Юра работает в хоум-студии на Жилуновича, 12, а ближайшие свободные даты для записи к нему в апреле.
Про то, как все начиналось
В Беларуси, наверное, мало кто начал заниматься татуировкой раньше меня. Я стал бить тату в 90-е годы. Тогда татуировка была запретным плодом, скорее маркером принадлежности к армии, зоне или флоту. Сам я начал баловаться в армии этим, потом бил какие-то мелкие вещи друзьям. Это были поздние 80-е.
Татуировка всегда вызывала интерес — не у всех, но тем не менее. А потом вдруг оказалось, что это искусство. Из этого вытекало, что ее можно делать всем желающим. С запада пришло понимание того, что это культура — тут все и понеслось.
Конечно, поначалу существовали только хоум-студии, потом появился первый легальный салон «У Лисицы». Его основательница Света одной из первых поняла, что делать и носить татуировки — это нормально. Там я покупал расходные материалы, оборудование: у них первых стало появляться не самодельное.
Раньше было так: «Здравствуйте, я хочу татуировку. Покажите, что у вас есть?». Татуировщик дает каталог, человек его листает, ему что-то нравится, он продолжает листать еще какое-то время, но останавливается зачастую на том, что понравилось первым.
У меня было штук 50 каталогов, больше чем в «У Лисицы». Примеры татуировок брал из журналов, какие-то из Интернета, который только стал проникать. Тогда люди мало что понимали и знали и не было доступных источников, которые могли бы исправить это. Трайбл был поголовно. Я помню, как вышла книга «Искусство татуировки» — первое русскоязычное издание на постсоветском пространстве. Там были всякие примеры трайбла, кельтской вязи — жуткие вещи, но это уже было круто, люди хотели себе, как там.
Про собственный стиль
Для татуировщика очень важен художественный бэкграунд. Я чувствую, что мне сильно не хватает этого, не достает грамотности. Есть большой опыт, благодаря которому есть понимание базовых вещей, вроде света и тени. Но существует еще анатомия, пропорции.
Я понимаю, что есть вещи, которые я не покорю, потому и не лезу туда. Есть ребята, которые могут этим заниматься — пусть они и делают.
Например, реализм. Мне кажется, что в Беларуси нет мастеров, которые отлично с ним справляются, как Самохин или Дэн Яковлев.
Про близкие стили в татуировке
Больше всего мне по душе традиционная японская татуировка. Потому что это возвращение к истокам, вечная татуировка. Она яркая, горит в теле засчет контуров, прокрасок, сильного акцента на цветовую гамму.
Например, реализм у многих мастеров получается сыроватым, а время и солнце разрушает картину. Мне ближе ньюскул, чем олдскул. Одскул больше про примитивные плоские рисунки: якорек, сердечки, ленточки, ньюскул более мощный художественно. Бытует даже такой анекдот: «Не можешь делать ровные контуры — коли и говори, что это олдскул».
Думаю, что потребителями олдскула должны быть люди, которые понимают, что это истоки, знают, кто такой Сейлор Джери и как все начиналось. Мне кажется, что сейчас идет какой-то синтез: многие одскульные мотивы перерастают в ньюскульные сюжеты.
Лучший мастер в ньюскуле, на мой взгляд, Дэвид Тевенал.
Про клиентов, табу и тело
Я не рисую эскизы. Мне проще взять уже готовые вещи и перекрутить их: добавить что-то свое, а что-то убрать.
Сейчас люди стали более грамотными, более осознанно подходят к татуировке. Но тем не менее некоторые задают вопрос «а что моя татуировка может значить?». То есть должен быть заготовленный ответ, если кто-нибудь спросит, почему набито именно это. В обществе ведь так: если татуировка есть, у нее должно быть глубокое символическое значение.
Очень часто люди идут на поводу мнения или идей, но сами далеки от этого — такое, например, бывает с татуировками сатанинского толка. Я не очень такое приветствую. Или же приносят фотографии татуировок, которые уже есть на телах и говорят, что хотят точно так. Но я клонированием не занимаюсь. При этом на фотографиях часто шедевры культовых ребят: ну как я сделаю такую же работу, как делал Самохин или Дэн Яковлев? Тем более мы общаемся. Единственный вариант, который возможен, — взять за основу концепцию и перекрутить все по-своему. Если человека удается переубедить, то я берусь за работу.
Есть клиенты, которые звонят и говорят «у меня билеты на курорт на такую-то дату, поэтому мне срочно нужна татуировка». В основном, это девушки и их очень много. Она ведь приедет, там будут знакомые, у которых тату есть и нужно не облажаться.
