Художник Руслан Вашкевич говорит:

«В начале, тут, конечно, был полный хаос: мы приехали, вывернули целую фуру, и администрациякак-то притихла, поскольку это было слабо похоже на выставку. А когда всё было выставлено, когда лампочки включились, звук заработал, видео закрутилось, пришли люди (мне кажется, что выставка начинает работать только тогда, когда приходят люди) — всё сложилось, и получилось очень здорово. Было важно не переиграть, не усложнить, обозначить весь габарит дворца — всё совпало очень точно. Выставка „Иди и смотри“ посвящена теме зрения. Эта тема интересна не только мне: технологии, телевидение и компьютеры изменили облик мира, и сейчас мы видим иначе, чем это было 20 или 30 лет назад».

«Не смотря ни на что»: инверсия зрения

Руслан Вашкевич: «Не смотря ни на что» — название картины. Я долго листал журналы, просматривал интернет, выбирал такой тип лиц, чтобы четыре персонажа картины были похожи на простых обывателей, на наших дальних родственников или соседей по лестничной площадке. Они удивлены, но чему именно — мы не видим. Картина сознательно обрезана, чтобы отделить объект их внимания. Обычно картина позирует зрителю, пытается понравиться, смотрит в глаза, заискивает, подмигивает — а здесь зритель оказывается в растерянности, даже в тревоге, потому что он чего-то не видит и не понимает.

Эта работа устраивала меня и в таком законченном виде. Но как-то случайно в мастерской я положил перед картиной тряпку от кистей — и герои вдруг уставились на эту тряпку! Тогда я понял: им нужно что-то показывать.

Возможно, это картина не для музейной стены, а для того, чтобы перемещать её в городе. Я задал себе вопрос: что же им показать? Какие это могут быть места? Мне показалось важным описать человеческий жизненный цикл в городе — от рождения до смерти, от церкви до тюрьмы, от гипермаркета как воплощения идеи победившего потребления, до мусорной свалки, где эта идея приходит к апокалиптическому состоянию. Я стал привозить картину в разные места. Было довольно трудно устроить перевозку в колонию строгого режима или православную церковь, на Кальварийское кладбище в Минске, в морг, в стриптиз-клуб. Это всё довольно закрытые объекты (за исключением, пожалуй, стриптиз-клуба), и попасть в них, особенно с такой большой картиной, практически невозможно. Администраторы всех этих учреждений, как правило, далеки от искусства, но их начальное удивление постепенно сменялось интересом, я постепенно находил понимание в их глазах и со временем получал разрешение.

Про каждую фотографию можно рассказать целую историю. Договориться с церковью было почти нереально. Среди священников много выпускников Художественной академии, я обращался к ним, и они отвечали: «Ничего личного, при всём уважении, не можем». После Pussy Riot, после радикальных действий в сторону церкви они очень осторожничают. Только один отец Николай сказал мне: «Как раз завтра Троица, приезжай». Три с половиной бабки сидели и смотрели на картину, я для них почитал на мессе канон.

Здесь есть небольшой видеофильм, смонтированный по принципу российского режиссёра зари кинематографа Льва Кулешова: лицо человека и следующий за ним эпизод наполняют друг друга смыслом. К примеру, если человек просто смотрит в камеру, а после этого на экране возникает тарелка горячего супа, то будет казаться, то глаза этого человека только что выражали голод. Так и в моём видео: эпизоды картины, глаза её персонажей наполняются новыми эмоциями за счёт следующих эпизодов, и даже кажется, что выражения лиц героев меняются: удивление сменяется пренебрежением, отвращением или даже нервным ступором. Музыку к фильму создал Сергей Пукст, он использовал звуки планет — сигнал, поступающий в телескопы, конвертированный в звук. Эта тревога неземного происхождения создаёт полноценный фильм ужасов.

