Fashion-индустрия сжигает одежду на миллионы долларов. А что беларуские бренды делают с вещами, которые никому не нужны?

Деньги • Елизавета Мороз

Вы когда-нибудь бывали на чёрной пятнице, когда бутики и бюджетный масс-маркет выставляют на скидки всё, что не продалось за год? Если эти вещи никто не покупает, они превращаются в неликвид, и дальше их судьба предрешена: в лучшем случае – секонд-хенд, в худшем — печь. Ну а когда вещи сжигаются, наш с вами защитный озоновый слой, мягко скажем, страдает. Лиза Мороз обзвонила беларуские бренды, чтобы узнать, куда они отправляют свой модный мусор.

Одежду по миру производят около 60 миллионов человек, а пластик, который уходит на её упаковку и пакеты, стоит мировой экономике около 120 миллиардов долларов. При этом каждый год модная индустрия рождает около 90 миллионов тонн мусора. И что с ним делают производители? Например, Burberry за пять лет сжег своей продукции больше, чем на 2 миллиона килограмм. И это люксовый бренд! Они жгут собственную одежду не как масс-маркет – ради скорости утилизации – а чтобы она просто никому не досталась. Иначе на улицах Лондона, Нью-Йорка или Парижа вы сможете увидеть бомжа тотал-луке Burberry. Надо ли говорить, что от сжигания одежды в атмосферу попадает нереальное количество парникового газа (1,5 миллиарда тонн)?

Спустимся с премиум-небес на землю масс-маркета. У бракованной и непроданной одежды есть несколько вариантов уйти в небытие. Если вещь в хорошем состоянии, она попадает в секонд-хенд, аутлет, дисконтный центр или отдается нуждающимся. Если с качеством явные вопросы – одежда становится ветошью, которую используют для уборки, например. Сильно искалеченные вещи тоже могут уходить на переработку — после нее они превращаются в набивку для спортивных матрасов, например. А если ни повторное использование, ни переработка невозможны, то одежду сжигают. KYKY задался вопросом, как с fashion-мусором ведут себя беларуские компании.

Serge

Представители компании «Serge» рассказали, что если у вещи обнаружен брак, ее отправляют обратно на производство, где решают, что с ней делать дальше. Если это незначительный дефект типа разошедшегося шва одежду восстанавливают, уценяют и возвращают в магазин. Если оказывается, что ничего исправить нельзя, то вещь идет на утилизацию организациям, которые занимаются переработкой. «Мы стараемся переделать вещь и максимально ее уценить, чтобы потом продать. Поэтому нереализованной одежды практически нет, а если что-то остается – отдаем на благотворительность. Таким же образом поступаем с ненужным полотном — отдаем его в детские дома. Потом нам присылают тканевые куклы, которые делают дети из наших материалов», — поясняют в компании.

Conte

Первые несколько раз разные сотрудники предприятия «Conte» быстро чеканили заученную фразу: «Производственный брак мы перешиваем». На вопрос, что они делают с нереализованными товарами, просто не отвечали, перенаправляя по другим телефонам. В итоге сотрудник отдела продаж Илья рассказал, что вещи с дефектом действительно перешивают, после чего категоризируются как второй или третий сорт. Одежду третьего сорта реализуют во внутренних магазинах компании, в которых сотрудники могут купить их с большими скидками. «Так как Conte — частная компания, мы должны считать деньги. Поэтому процент брака и нереализованной продукции минимальный. К тому же у нас товар без срока годности, поэтому он может долго висеть в магазинах для сотрудников», — добавил Илья.

Свiтанак

Схема «Свiтанка» похожа на алгоритм «Conte». Они тоже ремонтируют, уценяют товар и разделяют по категориям. Вещи второго сорта продают со скидкой 5%, третьего — 25%. Как сказали на предприятии, списаний у них нет, а если остается продукция, ее свозят в стоковые магазины, где реализуют окончательно. Но зная, что продать все подчистую не могут даже мировые бренды масс-маркета, надежды на такой товарооборот «Свiтанка» нет. «Мы точно ничего не сжигаем и не закапываем. Всё, что остается, свозим на склад. Там, например, лежат модели ещё 2010-х годов».

