Соболи, Савичи, Борки... Всякий раз цепенеет душа, когда ступаешь в мертвую тишину обезлюдевших после чернобыль­ской катастрофы беларуских селений — ни людского го­лоса, ни стука топора, ни коровьего мыка. Сколько же вас таких, пустых и серых сел – и скольким суждено умереть в этом уголке Полесья, где все дышало добром и покоем. Острогляды, Красное… Эти хоть и пустые, но еще стоят на земле — от других же следа не осталось. Как щемящее напоминание о деревушке Чернев — дивный сад на свежем пустыре у дороги. Дере­вушку же, засыпанную по самые крыши радиацией весной 86-го, сразу после эвакуации жителей, стол­кнули бульдозерами прямо со всеми ее хатами в овраг по соседству и завалили песком. Стоит сейчас сад, полный яб­лок, — живой памятник Черневу и еще двенадцати таким же беларуским селениям, захороненным в краю, ставшем ны­не — страшно сказать! — погостом для деревень.

Беларуская зона

Впереди — дорога на Комарин и все та же, закрученная по какому-то дьявольскому сценарию картина, называемая «бе­ларуской зоной». Третья часть территории республики с пришедшимися на нее двумя третями радиационного удара со стороны Чернобыля — свыше двух миллионов человек, постоянно живущих под гнетом радиации. Пятая часть паш­ни республики, непригодная для хозяйственной деятельно­сти на ней. Сотни «заминированных» радиоактивными изо­топами (цезием, стронцием, плутонием) городов, сел, посел­ков, деревень. Десятки тысяч людей, сорванных ветром беды с родных мест. Десятки тысяч, которым уготована участь переселенцев. Все это и есть беларуская зона.

За четыре года после чернобыльской катастрофы я исколесил «зону» вдоль и поперек. Среди множества «почему?», которые вызывает медицин­ская статистика, отчаянным криком вырывается: почему пол­тора миллиона нас, беларусов, украинцев, русских, остались в первые, самые страшные после аварии, дни без элементар­ной йодовой профилактики, в то время как в соседних стра­нах Европы, где был отмечен разброс чернобыльских изотопов, сумели ее провести в самом срочном порядке и с завидным эффектом? Спохватилась беларуская медицина с этой профилактикой уже тогда, когда йод-131 сделал в орга­низме человека свое черное дело.

В моих ушах до сих пор звучит разговор в клинике Института радиационной медицины в Минске, где проходят лечение школьники из знакомого мне по поездкам в зону Брагинского района Гомельщины. — Я все думаю о том, какая меня ждет впереди жизнь, — не по-детски печально рассказыва­ет мне о себе па­циентка с косичкой, вот уже третий ме­сяц прописанная в этой клинике.

— Я теперь завидую моей бабушке – она прожила на све­те много, целых шестьдесят пять лет.

Совсем недетские думы одолевают детей беларуской зоны. По какой такой — не пойму! — логике в памяти моей вид первомайских демонстраций 1986 года на Гомельщине перерастает вдруг в этот вот горький ход детей беларуской зоны по бесконечному больничному коридору за надеждой на жизнь. «Щитовидная железа детей несколько более чувствительна к радиационному воздействию, и не исключена возможность развития в течение 5-10 лет после аварии отдельных случаев гипотериоза среди детей и неко­торый рост частоты узловых форм зоба и опухолей щито­видной железы. Теоретический риск развития злокачествен­ных опухолей щитовидной железы со смертельным исходом на протяжении всей жизни для населения областей с наи­большим радиоактивным загрязнением составляет 1 на 50 ты­сяч человек, а для детей – 1 на 12 тысяч человек».

Спишем осторожность медицинской статистики в оценках ситуации на ее теоретический характер. Что же касается ее предположений, то они оказались более чем точными. Показания на анемию у детей, резкий скачок заболева­ний у них щитовидной железы в спектре от гиперплазии до опухолей, в том числе злокачественных, открыт счет заболе­ваниям лейкозом — в зоне все сейчас обстоит именно так.

