KYKY: Максим, вот я написала о тебе «режиссёр документального кино», а это правильно? Можно ли срежиссировать что-то в документалистике, и, главное, нужно ли?

Максим Швед: Есть такое ироничное высказывание: «В игровом кино режиссер – бог, а в документальном бог – режиссер». Этой фразой можно себя утешать, когда задуманный эпизод не сложился, как тебе это виделось. Но когда это происходит раз за разом, начинаешь иначе относиться к этим обезоруживающим словам. Если бог – режиссер, то что по силам сделать тебе, обычному земному человеку? Для себя я определил так: надо режиссировать не «произведение искусства», а кусочек интересной тебе жизни. Когда ты создаёшь «движ», целенаправленно вкладываешь энергию и намагничиваешь реальность, как бы «по-шамански» это ни звучало, то появляется шанс, что произойдет что-то важное для тебя, настоящее и живое. И ты будешь к этому готов. Магия документального кино для меня именно в этом – непридуманная живая материя бытия. Возвращаясь на землю: режиссер – это работа, так люди зарабатывают себе на жизнь.

Если ждать божественных откровений, долго не протянешь – выгоришь, разочаруешься или сопьёшься.

Опять же, сценарий и режиссерское видение фильма – необходимые условия для институций, которые выделяют деньги на документальное кино. Поэтому, чтобы реализовать проект, сделать продукт и снять фильм, надо режиссировать, управлять организационными и творческими процессами. Разрабатывать тему, продумывать идею, искать героя, выстраивать с ним контакт, договариваться о локациях, делать пробные съёмки. Снова искать и пробовать. В этой профессии много сомнений, противоречий, поиска. Смотришь задумчиво в окно, а на самом деле занимаешься режиссурой.

KYKY: Почему кино? Или ещё конкретнее, как ты дошел до такой жизни?

М. Ш.: Я с детства увлекался фотографией, были конкурсы, выставки, но в какой-то момент бизнес в собственной фирме по изготовлению «живых» кресел поглотил всю энергию. Пришлось немного покопаться в себе, чтобы вспомнить про эти мурашки и поверить, что кино может быть и моей дорогой по жизни. Затем была учёба в Питере и встреча с героем моего первого кино этюда, который сбежал из Калининграда, чтобы снимать игровое полнометражное кино на потребительские кредиты, одолженные в двух банках. У него не было специального образования, но он цитировал наизусть старомодные трэш-хороры и надеялся, что его творение оценит продюсер Балабанова Сергей Сельянов. Встретишь такого безумца – и ещё полгода ходишь вдохновленным... Сейчас, благодаря гранту польского министерства культуры Gaude Polonia, я учусь в киношколе Вайды на курсе «Doc Pro». Работаю над проектом про авангардное искусство, которое встречается на улицах Минска – фупрематизм или, как его еще называют, ЖЭС-арт. Хочу рассказать про нашу страну с необычной перспективы. На эту тему веду одноимённый блог, может, кому будет интересно.


KYKY: Ты снимаешь видео, посвящённые проблеме аутизма. В интернете можно найти, к примеру, «Быть вместе». Нет идеи сделать одно большое кино? Например, про Ваню и Таню? Признаюсь, их история, меня просто поразила.

М. Ш.: Идея сделать большое и даже великое (смеется) кино, конечно, есть. Но до этого надо дорасти и созреть, встретить своего героя. Что касается самой темы аутизма, то тут есть о чём поспорить. Тема инвалидности в кино, особенно документальном, сейчас очень популярна. И если смотреть на это с циничной точки зрения индустрии шоу-бизнеса, частью которого кино и является, то очень сложно придумать какой-то интересный ход, оригинальное решение в этой тематике. И, соответственно, куда-то пробиться и где-то засветиться. Наши мастера, которые часто сидят в жюри, говорят, что процент фильмов на фестивалях, где подымается тема инвалидности, зашкаливает. Это объясняется тем, что режиссеры, особенно начинающие, в поисках героев – необычных людей, которые что-то преодолевают, с чем-то борются, к чему-то стремятся, – находят эти драмы у человека с инвалидностью и его близких. С другой стороны, на документальное кино возлагается определённая гуманная миссия. И наш мастер Яцэк Блавут, который снял несколько фильмов, связанных с темой инвалидности, говорит, в кино от этого никуда не деться. Это актуализация тех вечных ценностей, которые будут важны для человека, пока он хочет быть человеком. Я взялся снимать ролик про аутизм из интереса, хотелось самому понять, что же это такое. Но чем больше я углублялся в тему, тем больше понимал, что в данном случае видео может стать частью той информационной платформы, которая в состоянии поменять качество жизни белорусских семей, воспитывающих людей с аутизмом. Это глобальная проблема человечества, можно сказать, эпидемия, а очень много людей либо не имеет о ней понятия, либо имеет, но очень искаженное. И эти искажения, невежественное отношение окружающих, порой приносит родителям больше страданий, чем аутизм. Когда я взялся за эту тему, я очередной раз думал завязывать с кино. А тут открылось второе дыхание – было приятно почувствовать, что твоё занятие для кого-то важно.