Elema

Процесс, который описали в «Свiтанке», — самая распространенная практика у беларуских производителей. Правда, кроме них никто не рассказывает про залежи продукции ушедших десятилетия назад сезонов. Elema, например, утверждает, что они распродают все пальто в дисконт-центре на Беломорской, 4.

Wildberries

Чтобы узнать, что происходит с ненужными по тем или иным причинам вещами, сначала нужно пообщаться с ботом Wildberries. И еще раз убедиться, что искусственный интеллект действительно искусственный. Но если докучать ему нестандартными вопросами, в скором времени на вас выйдут живые операторы. Например, специалист Вера рассказала, что «возвращенные товары поступают обратно на склад, бракованные — убираются с продажи». Но куда, не уточнила. Тогда в диалог вступила специалист Анна и сказала, что такой «товар снимается с продажи и возвращается поставщику». Тут претензий к «Wildberries» как к интернет-магазину, по сути, не может быть, ведь это не их забота – заниматься утилизацией неликвида.

Lamoda

Представители Lamoda сказали, что товар, который был поврежден, подвергается утилизации. Но это очень маленький процент одежды. Основная масса товаров продается до последней единицы.

Eliz

Так же, как и Serge, Eliz отдают нереализованный товар на благотворительность в детские дома и дома престарелых. А из мелких отходов, например, оставшихся лоскутов и обрезков делают ветошь, которую продают организациям. На вопрос, что это за организации, они ответили: «Извините, но это коммерческая тайна».

Mark Formelle

«Бракованная одежда списывается. Затем она режется и превращается в ветошь»,— рассказывает сотрудница головного офиса Mark Formelle. Ветошь закупают организации, но, опять же, узнать, какие, не удалось. 

Куда исчезает одежда

Взломать семь печатей, чтобы выведать тайну этих организаций, не так сложно. Можно загуглить «покупка ветоши». И через пару кликов оказаться на сайте завода «Белит», который, как и некоторые бренды одежды, производит ветошь. Сотрудники пресс-службы объясняют, что завод закупает нереализованную продукцию в европейских секонд-хендах, где она уже предварительно продезинфицирована. Далее ее привозят в Поставы, где сортируют, режут на куски по 20-60 сантиметров и упаковывают в брикеты по 10 килограмм, а их – в тюки по 300 килограмм каждый. Гигантские тканевые «кирпичи» продают в Беларуси и России. 

В зависимости от качества ветоши, у нее есть два варианта использования. Если это в основном синтетика, то ее покупают государственные предприятия, например, «МАЗ», «Белшина», «Нафтан», «Белорусские железные дороги» в качестве тряпок. В России такой же продукт покупают частники – например, СТО и крупные компании. Ветошь более высокого качества приобретают производители ватина (и используют как утеплитель), наполнителей для матрасов и всего подобного. 

После разрезания отсортированной одежды остаются заклепки, молнии и пуговицы, которые, конечно, не идут в тюки с ветошью. «Этим занимаются утилизирующие предприятия, которым мы отдаем твердые отходы, — поясняет сотрудница пресс-службы. – Но что именно они с ними делают, я не могу сказать». 

А что насчет сжигания? – «Мы не практикуем сжигание, хотя думали поставить печь. Это полностью экологичный процесс, — заверяет девушка. – Во время него не производится вредных выбросов в атмосферу, а выделившаяся энергия идет на отопление или освещение площадей завода». 

Помимо компании «Белит» на территории Беларуси действует еще три предприятия, которые заготавливают вторсырье: «ЭкоКомплекс» в Солигорске, «Минсккоопвторресурсы» в Минске и Брестский мусороперерабатывающий завод. По идее, они должны осуществлять закупку текстиля у юридических лиц, следовательно, сотрудничать с кем-то из беларуских брендов одежды. Но на их сайте нет никакой информации о стоимости одного килограмма ветоши, чтобы предприниматель смог понять, какой доход он может получить от сдачи текстильных остатков. 

