Возможно, это высоко оценил бы Антон Эйзенштейн, если способы донесения идей (будь то pro молодое независимое государство, будь то contra) отличались бы выразительностью, которую он прививал кинематографу. Для большинства же из нас идеологичность, ярко выраженный пафос произведения делает его безынтересным. Именно поэтому мое знакомство с «Белорусским свободным театром» затянулось на несколько лет.
Театр функционировал к тому времени два года, но как-то не попадался на глаза. И вот в 2007 году в Вильнюсе был продемонстрирован спектакль, который поставили студенты ЕГУ при поддержке «Свободного театра» и под руководством режиссера Владимира Щербаня. Спектакль назывался «InBetween: Спектакль в изгнании». Я не хотела бы обижать чьи-то чувства, но впечатление осталось, мягко говоря, неприятное. Те, кто имели отношение к ЕГУ, переехавшем в Вильнюс, прекрасно знают, что это – университет в изгнании. Фраза была так широко применима с легкой руки ректора, что соперничала по популярности с исконно белорусским выражением «так называемые». «Спектакль в изгнании» рассказывал, как страдают студенты, вынужденные вместо Барановичей учится в ЕС. Пафоса спектакля хватило на то, чтобы стало обидно за преподавателей, старающихся вовсю для облегчения жизни изгнанников. Невзирая на это, как говорил нам «InBetween», студенты чувствовали себя загнанными и забитыми. Конечно, их же ни во что не ставят пенсионерки под родным подъездом в Солигорске!
Не стану вдаваться в подробности насчет того, какой ценностью является мобильность, в том числе академическая. И про то, какие возможности открывались с продолжением образования. Про шопинг и другие черты повседневности, конечно, я тоже говорить не стану. Но более конъюнктурного зрелища я не видела больше никогда. Рецепт в названии: современная пограничная проблематика плюс изгнание – все рыдают, опускается занавес.
За время просмотра скептическое отношение к «Свободному театру» проело меня до основания. Страшно признаться, но оно даже бросило тень на Джуда Лоу и Кевина Спейси. Поэтому через четыре года, когда появилась возможность посмотреть их собственную постановку, направлялась я туда исключительно из любопытства, собираясь отсидеть или перетерпеть ради науки. Конспиративный способ доставки зрителей, скайп-конференция с режиссером – все это дополняло имидж андеграундного театра, и образ этот отнюдь не был аполитичным.
Мы смотрели спектакль «Письмо для Кэти Акер: Минск 2011». Казалось бы, отличная почва для самых «змагарских» настроений и самых жалостливых грантопотребительских сюжетов. А в действительности – про минскую реальность. Политическая составляющая истории не превосходит то, насколько политика касается повседневности каждого минчанина. Абсолютно живые, абсолютно узнаваемые персонажи, реальные истории. А мы прекрасно понимаем, что достаточно просто сухо описать окружающую действительность, чтобы сделать классическую абсурдистскую постановку. Но эта постановка не такая – слишком прочувствованная. Восторг узнавания своей реальности в произведении – вот единственное ощущение, с которым мы выходили, как пыльным мешком ударенные.
Через неделю играли вторую часть диптиха – «New York'79» по роману Кэти Акер. Первое впечатление было совсем другим. Гораздо более жесткая и гораздо более панковская картина (но, боюсь, что только потому, что к минской действительности все давно привыкли). Некоторые моменты вызывают ужас и панику из-за отчаяния, которое поддерживается и содержанием сцен, и монологов. После спектакля самое сильное ощущение – подавленность. Как выразился актер театра Денис Тарасенко, хорошо, что это было в прошлом веке.
Такая разница в эмоциональных состояниях после просмотра двух частей спектакля заставила сильно задуматься: что же их все-таки объединяет? Поначалу они казались небом и землей. Но постепенно это сложилось в единство, выкристаллизовалось само из обрывков каких-то впечатлений. Обе постановки – иллюстрация постмодерна в самом бодрийяровском свете. Центральной темой обеих является секс, но он выступает в виде транссексуальности: он оторван от своего означаемого, нивелирован этим, но при этом на него навешиваются все новые и новые смыслы. Если в «New York'79» они декодируются в социально-критическом, феминистском духе, то в «Минске-2011» подмена сексуальности имеет геополитическое содержание. Героиня Кэти Акер решает, как распорядится своим телом. В «Минске-2011» эту проблему приходится решать стране. Не знаю, насколько это было мотивировано, но в этой последовательности пьес отлично проиллюстрирована логика культурного развития конца 20 века и начала 21-го.
Однако самым поразительным оказалось качество исполнения. Впервые за долгие годы, придя в театр, я не испытывала необходимости что-либо оправдывать. Возможно, дело в работе режиссера, но слишком часто спектакли рассыпаются на отдельные реплики, нет целостного, непрерывного действия. В «Свободном театре» артисты делают общий единый нарратив и абсолютно четко управляют динамикой происходящего – ритмом, темпом и эмоциональным градусом монолога, который чаще всего лежит в основе постановки.
Ожидая от «Свободного театра» только требования политических свобод, зритель неожиданно получает просто свободу в выборе средств выразительности. Идеология андеграунда и оппозиции минкультовскому мейнстриму не делает произведение плоским и пресным, и именно это – самое удивительное в спектаклях этого театра. Опыт просмотра диптиха Владимира Щербаня позволяет понять, что, во-первых, стереотипы делают впечатления от жизни гораздо более скудными, а во-вторых, отношения таланта и идеологии развиваются в том же ключе, как у шила и мешка.