KYKY: Ты считаешь, в Беларуси общество готово говорить об аутизме? Такой фильм, как «Антон тут рядом», у нас бы поняли?

М. Ш.: У нас хватает неравнодушных людей, готовых говорить и слушать. Эти нескончаемые кризисы дают почувствовать, как мы уязвимы и делают нас более чуткими к проблемам других. Сильны пережитки прошлого, когда людей с инвалидностью убирали с глаз долой. В нашей стране аутизм многими всё ещё считается стыдной «психиатрической» болезнью с соответствующим диагнозом, который после 18 лет меняют на шизофрению. Хотя это и не болезнь, а нарушение развития неврологической природы, и стыдного в ней ничего нет – дети с особенностями развития могут появиться в любой семье в независимости от образа жизни, дохода или греховности. И голос родителей с каждым годом крепчает, они перестают умолять и требовать, ищут возможность без надрыва формулировать свои запросы. Родительские инициативы множатся, и наша негибкая медицинская система, которая ставит диагноз, и система образования, на которую возлагаются вопросы реабилитации, вынуждены реагировать. «Антон тут рядом» я смотрел, когда еще не имел понятия про аутизм.

Фильм произвёл неоднозначное впечатление. Если оценивать работу Любови Аркус, то тут надо говорить не про фильм, а прежде всего про человеческий поступок. Режиссер не справляется с реальностью и сам становится героем фильма. Это непрофессионально, но так человечно. Такие поступки способны менять судьбы, я знаю человека, который под впечатлением от фильма сменил профессию. Теперь она чуть ли не единственный в Беларуси сертифицированный специалист по прикладному анализу поведения.

На многих ведущих фестивалях по миру собирает призы фильм режиссера Ежи Сладковского «Дон Жуан» про 22 летнего парня Олега с высокофункциональным аутизмом. Зарубежного зрителя он, скорее всего, впечатляет своим колоритом и трогательной историей. Но русскоязычный зритель учует фальшь – выученные интонации и «подкинутые» для драматизма персонажи. Сладковский – профессионал, он выбирает формат. Тему аутизма в документальном кино Беларуси так или иначе поднимают. Екатерина Махова сняла фильм «Ребёнок и дельфин», Антон Мазейко – «Глобус Беларуси», Иван Куракевич снимает семью с аутичным ребёнком. В столкновении с аутизмом проявляется много личных, общественных, глобальных человеческих проблем. Тема сложная для понимания, многогранная. Детей с аутизмом всё больше, снимают их разные люди и, возможно, очередной фильм на эту тему сможет достучаться до ещё одного человека, готового что-то менять.


KYKY: Трудно ли снимать детей с РАС?

М. Ш.: Все дети разные и по-разному реагируют на новых людей. Но если ты сам не боишься и не нервничаешь, то это будут обычные трудности съёмок. Договориться со школой или завоевать доверие родителей – вот здесь придётся потрудиться.

KYKY: Какой момент для тебя стал переломным в выборе тем? Почему не стал снимать что-то более «перспективное»? Клипы, свадьбы?