Первое, что сообщил в разговоре со мной при встрече в селе Круговка Добрушского района Гомельской области секретарь колхозной парторганизации М. Литвинчук: — Еще шестнадцать детишек с плохой реакцией на кровь недавно отправили в Минск на лечение. Как они там, что с ними? Ходят теперь матери по селу как убитые.

После всего сказанного будто сам собой вырывается вопрос: почему до сих пор, спустя четыре года со дня чернобыль­ской аварии, тысячи, десятки тысяч жителей все еще продол­жают находиться в районах с такой радиацией, на фоне ко­торой даже минздравовская концепция безопасного про­живания с порогом в 35 бэр за 70 лет жизни звучит скорее как детский лепет, чем серьезное научное обоснование? 

Что о нас подумают сверху?

Посудите сами: в могилевской деревне Чудяны, с ее 140 кюри на квадратный километр, жителям, чтобы получить эти самые 35 бэр, вовсе не надо дожидаться своего 70-летия — они спокойно соберут их в самое ближайшее время. Ведь дозовая нагрузка на организм человека за 70 лет жизни прогно­зируется здесь под 107 бэр. А таких, как Чудяны, сел и дере­вень на Могилевщине и Гомельщине множество, если быть точным — 87. В этот список, конечно, не входят — их ведь сотни! — селения, где плотность загрязнения меньше, чем, скажем, в Чудянах, но и здесь люди постоянно испытывают на себе радиационную нагрузку, и здесь жизнь связана с риском для здоровья.

Слово «почему?» слышишь сегодня в беларуской зоне на каждом шагу. С этим «почему?» жители пострадавших рай­онов (кстати будет сказать: из 21 района Гомельщины не пострадал лишь один) буквально за грудки берут появляющи­еся тут — теперь, правда, реже — разные ведомственные комиссии. С этим «почему?» бушуют в зоне забастовки — как, к примеру, в Наровле весной 1989-го. С этим «почему?» на устах совсем недавно прошла по улицам Минска манифес­тация трудящихся под названием «Чернобыльский шлях», в колоннах которой находились десятки и сотни людей из самой зоны.

За этим вопросом стоит не только возмущение людей тем бездушием и той медлительностью, с какими проводятся ведомствами меры по оздоровлению условий жизни в зоне, — за ним стоит счет народа той системе, которая подвела его под Чернобыль и потом оставила жить в засыпанных изотопа­ми зонах.

В первые же после аварии в Чернобыле дни к руковод­ству республики явился (это мог бы — при желании, конеч­но, — подтвердить сам Н. Слюньков, работавший тогда пер­вым секретарем ЦК КП) член-корреспондент Академии наук БССР, директор академического Института ядерной физики В. Нестеренко – и положил на стол перечень незамедлительных мер, которые следует осуществить в свя­зи с создавшейся обстановкой. Среди таких мер предлагалось отменить проведение первомайских демонстраций хотя бы на Гомельщине, зато провести йодо­вую профилактику населению, подержать детвору несколько дней в домах.

Пуще самого Чернобыля руководство республики, видимо, испугалось тогда огласки и паники. Как это, мол, так: взять да отменить первомайскую демонстрацию – а что, мол, про нас подумают там, наверху?

Члену-корреспонденту дали понять: не нужно лезть не в свое дело. — Я еще тогда предлагал отселить жителей деревень с плотностью загрязнения 10 кюри и выше — для этой цели мы даже изотопную карту Могилевской области по цезию со­ставили, — делится своими воспоминаниями о 1986 годе быв­ший (уже?) директор академического Института ядерной физики В. Нестеренко. — Но нам тогда просто не дали рта на этот счет открыть: вся информация об истинных послед­ствиях Чернобыля была строго засекречена.

Каких только заверений ни давали жителям беларуской зо­ны разъезжавшие повсюду ученые Института биофизики Минздрава СССР А. Гуськова и К. Гордеев. Ничего, мол, страшного нет, жить тут не опасно, никаких последствий боять­ся не следует. Профессор К. Гордеев даже пообещал в подтверждение своих слов приехать в зону на время отпуска специально, чтобы пособирать в лесах грибков.

