назад, я бы не ответил: зачем? Тогда в мире теракты происходили редко, да и то в отдельных странах. А потом появилось сегодняшнее телевидение.

Конечно, оно существует уже давно, но именно в последнее время телевещание «живет» на кризисных событиях. Ведь чем страшнее картинка, тем больше людей ее смотрят. Человек задает себе вопрос: «А надо ли мне вообще куда-то ехать?» Лично мне приходилось работать с разными кризисными ситуациями, могу сказать, что СМИ работают далеко не всегда в пользу человека. СМИ не всегда знают, как помочь ему выйти из кризиса, и тогда нагнетают обстановку. Недаром сейчас рядом с понятием «посттравматический стресс», существует термин «информационный посттравматический стресс», когда симптомы психологической травмы возникают не только у пострадавшего, а у наблюдавшего теракт человека.

KYKY: Вы говорите о состоянии человека, который непосредственно находится в теракте или переживает его. Расскажите, как пережить последствия, выйти из этого кризиса?

Л.П.: Человек, переживший состояние шока, постепенно начинает отделять себя от ситуации, восстанавливать свою жизнь. Чтобы ускорить этот процесс, во-первых, нужно об этом говорить. Обсуждать случившееся. Особенно я бы хотел отметить реакцию детей. Маленькие люди не понимают, что произошло, у них нет возможности проанализировать ситуацию. Тем не менее, случившееся пугает, но по-другому.

Поэтому с детьми нужно общаться, находить нужные слова: нельзя, чтобы эти слова пугали ребенка, не говорите ему о страхах и ужасах, лучше объясните, как это можно преодолеть. Через ребенка, через поиск нужных слов ты выходишь из состояния стресса. Второе. Когда после теракта проходит время, человек постепенно забывает случившееся, но его жизнь по-прежнему остается выбитой из привычной колеи.

Так вот, еще один хороший способ выйти из этого состояния – начать помогать другому. В вашей жизни всегда найдется человек, нуждающийся в помощи.

Вот эта альтруистическая установка – очень эффективный способ справиться со стрессом. Когда ты кому-то помогаешь – ты действуешь. Это, пожалуй, третий способ. Нужно постоянно чем-то заниматься. Когда человек видит результаты своей деятельности, тогда, он понимает, что жизнь продолжается.

KYKY: А как же поступки вроде накладывания флага пострадавшей страны на фото своего аватара в социальной сети? Кому помогают подобные вещи, стоит ли их вообще делать?

Л.П.: Сострадание – это человеческое качество и одновременно хорошее средство выхода из кризисной ситуации. Не уверен, что подобные жесты помогут пострадавшим французам, зато они облегчат жизнь тому, кто это сделал. Солидарность как раз и дает человеку пилюлю от стресса. Человек видит, что произошло что-то страшное, и его стремление помочь, разделить и сочувствовать чужому горю – верный шаг к преодолению собственных негативных чувств и реакций. Флаг на фото – свидетельство, что я за тех, кто пострадал. Ведь в мире есть люди, которые приветствуют теракты. Например, после взрыва башен-близнецов по сети разошелся видеоролик, где на крыше дома в арабском городе женщины плясали от радости. Это тоже поддержка, но уже с другой стороны.

KYKY: Как теракты меняют психику людей, они становятся пассивно-боязливыми или наоборот, агрессивными?

Л.П.: Все зависит от человека, его воспитания и множества других факторов. Самое плохое, что может случиться после теракта – проявление у человека неадекватного поведения. Есть метафорическая формула: если мир превратился в сумасшедший дом, лучший способ адаптироваться в нем – стать сумасшедшим. Негативная реакция может проявиться не сразу: через месяц-три, а то и шесть месяцев у человека могут резко ухудшиться взаимоотношения с людьми, возникнуть симптомы неблагополучия. Но есть такая категория людей, которые воспринимают кризисные события как испытание, как возможность проверки себя на умения справиться, преодолеть, выжить, наконец. В современной кризисной психологии появилось такое понятие как «посттравматический рост», когда после травмы происходит не распад, а рост и развитие личности. Хотя об этом уже давно писал товарищ Лев Толстой. Надеюсь, «Войну и мир» все читали? Так вот, то, что произошло с Пьером Безуховым - и есть наглядный пример посттравматического роста. Будучи слабым, неуверенным в себе человеком, Пьер Безухов, после того, как он пережил ситуацию расстрела, а затем плена, голода, холода – превратился в сильного, мужественного, решительного человека, уверенного в себе создал наконец реальную, а не иллюзорную семью.

KYKY: А стокгольмский синдром как возникает? Он вообще возможен в 21 веке?

Л.П.: Приведу пример. Один из терактов, случившихся в Москве – захват концертного зала. Тогда террористы взяли в плен большое количество людей. Люди под прицелом автоматов, без еды и питья, без возможности общаться (запрет говорить), в антисанитарных условиях (общий для всех туалет в оркестровой яме).

Смотрит такой человек по сторонам и вдруг понимает: его жизнь зависит от террориста, он единственный, кто может помочь ему выйти из этой ситуации, дать свободу.

