Нарвался я на днях на очередной пост о том, какие жуткие сказки нам читали в детстве. Такие они в своём большинстве безысходные: то умрёт кто-то, то съедят кого-то, и даже если «жили долго и счастливо», то – бац! – померли в один день. В комментариях к нему сетования плавно перетекли в полный разгром классической литературы. И детской в том числе. Нельзя, никак нельзя читать (условно говоря) «Дети подземелья» – там же такой мрак и полное отсутствие позитива.
Есть несколько словосочетаний и слов, от которых меня воротит уже не первый год. Например, от «братья-славяне» в любом контексте. Или «социальная справедливость», когда пытаются объяснить, что все должны быть нищими, голодными, но (так и хочется сказать нехорошее слово на «c») счастливыми. Или вот ещё «отдать долг родине» (слово на «б»). Но, когда слышу «позитив» хочется достать из широких штанин маузер и пальнуть в голову собеседнику. Это при том, что я по характеру человек довольно терпимый и понимающий.
По интернету гуляет видео о маленькой девочке. Вернее, их два. Девочка ведёт видеоблог и собирает десятки тысяч просмотров и «лайков». И вот, в один прекрасный день (на самом деле ужасный и отвратительный), она решает устроить встречу с фанатами. С теми тысячами, которые приходят к ней в блог, «ставят пальцы» и развлекаются. В первом видео она рассказывает о том, что собирается принести на встречу: маленькие сувениры, конфеты, подарки. Что будет конкурс загадок, она их подготовила. Рассказывает, с каким нетерпением ждёт поклонников. А во втором – рыдает на камеру, захлёбываясь от слёз. Потому, что из этих тысяч никто не пришёл. Никто. Из всего набора этих сотен мудаков (простите) не пришёл ни один. Но не это самое отвратительное. Вся мерзость выплывает в комментариях, как обычно это происходит в нашей жизни. От «дура малолетняя и сама виновата» до «куда же смотрят родители и пусть ей расскажут, что в сети нет друзей». Родители, надеюсь, рассказали. Остался вопрос: откуда этот цинизм и жестокосердие?
Почему так легко и просто, между попкорном и десятком прикольных картинок, можно совершенно не напрягаясь растоптать ребёнка и его ожидания? И злорадно поучать жизни, запивая советы колой зеро?
Что со всеми этими людьми происходит? С нами что происходит? У меня есть предположения о том, когда это началось. Когда начали оберегать детей от душевных страданий. Самое интересное, что одной рукой оберегают от слёз по несчастной Русалочке или Колобку, а другой в это же самое время наносят раны, нажимая на кнопки. Нет, сказка про Крошечку-Хаврошечку отвратительно ужасна. А вот живого ребёнка растерзать – так запросто. Зато сами в полном психологическом балансе, и всё ок. Это же интернет, детка, чего ты так паришься? Смотри на мир легче, смотри веселее, это просто прикол, да? Догнала? Ну, иди жуй пряники, и приготовь нам новое видео поприкольнее, а то твои сопли уже всех достали. Хотя, нет, тоже прикольно (22 000 лайков).
Так вот, сначала взрослые не дают плакать над литературными героями, а потом искренне удивляются, как можно надеть на голову учителю мусорное ведро, избить ногами одноклассника, попутно снимая всё на камеру со ржачными комментариями, или душить котов. Можно. И даже очень легко, поскольку душа не привыкла работать. Вернее, она отсутствует напрочь. У нас ведь нет ни боли, ни сострадания, ни понимания, что вообще может быть больно. Что очень часто физическая боль намного слабее душевной. Что душа вообще может болеть. Что она есть. Должна быть, если ты – человек.
Вычитал где-то чудесную иллюстрацию. Не помню у кого, может, у Драгунского, поправьте, если не прав. Суть в том, что много лет человек ходил в детский театр на какую-то сказку. Там, по ходу действия, герои общались с залом. Допустим, Заяц убегал от Волка и прятался в кулисах. Много лет Волк спрашивал у детей, где прячется Заяц, и они хором дружно направляли его в другую сторону. И вдруг, в какой-то момент, всё изменилось. Хор стал орать: «Он там, там, вон, прячется, съешь его!». Похоже, это и было началом конца.
Сострадание стало устаревшим словом, его благополучно заменило безликое, ни к чему не обязывающее : «Ну, держись, а я побежал, мне ещё надо пару приколов посмотреть».
Жестокость появляется там, где нет опыта пережитой личной трагедии. Или трагедии, пережитой вместе с Леной Бессольцевой, с девочкой со спичками, с историей Белого Бима, с десятками подобных, которые дети могут узнать, листая станицы «страшных, ужасных, непозитивных» книг. И пусть плачут. Пусть страдают. Пусть им будет плохо от того, что ничего нельзя изменить. Пусть они думают над этим бесконечно. И становятся людьми с проснувшейся, живой душой.
