Как всё начиналось. Рассказывают мастера
Андрей Винтиков: Первую наколку я себе сделал в 2001 году, на лопатке. Женщина, с сиськами, эротично. Делал Юра Брестский, очень известный в Беларуси мастер.
Александр Михеенко: А я в 1998. Черепа какие-то, демоны — юношеский максимализм. Тогда ты приходил в студию, там лежали журналы, ты выбирал сфотографированную татуировку, шёл на ксерокс за углом, там её увеличивал, и мастер тебе её сразу переводил. Потом можно было ещё десятерых встретить с той же тату: все делали у одного мастера. «Нормальная же наколка, из журнала!» Я делал ту татуировку во Вроцлаве, в Польше, и для меня это была магия: студия, мастер-скинхед весь в тату, на стенах плакаты с тату-конвенций, постоянно приходят какие-то странные чуваки. Сразу видно, что жизнь у мастера проходит в другом измерении, не так, как у простых людей. Космос!
KYKY: У кого вы учились работе?
Андрей Винтиков: Всё самостоятельно, методом проб и ошибок. Татуировка — сложный процесс, особенно когда некому подсказать и помочь, хотя на первый взгляд всё кажется простым.
Александр Михеенко: Раньше мастеров было мало, да и информацией они делились неохотно, так что именно учителей у нас не было. Сама технология была другой. Сейчас покупаешь иголки любого качества, любой заточки, любой конфигурации — а раньше иглы покупались россыпью, и их нужно было самому паять. И когда ты обращался к кому-то за советом, то человек не открывал так просто, как он за три года, припаивая себе пальцы, добился результата.
Андрей Винтиков: Нравится тебе работа мастера — записался к нему на сеанс, посмотрел, какой иголкой о работает, какой машинкой, какой краской, как он переносит кальку. По-другому никак.
Александр Михеенко: Это сейчас есть машины-термокопиры: отсканировал рисунок, увеличил или уменьшил, приклеил на специальный стенсил. Раньше — на мыло, на целлофан, на копирку, на дезодорант сухой, на гели для УЗИ, купленные в медтехнике… У каждого свои методы.
Лубриканты, помню, покупали в магазине. Представляешь, заходят в магазин два здоровых чела в татуировках и лубрикант просят!
Андрей Винтиков: Каждая тату-машина имеет свою функцию: есть для контура, есть для закраса. Тогда все машинки заказывались за границей, и у каждого было то, что он привёз.
Виталий Блашко: Спрашиваешь у чела: «А что у тебя за тачка, для закраса или для контура?» — «Ты чё, это универсал!» А ещё продавались такие китайские чемоданчики — тату-боксы. Нормальная тачка стоит $400–500, а тут целый набор: тачки, иголки, краски, и вся эта фигня стоит триста.
Александр Михеенко: И ты ведь не понимаешь всех аспектов, зато рама у этой китайской машины с драконом или скорпионом. Думаешь: вот это круто, скорпион сейчас будет жалить!
KYKY: А кому сами набили первую тату?
Андрей Винтиков: Я — в 2005 самому себе, на ноге. Я тогда ещё не знал, что надо вешать громмет, иголка у меня болталась. Это как играть на гитаре с ненатянутой струной. Удивляюсь, как я столько сделал.
Александр Михеенко: А я в 2006 товарищу сделал, самодельной машинкой с моторчиком от PlayStation. Без перчаток.
Виталий Блашко: Какие перчатки! Помню, смачивали вату тройным одеколоном и протирали.
Александр Михеенко: Никто ведь не знал тогда, как ухаживать за татуировками. Дезинфекция — одеколон, потом бинтами заматываешь, говоришь: «Начнёт гнить — это нормально, отгниёт, отвалится, приходи». Или, помню, мама на плите суп варит, а я в такой же кастрюле рядом струну кипячу. При кипячении самое главное было — не передержать иголку. Вода выкипит — иголка распаивается!
Что такое Good Sign Studio и как в Минске открыть салон тату
Андрей Винтиков: Студии скоро будет 2 года, открылись в марте 2013 в одном месте, в прошлом году переехали сюда.
Александр Михеенко: Сначала мы все ковырялись по домам. Ребята из Минска, а я из Баранович, я там промышлял. Ездили на конвенции, подсматривали мастеров, росли. Лет пять назад познакомились с Виталиком: общий товарищ пригласил поехать с ним на конвенцию во Львов. В то время людей, интересовавшихся татуировкой, в Минске было немного. Встретить их можно было там, где продавали расходники — там и знакомились.