Остается вопрос: что происходит с ветошью, которая не становится набивкой, утеплителем или новой тканью, а используется для уборки станков и протирания шпал? «Такая ветошь становится промасленной или загрязненной. Чаще всего ее отправляют на захоронение на полигон (по разрешению, которое получают в Минприроды), часть — сжигается на самих предприятиях», — пояснила Наталья Блыщик, сотрудница Центра экологических решений программы по химическим веществам и отходам.

Получается, дни синтетической рубашки в любом случае будут сочтены либо на полигоне, либо в печи. Второй вариант бойкотирует большинство экологов, так как горение полиэстера – практически то же самое, что и горение нефти (нефть – составляющая полиэстеровых вещей) – то есть мощнейший выброс углекислого газа в атмосферу. 

Но и «натуральные» ткани типа хлопка, льна, шелка тоже в конечном итоге наносят вред окружающей среде, потому что их делают из целлюлозы, вискозы, лиоцелла и модала. Похороны таких материалов на полигоне приводят к выбросу метана, который выделяется при разложении ткани и разрушает озоновый слой. Такие дела.

Почему эко-friendly бренды не могут спасти мир

В мировой практике проблему с текстильными отходами пытаются решать крупные бренды. H&M, который недавно пришел в Минск, несет в массы идею осознанного потребления. Два раза в год они выпускают коллекцию «conscious» из переработанных материалов и мотивируют покупателей сдавать старую одежду в обмен на скидки. Бренд сотрудничает с немецкой компанией I:Collect, которая забирает одежду, сортирует ее и решает, что делать дальше: продать в секонд-хенде или переработать и сделать новую одежду или сырье. Кажется, это идеальная модель, при которой все остаются в плюсе. Покупатель получает купон на новые покупки и чистит не только шкаф, но и карму. Бренд получает кучу плюсов в свой пиар-образ и лояльность потребителя. Более того он может зарабатывать, продавая одежду в секонд-хенды или предприятиям, которые производят ветошь. 

Но все же в этой истории есть неприятная правда. Журналистка из The Guardian Люси Сигл посчитала, что H&M понадобится около 12 лет, чтобы произвести новую одежду из одной тысячи тонн старой, так как перерабатывающие технологии все еще не идеальны. А гигант масс-маркета не может позволить себе медлить в условиях быстрой моды. Время — деньги. Представители бренда не отрицают подсчеты журналистки, поясняя: «К сожалению, на данный момент невозможно создать замкнутый цикл производства и перерабатывать все виды текстиля. Смешанные ткани невозможно разделить, а переработанный хлопок сильно теряет в качестве». 

То есть даже такой, казалось бы, экологичный подход не решает проблему перепроизводства. Ведь покупателя провоцируют потреблять снова и снова. Когда в руках оказывается скидка 15%, повышается спрос, а значит растет необходимость в еще большем количестве товаров. Итог – люди потребляют еще больше, но находятся в иллюзии, что их старые вещи кто-то переработал и дал им новую жизнь. В этом смысле один из самых адекватных способов жить — повторное использование, в чем помогают секонд-хенды и свопы. Ну и осознанное потребление без трат на ненужные вещи – когда после сложной недели хочется побаловать себя новым платьем, или купить десятую пару кроссовок из новой коллекции Adidas. В общем, пока дела обстоят так: хотите жить экологично – начните с себя.

Заметили ошибку в тексте – выделите её и нажмите Ctrl+Enter

Что такое беларуский VIP. Сравниваем открытие H&M в Минске для селебрити и «простых смертных»

Деньги • редакция KYKY

На этой неделе в ТЦ Galleria нескромно целых два раза открывали один магазин – долгожданный беларусами бренд бюджетного масс-маркета H&M. В первый раз – 26 сентября –  бренд устроил «VIP-открытие» в закрытом формате. И только через день после этого – 28 сентября – в масс-маркет пустили всех остальных. Соцсети взорвались от того, что организаторы вечеринки назвали беларуским VIP. KYKY отбросил эмоции и провел сравнительный анализ: чем же отличается VIP от не-VIP.