«Охота на минотавра»: компьютерное зрение

Этот зал вместил в себя три монументальных панно и шесть мишеней. Проект я делал для участия в выставке Киевского городского архива в Художественном Арсенале. Место само по себе исключительное: с колоннами из кирпича, огромными сводами. Художника сильно вдохновляет среда, и архитектурная ситуация, в рамках которой предстоит высказаться, и когда я посмотрел фотографии места, то сразу задумался, что могло бы стать продолжением его архитектуры. На этих панно я почти повторил архитектуру колонн и длинных залов. Мастерская на тот момент у меня была не очень большой, и я решил составить панно из отдельных картин-кирпичиков. Эти маленькие холсты легко перевозятся, вмещаясь в картонные коробки из-под бананов, а потом собираются на месте в огромные картины. Мне показалась интересной идея, когда на стенах, выстроенных из картин, стены же и нарисованы; к этому добавлялся третий слой стен — архитектура Арсенала.

Я взял за основу тему столкновения материального и виртуального: реалистичных руин и атрибутов компьютерного мира — контра-страйков, бродилок-стрелялок. Эти картины довольно большие и при этом довольно пустые, центральный персонаж в них отсутствует; цель не найдена, есть лишь охота на эту цель. Все мы, каждый в своей концепции, живём в парадигме античного мира; культ Аполлона и Венеры никакая концепция пока толком не заменила, и мы по-прежнему уверены, что красота спасёт мир. Художники давно борются за то, чтобы открывать новые смыслы, но никак не могут их создать. Мне кажется, все клады и все сокровища на этих территориях уже найдены и открыты, но мы ничего другого не умеем и, поддаваясь инстинкту охотника, всё ещё бродим этими дорогами и ищем свои цели. Ожидание чуда, которое, кажется, вот-вот появится из-за этих колонн и камней, и есть магнит творчества.

За неимением конкретных осязаемых целей я предложил хотя бы мнимые цели, которые заполняют нашу жизнь. Эти мишени-манки — шутливое продолжение темы поиска цели. Это фантазии, лакомые кусочки: сюжеты из кинематографа, пикантные эпизоды — ложные цели на нашем пути. Возможно, это только иллюзии, но они и делают наш путь осмысленным. В Арсенале они экспонировались немного по-другому: в той архитектурной ситуации они были тиром, там эти мишени могли быть в перевёрнутом виде, словно уже отстрелянные.

«Новые ноги для моей бабушки»/«Виктор»: обман зрения

Эта работа так стала в эту лакированную комнату, словно была здесь всегда. Когда моя бабушка лежала совсем больной, она в полубреду говорила что-то про свои новые ноги. Это была очень трогательная и поразительная картина, и я решил посвятить ей свою работу — «Новые ноги для моей бабушки». Это вполне домашняя и очень важная для меня работа. Но самое интересное в этой комнате — аудиоинсталляция, замечательная вещь Сергея Пукста «Виктор». Сергей поёт здесь об отсутствующем персонаже, фантоме. Я хотел создать в этом зале иллюзию только что ушедшего человека, странное мистическое присутствие. Думаю, эту мысль проще отследить, когда находишься в этой комнате один.

Сергей Пукст: «Изначально у нас с Русланом была несколько другая задумка: я думал представить на выставке Аполлона. Руслан в своём творчестве очень хорошо работает с иллюзорностью, изобразительной двусмысленностью, и мой Аполлон тоже строится на изменении изображения: можно менять выражение лица или проецируемое видео. В итоге же Руслан обратился ко мне, чтобы я сделал саундтрек к фильму. Собственно, в итоговом саундтреке мне принадлежит саунд-дизайн, компиляция отдельных частей. А песня „Виктор“, которую Руслан использовал в экспозиции, интересна тем, что главного героя в ней не существует: она поётся от лица человека, которого уже нет.

Этот человек, которого, скорее всего, грохнула его жена вместе со своим любовником Виктором, откуда-то сверху или со стороны наблюдает за тем, что происходит в доме, за тем, как его жена и Виктор суетливо начинают убирать следы. Песня пропитана идеей вечного наказания.

Она о том, что даже если чисто физически ты ускользнёшь от земного правосудия, тебе всё равно будет страшно, ты будешь бояться вещей, покоя ты не отыщешь. Идея вечного проклятия, возможно, не читается в этой песне сходу, но она там заложена — и Руслан, вероятно, считал все эти смыслы. Эта идея высшего возмездия там, где ты его никогда не ждёшь — зловещая и в то же время очень этичная — зацепила его, и он включил её в свою экспозицию».