Ладно бы профессор не знал — так нет, прекрасно знал: молоко здесь пить нельзя, мясо здесь есть нельзя, а грибы собирать нельзя и подавно: в них самая большая концентрация цезия.

Когда же тайное стало явным и всплыл весь обман, в дело обработки общественности в зоне включились новые силы. Вот как, например, выговаривал летом руководящему активу Могилевской области прибывший туда во главе группы эк­спертов заместитель председателя Бюро Совмина СССР по топливно-энергетическому комплексу В. Марьин: — Нас тревожит моральный климат в Могилевской области. В соседней, Гомельской, все спокойно, а здесь слишком много разговоров о радиации. Это только создает панику. Знакомая нам еще со времен Застоя команда «молчать!» — только в несколько новой обертке.

Совсем нетрудно догадаться, кто стоял за спиной, тов. Марь­ина, — да все те же Атомэнерго и Минздрав вкупе с другими ведомствами, прямо ответственными за создавшуюся в бела­руской зоне социальную напряженность. Как раз в это самое время другой чиновник из другого ведом­ства — можно подумать, какое совпадение! — точно такими же словами выговаривал руководству Гомельской области: вот, мол, в соседней, Могилевской, все спокойно, а у вас тут моральный климат неважный, слишком много разгово­ров о радиации. Спасая честь мундира, ведомства, думается, таким образом пытались толкнуть партийно-советский актив Могилевщины и Гомельщины на конфронтацию с народом.

К чести руководства этих областей скажем, что оно не прель­стилось идеей конфронтации, чем вызвало огонь на себя. В каких только грехах ни обвиняли его: и в нежелании ра­ботать с массами, и в неумении угомонить демагогов, и в потребительстве и иждивенчестве. 

Но верхом цинизма, с каким велся ведомственный нажим на общественное мнение в зоне, с полным правом может считаться заявление о ситуации в Беларуси, сделанное вице-президентом АН СССР академиком Л. Ильиным:

— В республике раздувается духовный Чернобыль.

Заявление было сделано с дальним прицелом. Концепция безопасного проживания (35 бэр за 70 лет жиз­ни), упорно навязываемая нам сегодня председателем национального комитета радиационной защиты (НКРЗ) академиком Л. Ильиным, со своим принципом пороговости, скорее отвеча­ет интересам ведомств, чем человеческим приоритетам. Сомнительная в своих научных обоснованиях, она может стать в руках ведомств орудием манипуляций при оценке экологической ситуации в таких зонах, как, скажем, белару­ская.

Никто даже не заметит 

Как можно ею манипулировать, нам показал сам же Мин­здрав СССР. Разрабатывая свою концепцию из общепринято­го в мире расчета 35 бэр за 70 лет жизни, то есть 0,5 бэра в год, он, попросту говоря, игнорировал оговорку, содержащуюся на этот счет в рекомендациях международных организа­ций, главным образом МАГАТЭ, которая гласит: если населе­ние подвергается воздействию такой дозой на протяжении долгого времени — нескольких лет, то дозу следует умень­шить до 0,1 бэр в год. Суммарная доза облучения в этом слу­чае должна составить 7 бэр за 70 лет. Ученые же АМН СССР во главе с академиком Л. Ильиным просто взяли первую часть расчетов — 0,5 бэра в год — и распространили ее на 70 лет, причем распространили на все категории людей: женщин, детей, инвалидов.

Первыми усомнились в гуманности концепции и дали ей бой беларуские ученые во главе с президентом Академии наук БССР В. Платоновым. В противовес ей они выдвинули свою концепцию, исходящую не из дозовых нагрузок на человека, а из плотности загрязнения местности радиоактивными изо­топами. Раз человек не может получить чистую продукцию и пользоваться результатами своего труда на земле, раз чело­век связан с различного рода ограничениями, раз человек постоянно испытывает аномальные эффекты, жизнь человека в этих местах теряет всякий смысл.

Даже если принимать во внимание концепцию безопасного проживания, человека безнравственно было бы держать в зоне, где нет условий для нормальной жизни.