Андрей Винтиков: Студии, конечно, существовали в Минске и до нас, и нам совсем не хотелось открывать свою. Но те студии, которые существуют — это сугубо бизнес-проекты, которые по уровню остались где-то в 90-х.
Александр Михеенко: Большинство минских студий организовались по такой схеме: есть бизнесмен, у него есть деньги, он знает, что татуировка — это модно и прибыльно, он даёт клич и собирает мастеров. В тату он не разбирается, ему просто нужно заинвестировать деньги. Он не понимает, хороший ты мастер или плохой. Ты можешь принести ему портфолио с чужими фотографиями — он не поймёт, что это делал не ты. К тому же бизнесмен заинтересован, чтобы расходов было как можно меньше — и расходные материалы закупаются как можно дешевле.
Виталий Блашко: И студии организовываются так до сих пор. Может быть, этим бизнесменам и нравится татуировка, они даже себе делают несколько. Но дальше реализма они не заходят, для них идеал татуировки — это фотографическая точность в портрете тигра или волка.
Андрей Винтиков: И чем меньше мастера при этом будут брать за работу, тем лучше.
Александр Михеенко: Все наши студии делают любые тату, поэтому, работая там, ты набиваешь всё: от иероглифа до портрета бабушки. Для начинающих мастеров это хорошая школа, но для клиентов — плохо. Ты можешь прийти к мастеру, который вчера устроился и ни разу не делал тату в том стиле, в котором ты хочешь.
Виталий Блашко: Мы и за границей поработали, поездили по конвенциям, поняли, как и что работает.
Андрей Винтиков: Истории и традиции татуировки как таковой в Беларуси нет, всё только формируется. В России и Украине люди ушли намного дальше.
Александр Михеенко: Мы росли, учились понимать, как татуировка живёт на коже, насколько важен стиль. И мы поняли, что нам хотелось бы менять формат и делать всё так, как мы видим сами.
KYKY: Руководства у Good Sign Studio нет?
Андрей Винтиков: Мы сами друг другу руководство. Хотя формально, на бумаге, руководство есть.
Александр Михеенко: А вообще мы — творческое объединение. Мы сами сюда друг друга притянули, вместе нам интересно и комфортно. Мы считаем, что каждый клиент заслуживает индивидуального рисунка. В студии шесть мастеров, и каждый держится в своём ключе, в своей стилистике. У нас целая библиотека книг, в которых мы черпаем инспирации.
Мода на тату
KYKY: Кто ваши основные клиенты?
Андрей Винтиков: Конечно, в основном приходят люди моложе, основной контингент — от 20 до 35. Люди постарше — реже, и предпочтения у них другие. Парней и девушек — 50 на 50.
Александр Михеенко: Лет семь назад куда меньше девушек делало татуировки, чем сейчас. Вообще, тогда татуировки носили преимущественно субкультурные люди, ну и солдаты с зеками. Это сейчас татуировка — мейнстрим, она по телевидению, в рекламе, в кино.
Андрей Винтиков: И в интернете везде татуировки. У людей по этому поводу каша в голове, они не представляют, как должна выглядеть хорошая тату. Всех накрыло волной информационного шума. Сложно среди этого мусора отыскать важную информацию.
Татуировка в Беларуси очень резко вышла из андеграунда и вошла в моду. На западе это становление происходило постепеннее, и представление о культуре татуировки у людей сложилось лучше. Хотя, конечно, и там каши тоже хватает.
Александр Михеенко: В США первые студии были уже сто лет назад! В Берлине проводится 20-я международная конвенция татуировки. А у нас только первая прошла.
Виталий Блашко: В Америке конвенции уже в 20-х годах прошлого века проводились. А из мира моряков и криминала тату вышли уже во времена хиппи и сексуальной революции.
KYKY: А какая-то определённая мода в тату есть?
Александр Михеенко: Есть стили, у которых много поклонников. И есть «вспышки» — с ТВ, из кино, от известных персонажей. Помню, когда у Эминема на предплечьях было готикой что-то набито, люди приходили делать что-то похожее. Иероглифы были очень популярны какое-то время.
KYKY: И много людей приходит бить тату «как у звёзд»?