«Красавец-мост»: пост-кинематографическое зрение

Руслан Вашкевич: «Эта работа очень хорошо заполняет пространство дворца, и её тема хорошо обозначает транзит из одного зала в другой. Мне была интересна сама конструкция этого моста: люди как основание шкалы звука, моста эмоций. Как и в работе «Не смотря ни на что», любой человек и любой предмет становятся частью этого моста. Если в этом коридоре бросить стул или разбить горшок с цветами, это будет смотреться очень гармонично — так что это приветствуется.

«Конец света»: обнуление зрения

Это небольшая часть шутливого проекта «Конец света», поп-артовского обнуления зрения. Однажды во всём моём районе вырубило свет, и я на два часа застрял между этажами в лифте. Вначале я нервничал, хотел поскорее вылезти оттуда, пытался открыть двери или вытолкнуть потолок. А потом я успокоился, сел и стал размышлять о конце света, и у меня возникла такая галлюцинация: сделать объект «Конец света» из неоновых лампочек, чтобы в нём всё блестело, переливалось, а отдельные лампочки потрескивали или мигали. Через какое-то время я подготовил такой проект для одной киевской галереи, в нём было много разных картин и объектов. Здесь я представил эскизы того представления. В проекте присутствовало огромное трёхметровое панно, но оно так и осталось в Киеве; здесь оно существует в уменьшенном виде внутри лайт-бокса.

Частью этого проекта стало видео «Света Самоцветова»: Калина Вардомская играет здесь персонажа, поедающего драгоценные камни. Калина — диктор ОНТ, симпатичная барышня, которая безупречным голосом кормила нас всяческими новостями. Будучи очень неформальным и независимым человеком, она говорила нам всякую ерунду, написанную на новостных листах. Я в ответ на эту новостную кашу предложил ей сняться в видео, где она под песню Кейт Буш «Army Dreamers» поедает драгоценные камни; как бы «последствием» этого видео стала инкрустированная какашка.

«ХЭ»: первобытное зрение

«ХЭ» — это сокращение от «Хэппи Эндеец»: хэппи-энд плюс постколониальный индеец, или «счастливый мёртвый индеец». Это история об отсутствии цвета. Эти картины — словно разукрашки, причём скорее для взрослых, чем для детей, поскольку сюжеты здесь не очень детские. Мне показалось, что делать полноценные живописные работы в век борьбы за скорость производства идей уже неинтересно; иногда важнее суть высказывания. Я выбрал вариант форсированных плакатных образов, острых и шутливых. Отсутствие цвета должно, по моему мнению, объединить зрителей. Каждый может предложить свой цвет, своё высказывание: рядом лежат настоящие маленькие разукрашки, и каждый может взять их, разрисовать и переопределить проект по-новому.

На этой выставке представлены не все комиксы из серии — вообще их в два раза больше. Каждый раз эта серия презентуется по-разному: иногда выстраивается полосой, иногда в стеклянных боксах-аквариумах по всему залу. Мне очень понравилось, как в этом дворце картины вписались в огромный объём белых балконов.

«Тайная архитектура. Цветы зла»: рентгеновское зрение

Этот проект — апокалиптический калейдоскоп. В одной из многочисленных поездок я оказался у замков Луары и заборов Шартра, сплошь состоящих из огромных витражей. Витражи — словно окна в другой мир, врата Ада и Рая. Мне показалось очень интересным высказаться в форме витража, но от стекла я отказался. Я решил создать ботанические сюжеты, которые издалека выглядели бы фантастическими цветами, распускающимися бутонами, а при ближайшем рассмотрении оказывались бы собранными из человеческих костей.

В монастырях капуцинов была интересная традиция: кости умерших монахов шли на стройматериал для удивительных сооружений — колонн, люстр, алтарей. Всё делалось из человеческих рёбер, лопаток, копчиков. Я решил сделать витражи из рентгеновских снимков; мой знакомый из травматологии скачал мне базу переломов за год, и я долго выбирал из неё отдельные модули.

Честно говоря, я думал, что костей у человека гораздо больше. Оказалось, что у человека четыре стандартных перелома: нога, рука, таз и позвоночник. Как это ни жутко звучит, большого многообразия и выбора нет, поэтому в проекте в итоге есть и пару кроличьих костей.