Возразить, казалось бы, не возразишь, но не тут-то было. Академик Л. Ильин бросает на защиту своего детища — этой пороговой концепции — международные авторитеты. При­бывшие прошлым летом в беларускую зону эксперты Все­мирной организации здравоохранения (ВОЗ) — председатель международной комиссии по радиологической защите доктор Д. Бенинсон, директор службы радиационной защиты Мин­здрава Франции профессор П. Пеллерен, руководитель груп­пы радиологической защиты Секретариата ВОЗ доктор П. Вейт, ознакомившись с ситуацией на местах, не нашли, что возразить беларуским ученым — авторам альтернатив­ной концепции. Тем не менее, бывший министр здравоохране­ния СССР Е. Чазов пишет на имя Председателя Совета Министров СССР Н. Рыжкова следующее: «Зарубежные уче­ные твердо и однозначно поддержали идею и количественный норматив 35 бэр... Одновременно с этим ученые УССР и БССР выступили против норматива в 35 бэр, за его снижение, хотя каких-нибудь научных обоснований не было. У зарубежных экспертов сложилось весьма нелестное мнение о радиологической компетенции некоторых специалистов АН БССР».

Вот таким методом Минздрав решал научные споры, затраги­вающие судьбы сотен тысяч людей, — методом шельмования тех, кто не согласен с его концепцией. 
Если бы зарубежные гости только могли предположить, какой шквал критики обрушился на концепцию академика Л. Иль­ина во время встречи с общественностью Могилевской обла­сти! Но это еще не весь конфуз. Против ожиданий команды академика Л. Ильина, профессор П. Пеллерен, отвечая на вопрос жителей зоны, по­чему их до сих пор не отселяют из мест, где плотность заг­рязнения радиацией превышает допустимые нормы в десятки раз, ответил просто и честно:

— Но ведь ваше государство не имеет средств для массового переселения.

Проблема Чернобыля, как видите, проблема прежде всего социальная, а потом уже медицинская и психологическая. Более чем понятной становится теперь позиция союз­ных организаций и ведомств, занятая ими по отношению к на­сущным нуждам пострадавших районов. Стремясь предста­вить ситуацию в зоне совсем не так, какая она есть, ведом­ства всеми неправдами пытаются обвинить беларускую общественность в умышленном раздувании психоза с целью урвать под маркой радиации у государства как можно больше для своей республики. — Больно много хотят беларусы получить за ваш счет!

Больно много беларусы хотят получить за ваш счёт

Эта фраза особенно была в ходу прошлым летом, когда Беларусь разрабатывала свою Государственную программу лик­видации последствий аварии. Она в ходу и сейчас, когда рес­публика, впрягаясь в эту программу, надеется на помощь го­сударства. Эмиссары разных ведомств, наезжающие в постра­давшие районы Украины и России, совсем неспроста запус­тили в дело эту самую фразу. Таким образом они стремятся убедить людей — опять же под видом интересов государства! — умерить свои требования к ведомствам. А заодно еще и посеять среди русских и украинцев мнение, что беларусы якобы хотят решать свои проблемы за их счет.

Да что там Чернобыль — куда более разрушительная сила та­ится в реакторе командно-административной системы. Эта сила способна — в целях самосохранения — расшатать и раз­рушить даже межнациональные отношения. Мы делаем вид, что не понимаем причин сегодняшнего обострения межна­циональных отношений в стране, а они, эти причины, у нас прямо перед глазами. — Больно много хотят беларусы получить за ваш счет.

Если по правде сказать, то уж кого-кого — только не бела­русов можно было бы упрекнуть в том, что просят государ­ство помочь им хоть кое-как расхлебать свалившееся на го­ловы — не по их же вине! — это самое «горе».

За всеми этими разглагольствованиями ведомств о тревож­ном моральном климате в республике скрывается неразбе­риха и путаница, преступная медлительность в решении проблем, связанных с ликвидацией в беларуской зоне по­следствий аварии. Что же касается морального климата, то он сложится в зоне таким, каким его спрогнозировал — вот уже поистине: и карты в руки! — сам Госкомгидромет СССР. 
По чьим, как не по госкомгидрометовским радиационным картам осуществлялось в Беларуси первое отселение жи­телей из пораженных мест в чистые зоны?