Александр Михеенко: К нам — не очень, у нас всё-таки другая специфика, люди с улицы к нам редко заходят. Когда-то давно была целая эпоха мода на трайблы как у героя Джорджа Клуни из фильма «От заката до рассвета», от шеи до запястья. Только люди часто говорили: «Слушай, я же на работу хожу, можно, чтобы она чуть ниже начиналась на плече и чуть выше заканчивалась на предплечье, чтобы не было видно из-под одежды?»
Раньше-то, если у тебя тату из-под одежды торчала, ты палился, к тебе могли зеканы подойти на улице с вопросами. Да и просто люди косо смотрели.
Андрей Винтиков: Сейчас наоборот, наколки делают, «чтобы из-под свитера торчало». Набивают на кистях, на шее, на лице, причём, как правило, это плохие татуировки.
Александр Михеенко: Много женщин одно время делали трайблы на крестце.
Виталий Блашко: «Надсрачники».
Александр Михеенко: Я тогда работал в студии, так у нас даже был специальный табурет для этих тату! Они ещё приходили в своих обычных джинсах, и отмечали, покуда должен быть рисунок — чтобы немного торчало. И ещё все приходили с подружками: «Пойдём со мной, потому что боюсь».
Виталий Блашко: Бывало такое, что одинаковые рисунки с подружкой делали. За одинаковую кофточку глаза готовы выцарапать, а вот одинаковые татуировки — это нормально!
Андрей Винтиков: Наколка-то украшает тело, но люди часто не думают, что она должна нести какую-то смысловую нагрузку. Не обязательно там должен быть глубокий смысл, но символизм для тебя лично должен быть. Многие люди даже не думают, что можно нарисовать что-то оригинальное.
Александр Михеенко: Просто присылают фотографии чужих татуировок и говорят: «Мне что-нибудь вот такое». Они не считают нужным прийти, обсудить с нами, рассказать свою идею. У людей сложился образ: у тебя татуировка — ты классный. Поэтому люди очень хотят быть частью этой культуры, при этом не понимая, нужна ли им вообще татуировка. Кстати, у большинства звёзд шоу и телевидения очень некачественные и безвкусные татуировки.
Андрей Винтиков: Не у всех, но у большинства. А когда эта безвкусная татуировка ещё и возводится в культ…
Александр Михеенко: Вот у Рианны — звёздочки на шее.
Андрей Винтиков: И в итоге этих звёзд уже миллиарды.
Виталий Блашко: На этом строится мировоззрение людей. Для них это идеал красоты: «Да это ж Рианна, это просто п**дец красивая татуировка, это женственно!» А вот композиция во всю спину у женщины, идеально сделанная, с индивидуальным эскизом, с кучей цвета, на нанесение потрачен год — и говорят: «Говно! Как это — женщинам с таким ходить?»
Андрей Винтиков: Мне кажется, люди не отдают себе отчёт, что это всё-таки на всю жизнь. А если тату тебе уже через год не нравится, то как же ты будешь её ненавидеть через 10, 20 лет. Мы стараемся разговаривать с людьми, объяснять, что хорошо и что плохо, чем можно пожертвовать, а чем нет.
Александр Михеенко: Я и сам, когда начинал делать татуировки, крутым мастером считал того, кто может сделать слезинку в глазу, блик на носу… Но это татуировка первой фотографии, первого загара, потом она радости не приносит. Люди хотят делать тату максимально быстро и максимально дёшево. Вот пишут недавно: «Можно срочно набить имя девушки? Сегодня, за любые деньги». И ты понимаешь, что людям сделать тату — это как модные очки купить погонять на лето.
Андрей Винтиков: Если хочешь сделать татуировку, лучше всего взять изображение, повесить перед собой так, чтобы каждый день видеть. Если через год ещё нравится — можно делать.
Александр Михеенко: Раньше ещё был разгон про временные татуировки. Якобы делаются неглубоко, через четыре года пропадают… Очень много жертв. И до сих пор люди верят, что есть временные. Враньё.
Можно ли заработать на тату
KYKY: Как формируются цены на татуировки?
Александр Михеенко: Как сказал знаменитый татуировщик Sailor Jerry, хорошая татуировка не бывает дешёвой, а дешёвая — не бывает хорошей.
Андрей Винтиков: В Минске кто-то берёт деньги за сеанс, кто-то за размер в сантиметрах квадратных.
Александр Михеенко: Раньше мерили спичечным коробком, сигаретной пачкой. Когда я работал в другой студии, у нас была сетка, размеченная на квадратные сантиметры. Накладываешь на рисунок, считаешь, сколько заполненных квадратов, потом умножаешь на сложность рисунка.