Когда у заложников возникает эта мысль, они пытаются найти в своих палачах хоть что-то позитивное – это и есть первый шаг к стокгольмскому синдрому. Потом могут появиться мысли как-то оправдывающие поведение террориста. Именно так и возникает парадоксальное отношению к тому, кто над тобой издевается. Все мы помним, что стокгольмский синдром описан психологами по ситуации 1973 года, которая произошла в Стокгольме при захвате заложников. Под воздействием сильного шока заложники начали сочувствовать своим захватчикам, оправдывать их действия, и, в конечном счёте, отождествлять себя с ними, а впоследствии возникла и дружба между террористом и заложником.

KYKY: Франция закрыла границу, таким образом показав свою уязвимость. Нужно ли было загонять себя в угол?

Л.П.: Одна из самых главных задач террористов – показать людям, что государство не может их защитить. Неспроста же они выбирают концертные залы, школы, больницы как объекты террористических актов. Они делают это сознательно, чтобы продемонстрировать нам: они могут все, а государство – нет. Так вот, если власти не успели оградить горожан до трагедии, они делают все возможное после случившегося. Понятно, что это неблагоприятно сказывается на общем самочувствии людей, но, когда теракт случился, а после ты видишь на улице города войска, скорее успокаиваешься, нежели беспокоишься. Ты понимаешь, что есть силы, которые могут тебя защитить. Это нормальная реакция со стороны государства. Нельзя сказать, что сейчас террористы чувствуют некую победу. У них просто совсем другой взгляд на природу человека. Мы не можем мерять их своими мерками.

Если в цивилизованных странах человеческая жизнь является ценностью, члены исламского государства (ИГИЛ) и не только – наоборот – не придают ей никакой значимости, как и своей собственной.

В социальное психологии есть такое понятие «свои и чужие». Так вот террористы делят мир на своих, кто их поддерживает, и на других. С другими можно поступать как с барашком на праздник. В свое время Андрей Битов написал трудную книгу «Уроки Армении», в которой попытался понять, что чувствуют люди, убивающие женщин, детей, стариков самым извращенным способом. Так вот, чтобы совершить подобное зверство, нужно сначала решить, кто стоит перед тобой. Как только ты переведешь кого-то в разряд «нечеловека», с ним становится легче выступать в роли палача.

KYKY: Из-за такой психологии многие славяне сторонятся абсолютно всех мусульман. Да, в ИГИЛ входит около 200 тысяч человек, но это лишь часть тех, кто носит традиционные мусульманские наряды. Что вы посоветуете, как относиться к людям этой веры?

Л.П.: Это банальная человеческая реакция. Раз среди мусульман выделяется группа террористов, самый эффективный способ обезопасить себя – вообще не иметь дел с представителями этой веры. Нам повезло, в Беларуси и России живет маленькое количество мусульман. Вот в Европе много: в некоторых городах доходит до 10% жителей. Поэтому сейчас там идет антимусульманская истерия. Это просто реакция обывателя на опасность. Вообще, когда находится общий враг, людям объединяются и чувствуют себя спокойней.

KYKY: Буквально вчера власти США говорили своим гражданам, что сейчас террористы по всему миру активизировались и призывали всех оставаться в стране. Многие белорусы, в основном из провинциальных городов, смотрят новости и не хотят лететь в тот же Египет, отказываются даже от бесплатных перелетов. Это правильно? Или волка бояться в лес не ходить?

Л.П.: Это выбор каждого отдельного человека. Если тебе нравится находиться в опасной ситуации – лети. Вполне нормально, когда человек пытается себя обезопасить.

KYKY: Вы считаете, в Египте сейчас опасно?

Л.П.: Мы не можем об этом сейчас говорить, не зная полную информацию. В государстве есть специальные структуры, которые отслеживают ситуацию в таких странах и доводят соответствующую информацию до жителей страны.

KYKY: Да, но ведь это единичные происшествия. В тех же ДТП или других «глупых» несчастных случаях погибает больше людей…

Л.П.: Да, в ДТП погибает значительно больше, но мы живем не по законам статистики. Мы живем по картинке, которую нам показывают по TV. Где вы видели, чтобы по телевизору масштабно рассказывали и показывали даже самую страшную автокатастрофу? Терроризм живет по законам СМИ. Вспомним историю. В России в конце XIX века боевые организации массово убивали царских чиновников. Но реакция граждан на происходящее была минимальной. Почему?

Об этом рассказывали только в газетах. Там, где кровь не видна. От картинки идет наше восприятие, наша реакция, строится наша модель поведения.

KYKY: Ну, и последний вопрос. Взрыв российского самолета в Египте совпал с празднованием Хэллоуина. Тогда Патриарх всея Руси Кирилл сказал: «Помолимся о том, чтобы Господь не покарал этих людей», речь идет о тех, кто в день траура пошел в клубы. Получается, люди, которых не коснулась эта трагедия, не должны были улыбаться в тот день?

Л.П.: Человек не должен говорить другому: «Горюй, я сказал». Горевание – все же интимный процесс преодоления потери. Нельзя сказать, что не принявший траур – плохой, а другой, принявший, – хороший. Каждый переживает по-своему. Ели вы не чувствуете скорби, огорчения, никто не может запретить вам веселиться. Конечно, можно увидеть, что у человека не сформированы какие-то базовые человеческие чувства сострадания, но карой, наказанием их не воспитаешь.

Cтрит-арт: Banksy