Сюжеты разные, всякое бывает. Сентиментальные моменты в том числе: как-то парень делал портрет своей умершей кошки. Многие хотят, как у Бэкхема или еще кого-то, и такие люди тоже будут всегда. Еще сейчас пошла волна надписей, это просто кошмар. Все из-за подражание рэпперам и хип-хоп артистам. Очень популярны латинские темы — стиль чикано. Там есть надписи на латыни. Многие, кто приходят их быть, даже не знают перевода. Или, например, стало модно бить мелкие тату около глаза: крестики, якоря.
Раньше люди делали менее масштабные наколки, сейчас стали забиваться полностью. Мне кажется, что появилось понимание красоты, тела как холста. Ведь есть даже те, которые собирают полотна человеческих тел. Человек составляет завещание и прописывает там, кому полотно достанется после его смерти. Тела вправду как холсты и это тема коллекционеров, запрещенная законом во многих странах.
Еще говорят, что стоит только поставить точку на теле и все стремительно понесется. Многие приходят и говорят «хочу набить что-то, потому что уже соскучился по этому ощущению». Некоторые врачи уже классифицируют это как отклонение, есть даже официальный медицинский термин «синяя болезнь».
Работы Юрия Брестского
Про белорусскую и западную тату-культуру
Салон это не всегда тату-конвейер — есть очень хорошие места, в которых работают крутые мастера. Но это не белорусский вариант. У нас все поставлено на поток: хозяину салону нужны деньги на аренду и налоги, но не важно творческое развитие мастеров.
На Западе прочнее коммуникация между татуировщиками. У нас все обособлено, люди сидят по своим студиям и бьют. Многие занимаются антирекламой других, хотя сами находятся на примитивном уровне. Я работаю на западных конвенциях — там очень высокий уровень их проведения. У нас скорее тусовка с громким названием «фестиваль татуировки».
Еще с опытом работы на Западе у меня сложилось впечатление, что там люди больше загоняются по символизму татуировки.
На Западе татуировка гораздо дороже: у нас некоторые думают, что качественная большая наколка может стоить 100 долларов.
Тату-сцена в Беларуси стремительно развивается, появляются талантливые ребята. Однако я пока не могу отметить кого-то с собственным стилем.
Мне кажется, что у нас нет мастеров, все скорее пока просто хорошие татуировщики.
Наконец у нас татуировка становится культурой. Это уже не мода конкретного сословия — уголовников, панков или еще кого-то. Процессу способствует само общество, которое становится более открытым, массовая культура кричит о том, что татуировка — это нормально. Конечно, в Беларуси это пришлое явление, но школы на постсоветском пространстве начинают искать собственные направления.
Про тренды
В татуировке, как в искусстве, начинают появляться новые течения —это часто смесь того, что уже было в арте и внутренних вещей. Например, есть стиль, который сейчас у очень многих на устах — trash polka. Его родоначальники — Волька Мершски и Симони Пфафф, более известные как тату-дуэт Buena Vista Tatoo Club. В стиле переплетается реализм и графичные элементы — пятна, кляксы. Этот стиль уже где-то был, а они вытянули его на тела. Например, из старых газет берутся тексты, которые отражают идею картинки, а на их базе делаются надписи, принты. Наколоть текст с буквами по 3-4 миллиметра кажется немыслимым, а они это вытворяют.
Многие бренды вытекают из тату-культуры. Например, марка одежды Sullen, для которой рисуют татуировщики с мировыми именами.
Например, пошла волна традиционных способов нанесения татуировки — хэнд-мейд. Это опять же про возвращение к истокам. Например, Колин Дейл часто работает костью, в которую вмонтирована иголка. Это все очень классно. Хотя, в уголовной и армейской татуировке хэнд-мэйд был всегда — по-другому, было просто невозможно.
Про первую татуировку
Помню, как в 1979 я был в восьмом классе и спросил у отца, как делать татуировки. Он долгое время был моряком и знал всю кухню. Отец сказал, что берется иголка, на нее наматывается нитка, макается в тушь и колется. Так я сделал себе первую татуировку — это была буква «Л» на руке. Это в честь моей первой любви, Ларисы. Мне очень хотелось увековечить ее имя на себе.
Когда я только начинал, я тренировался на себе. Многие спрашивают, хотел бы я перебить. Но я думаю, что пусть лучше все останется как есть — это история.
Фотографии: Наталья Камлюк