Андрей Винтиков: Сантиметры можно подсчитать, но это не отражает объём работы. У нас в студии почасовая оплата: $60 за час.
Александр Михеенко: Мы считаем это честным по отношению и к себе, и к людям. Когда ты работаешь в салоне «на потоке», у тебя за день по пять клиентов, которых ты до этого и в глаза не видел. У тебя написано: «Лена — цветочек». Приходит Лена и оказывается, что цветочек огромный, а у тебя через два часа следующий клиент. Измеряешь цветок сантиметром — выходит $100. И ты понимаешь, что можешь сделать этот цветок за два часа, а можешь сделать за 40 минут — Лена-то не шарит, а тебе за эти два часа ещё поесть хочется.
Но татуировка — это сложный процесс, нужна постоянная концентрация. Нет возможности ошибиться, стирочкой не подотрёшь, и телесным цветом не подкрасишь. Конечно, хозяину студии лучше, чтобы ты сделал пять татуировок, а не две. Но мы понимаем, что это не для нас. Во-первых, мы общаемся с каждым клиентом, выслушиваем, советуем, делаем индивидуальный эскиз. Во-вторых, без излишней спешки получается куда качественнее. Потому брать деньги за время — честнее. Мы ведь не можем схалтурить и растянуть процесс во времени.
Виталий Блашко: Медленнее татуировку сделать трудно: специально тормозить, чтобы медленнее провести контур или закрасить, нереально. Если делаешь медленно, то травматичность выше.
Александр Михеенко: Люди иногда пишут: «Сколько будет стоить самая маленькая татуировка?». Условно, пускай это будет точка. Неважно, делаешь ты точку или композицию — ты в любом случае собираешь своё рабочее место. Весь многоразовый инструмент должен быть подготовлен: физически вычищен со специальными химическими средствами, проведён через сухожар, ультрасоник, и сложен в одноразовую упаковку. Этой подготовкой у нас занимается отдельный человек. Потом берётся иголка — неважно, сделал ты ей точку или будешь работать целый день, она одноразовая. Дальше — насадка, колпачки для пигментов тоже одноразовые. Прежде чем работать, всю зону нужно продезинфицировать. Стелется специальная стоматологическая салфетка, а всё, чего ты касаешься руками, заматывается плёнкой — барьерная защита.
Андрей Винтиков: Эти приготовления невидимы, но они отнимают достаточно ощутимое количество времени и расходных материалов. Мы учитываем только то время, на протяжении которого набиваем тату. А вот за границей учитывается всё рабочее время.
Александр Михеенко: Скажем, приходит к тебе клиент и говорит: «Хочу розу». Вы с ним садитесь, ты начинаешь рисовать розу, и с этого момента отсчитывается твоё рабочее время. Перерисовываешь несколько раз, пока клиент не будет доволен, потом собираешь своё рабочее место, набиваешь. И только когда работа закончена, и вы пожимаете друг другу руки, время заканчивается. Вот за всё это время там и надо платить. У нас люди считают: пришёл — хоп, сделал. Аренду помещения, плату бухгалтеру и всё прочее тоже никто не учитывает, конечно.
Андрей Винтиков: В любом случае, татуировка не может стоить меньше $30. $30 — это цена за точку, себестоимость.
Александр Михеенко: Обыватель какой-нибудь скажет: «Да вы чё, мне Петя в подъезде такую же сделает за три бутылки водки!» Люди считают, что купить мобильный телефон за $500 или кроссовки за $200 — это нормально, а татуировку на всю жизнь хотят делать чуть ли не бесплатно.
Виталий Блашко: «Поофигевали татуировщики эти! Дерут с нас деньги, курят дорогие сигареты и пиво пьют в кабаках!»
KYKY: А сколько ваша студия может заработать за месяц?
Андрей Винтиков: Прибыли у нас пока нет, пока только вкладываем. Выходим в ноль — хорошо. Всё, что мы зарабатываем, есть куда тратить.
Александр Михеенко: Студия пока ещё в сыром состоянии, многие вещи ещё не сделаны. Появляются деньги — докупаем нужное оборудование, доводим интерьер, покупаем книги.
Андрей Винтиков: В принципе, тату — это выгодное дело, но не в Беларуси. Или ты делаешь так, как считаешь нужным — и едва сводишь концы с концами, или делаешь всё подряд — и зарабатываешь, но тебе плевать на то, что ты делаешь.