Десятки новых поселков, тысячи домов было сооружено в Гомельской обла­сти в районах, где, как вскоре выяснилось, плотность за­грязнения радионуклидами и гамма-фон подчас не ниже, чем в тех районах, откуда отселяли жителей.

Попали переселенцы, как говорится, из огня да в полымя. Бывал я в таких поселках в Добрушском и Ветковском рай­онах — только вот переселенцев я там не увидел. В той же Круговке Добрушского района, откуда еще 16 детишек не­давно вывезли в Минск на лечение, построено 25 новых домов (а в соседнем селе Дубовый лог — 50).

— Да каких мы можем ждать к себе переселенцев, — горько посетовал уже упоминавшийся мной М. Литвинчук, — когда мы сами уже кандидаты на отселение?
Цезия в Круговке на почве под 40 кюри, гамма-фон там под 0,30 миллирентгена.
Пенное, Демьянки, Бартоломеевка, Круговка... Кто там по­следний в очередь на отселение?

Сотни миллионов рублей потрачено на возведение новых по­селков и новых домов по селам и деревням, где, как оказа­лось, жить нельзя.

Сотни миллионов рублей израсходовано на дезактивацию загрязненных сел и деревень в Гомельской и Могилевской областях, которая практически не дала никаких результатов. Сотни миллионов рублей потрачено на агрохимическое «лече­ние» загрязненных радионуклидами пашен и лугов, после ко­торого так и не стало возможным получать с них «чистую» продукцию. Миллиарды — на ветер.

Распорядись этими миллиардами, как говорится, с умом, можно было бы, например, давным-давно переселить жите­лей всех могилевских и гомельских деревень, оказавшихся в зоне радиоактивного загрязнения, в чистые районы респуб­лики и обеспечить им там условия для нормальной жизни.

А то вбухали средства в землю, но создать хотя бы сносные условия для жизни в зоне так и не смогли. Смотрит народ на эту бестолковую работу и только повторяет про себя одно и то же: судить их, что ли, некому?

А в самом деле, вот взять бы да спросить за все это с Госкомгидромета, с Госагропрома (вы скажете: поезд ушел – но ведь срок давности еще не ис­тек), с Минздрава, со всей межведомственной команды, чьими рекомендациями, заключениями, концепциями одухо­творялась эта, прикрываемая интересами государства, работа по ликвидации последствий аварии в беларуской зоне! Спро­сить хотя бы для того, чтобы знать на будущее, как нам вести себя в ситуациях, подобных Чернобылю, — ведь гарантий, что это не повторится, у нас нет.

В этой беларуской драме одно только, пожалуй, дает нам хоть какое-то основание для оптимизма — выступление директора Всесоюзного гематологического научного центра (ВГНЦ) академика А. Воробьева во время слушаний в Верхов­ном Совете СССР. Воробьев, всем сердцем прочувствовавший медицинскую ситуацию в бе­ларуской зоне, призвал всю медицину покаяться перед жителями пострадавших районов за все — за неправду, за обман, легкомысленные выступле­ния некоторых руководящих научных работников, заверявших население в полном благополучии всей невыселенной зоны. 

Началось уже четвертое с 1986 года отселение жителей деревень, находящихся в зоне повышенного риска. Вступило в действие решение Совета Министров БССР о выплате де­нежного пособия по 15 рублей в месяц жителям тех населен­ных пунктов в зоне, где плотность загрязнения от 5 до 15 кю­ри на квадратный километр.

Здесь 1524 населенных пункта, в том числе 7 городов, и проживает в них 480 тысяч человек. 

Явно не по силам взвалила Беларусь на себя ношу. Даже те 17 миллиардов рублей (это почти два годовых бюджета рес­публики), которые она запросила под Государственную программу ликвидации последствий чернобыльской аварии, вряд ли помогут ей расхлебать свое горе до конца. Недавно Беларуская ССР, как полноправный член ООН, обра­тилась ко всем государствам мирового сообщества оказать ей посильную помощь в ликвидации последствий невиданной атомной катастрофы. И отсту­пать от начатого никак нельзя, ведь речь идет о спасении сотен тысяч людей, живущих в опасной для жизни зоне.