М. Ш.: Сложно понять: то ли ты выбираешь тему, то ли она тебя. На меня произвели впечатление матери этих детей. Вот представьте, жили-были обычные люди, прекрасные девушки, мечтали себе о всяком, заводили семьи, строили планы, рожали детей. Со временем ребёнок, как правило, мальчик, часто первенец, начинает казаться каким-то странным. Но ты же мать, это твоё чадо, любимая кровинка. Все дети разные, про аутизм понятия нет, а ребёнок неуправляемый. В садике его в стороне держат – не знают, как с ним быть, а потом и вовсе так или иначе выдавливают. Начинаешь по врачам ходить – внятного ответа нет. Если папа не сбежал и друзья не рассосались – хорошо, а бывает и такое.

Ребёнок может сутками не спать и плакать. Или не ходить в туалет, куда положено, или есть всего два-три продукта. Диагноз, оформление инвалидности, смутные перспективы со школой. Как это выдержать, как с этим справиться?

А эти матери справляются, и для меня это настоящий героизм, ежедневные сражения за своё маленькое счастье. И на свои проблемы начинаешь смотреть иначе. Если бы завтра я решил стать свадебным видеографом, то зарабатывать на этом начал бы нескоро – это высококонкурентная среда. Надо наработать портфолио, репутацию, это всё требует вложений времени и денег, одного желания не достаточно. Да, со временем начнёшь зарабатывать, но я всё это уже проходил. Деньги решают кучу проблем, но витальность стремится к нулю.


KYKY: Можно ли заработать сегодня в РБ снимая кино?

М. Ш.: На эту тему я могу только фантазировать. Правильный вопрос: как заработать сегодня в РБ, снимая кино? Мы с детства мечтаем, что «прилетит вдруг волшебник в голубом вертолёте, и бесплатно покажет кино», и эту установку сложно изменить. Но с другой стороны, кино – это ведь контент. Качественный контент всегда найдёт потребителя, люди сутками торчат у мониторов и экранов. Другое дело, что заниматься этими вопросами должны не режиссеры, а специально обученные люди и созданные ими инфраструктуры, которые понимают специфику продукта и интересы потенциального потребителя.

Кино создаёт героев и мифы, и это тоже может неплохо продаваться. Есть категория потребителей, которым интересны локальные продукты. Бизнес становится всё более социально ответственным и готов финансировать внятные проекты. Недавно мне рассказали про документальную рекламу. Снимаешь реального человека и его непосредственную реакцию на товар или услугу и – вуаля – эмоции, вовлеченность, продажи! Что-то выдумать всегда можно, но реализовывать эти идеи, брать на себя затраты и риски, ещё раз повторюсь, должны специалисты. Следующий правильный вопрос – откуда им взяться?


KYKY: Кого из белорусских режиссёров советуешь найти в интернете, чтобы глянуть их работы? Кто наш Сигарев или Звягинцев?

М. Ш.: Наш Сигарев и Звягинцев – это Сигарев и Звягинцев, в большинстве своём мы включены в российскую медиасреду. Из молодого поколения, за творчеством которых я слежу, могу посоветовать поискать работы Димы Дедка, Любы Земцовой, Андрея Кутилы, Никиты Лаврецкого, Артёма Лобача, Кати Марковец, Ивана Маслюкова, Антося Цялежнікава, Митрия Семёнова, Игоря Чищени, Анастасии Мирошниченко. Есть проект «Молодое кино Беларуси» там можно покопаться. На фестивалях – Листопаде, CPM, Бульбамуви тоже много любопытных творений беларуского производства.

KYKY: Какой совет можно дать тем, кто хочет начать снимать кино?

М. Ш.: Для начала – подними задницу и начни уже что-нибудь делать – это совет хорош на все случаи жизни. Во-вторых, тема и герой – это главное в документальном фильме. Новичкам советую браться только за темы, которые реально интересуют. Социально значимые, актуальные, важные – это всё потом. Снимайте, то что рядом, то что вас волнует, о чём вы готовы говорить и слушать бесконечно. И в-третьих, не бойтесь сделать фигню – никто «не вудиаллен», обломы регулярно случаются у всех. Снимая кино, вы становитесь работником культуры, возделываете среду (от лат. cultura – возделывание, земледелие), а в этой сфере компост – только на пользу. Для роста очень важно иметь обратную связь – одни и те же вещи мы воспринимаем по-разному, заодно научитесь воспринимать критику. А вообще, кино – как жизнь: сложно, но интересно. Не сдавайтесь, и будет, что вспомнить.