«Музей»: постмодернистское зрение

Этот проект меня интересует уже давно, и он уже возникал в разных формах: «Игра в классики», «Second second hand», проект «Музей» в Национальном художественном музее. За основу я брал образцы классического искусства, всем нам известные. К примеру, вот «Мужчина в красном тюрбане» Яна Ван Дейка, почти икона классического искусства; переосмысленная мной, она превратилась в нового персонажа, моего хорошего знакомого Михаила Нацевского.

Здесь же работа «Дюрер и Дега»: от Дюрера здесь только зайчик, купленный мною в магазине как сувенир, а в роли Дега выступил мой друг, которого ещё с училища называют Дега — Сергей Дегтярёнок. Эдгар Дега к концу жизни почти ослеп, и когда он приходил в мастерскую, то рядом с палитрой, на которой смешивал краски, укладывал свой чёрный котелок и белые перчатки, чтобы по этому контрасту чёрного и белого настроить своё зрение. Именно поэтому я раскрасил пиджак моего Дега градиентом — от чёрного к белому. Дега словно ловит кролика Дюрера в свой котелок — получается ещё один визуальный фокус.

Центральная часть зала посвящена не какой-то конкретной работе, а жанру натюрморта. Я написал анти-натюрморт. Раньше я выставлял его на белой стене в окружении картин с цветами и овощами, но здесь получилось даже лучше: по-моему, созданная нами имитация состояния ремонта классического музея помогает понять, что с этим старым музеем что-то происходит, что ему надо как-то помочь жить, иначе в нём станет совсем скучно.

Половина успеха события — за администрацией дворцово-паркового комплекса. Сегодня я узнал, что директор комплекса — бывший рэпер! У директора музея, Оксаны Тороповой, есть художественное образование. Это люди абсолютно в теме. Тут очень интересная смесь тёплого, неснобистского отношения и имперских амбиций, которые, видимо, передались вместе с дворцом. Эти люди делают подобные вещи не в первый раз, и делают смело, а такого отношения к художнику я не встречал ещё нигде.

Поскольку выставка посвящена взгляду, блуждающему зрению, отдельным событием на ней станет вечер, посвящённый инвалидам по зрению и слабовидящим людям. 13 декабря здесь будет петь хор слепых и слабовидящих, и вместе с этим будет лекция, посвящённая проблемам зрения. Тексты описания проектов в каждом зале продублированы азбукой Брайля. Мне хотелось бы провести и экскурсию для слабовидящих, хотя я пока и не знаю, в каком виде она может пройти. Мне интересен этот опыт, я ищу новые способы рассказать о своих картинах.

Говорит искусствовед Татьяна Бембель:

«В Руслане осталась детская в хорошем смысле слова черта: стремление нарушать границы, перелезать через чужие заборы. Не ради корысти, а просто ради приключения. Ради открытия нового: сорвать яблоко, которое срывать нельзя. В проектах Руслана постоянно присутствуют игры с оптикой, персонажи его работ всё время нарушают границы, убегают из своих рам. Попытка заставить нас всех понять новый угол зрения, проанализировать его и применить — это приятно для зрителя, ведь зритель и сам хочет, чтобы с ним что-то сделали. Один из самых интересных моментов этого события в том, что акция современного искусства взломала забор академического музея. Это выставка в самом горячем мировом тренде, ведь вторжение современного искусства в академический музей — это то, что сейчас больше всего волнует самих музейщиков классического толка и очень возбуждает самих художников современного искусства. Прекрасно, что это событие происходит в Гомеле — почему обязательно столица должна задавать этот тон?»

Говорит музыкант Сергей Пукст:

«Руслан Вашкевич оказался художником, сомасштабным пространству Дворца Румянцевых и Паскевичей. Есть такой масштаб залов, в котором довольно непросто выглядеть адекватно, особенно с произведениями современного искусства, но у Руслана всё получилось очень сбалансированно. Руслан — художник довольно безжалостный, циничный, и эта безжалостность, ирония вкупе с уровнем подачи выставки мне очень импонируют. Экспозиция сделана очень точно, в ней не видно никаких ниток, нигде не удешевился ни смысл работ, ни уровень, с которым они демонстрировались. Мне очень понравилось, что, помимо внутреннего чувства вкуса, которое Руслан демонстрирует в своих работах, у него есть и то чувство меры, которое он продемонстрировал при оформлении экспозиции».