KYKY: Белорусский режиссёр Андрей Курейчик говорил о том, что вся театральная сцена Беларуси все еще находится в Советском союзе: не появилось никаких новых веяний, жанров. Вы же создаете что-то новое и независимое. У вас есть цель поднять национальный театр или вы просто делаете то, что вам нравится?

Михаил Лашицкий, фото: Виктор Драчев

Михаил Лашицкий: Любой человек, который занимается творчеством — эгоист, у него есть внутренне желание творить. Мы все живем в контексте своей страны, своей судьбы, судьбы своего народа и не можем быть независимыми, потому что находимся в непосредственной связи с внешним миром.

KYKY: «Театр Ч», и в отдельности спектакль «Мамаша Кураж и ее дети» — это коммерческий продукт или творчество?

М. Л.: Когда люди говорят, что театр — нечто высокое, и деньги не имеют к нему отношение — они лицемерят. Каждый создатель, какие бы он не ставил идеологические, моральные или творческие задачи, всегда меркантильно мечтает, чтобы это окупалось. Если вспомнить, как существовал средневековый театр, как тот же Мольер начинал с выступлений на площадях: его «Тартюф» вызвал очень бурную реакцию и при всей своей провокационности всегда был коммерчески успешен. Почему? Потому что публика к нему ломилась, потому что там было новаторство и идеи, которые переворачивали и провоцировали общество. Поэтому театр обязан соединять в себе творчество и коммерцию. Просто это не всегда получается.

KYKY: А «Театр Ч» окупается?

М. Л.: Пока что я наемный режиссёр и не могу ответить на этот вопрос. Может быть, мы с Андреем Чёрным (основатель «Театра Ч» — прим. ред.) присмотримся друг к другу, и из этого выйдет более зацементированное и сформулированное соратничество. Сейчас же вышел только один проект, и я не могу относить себя к полноправным участникам театра. Могу сказать только одно: Андрей — большой молодец. Мне было приятно с ним познакомиться и начать сотрудничать. Это единственный продюсер, который ставит себе задачу больше, чем просто коммерчески отбить спектакль. Он лезет на гору, которую трудно преодолеть.

Все остальные частные проекты просто собирают поверхностную попсовую драматургию малыми средствами. Из чего получается такая московская антреприза, только более провинциальная: наполнить зал, собрать деньги и существовать.

KYKY: В стране кризис, вы свободный независимый от государства театр. Может произойти так, что проекту не хватит денег на постановку, и проект распадется?

Фото со спектакля 'Дзяды'

М. Л.: Конечно, от этого никто не застрахован. Но вообще, театр не очень связан с экономической ситуацией в стране. Нельзя эти вещи взаимосвязывать. Иногда в очень кризисной ситуации человеку необходим собеседник. Театр занимает его место и становится необходим человеку. Чем больше кризис, тем больше человеку нужен собеседник и получается, что чем хуже стране, тем лучше для театра. Возникает другая проблема: как театру стать нужным обществу? Как сделать так, чтобы человек пришел и получил ответы на вопросы, которые его давно мучают?

KYKY: Почему вы ставите и хотите продолжать ставить тяжелые для восприятия спектакли?

М. Л.: Людям задумываться тяжело. В мире медийно разжеванной информации, которая дается нам в виде ярких картинок на телеэкране, сосредоточится на более степенном искусстве, которое требует созерцательности и вдумчивости, не так просто. Театр требует не только отдачи героев, но и работы зрителей. Вспомнил слова одного очень хорошего актера. У него спрашивают: «Ну что, халтурите?», а он отвечает: «Нет, не я. Зритель». С одной стороны, театр должен становиться необходимым, с другой — зритель тоже обязан проявить, протоптать свою дорожку и прийти к этому искусству. В Минске есть очень хорошие люди, театралы. Но сам по себе город не театральный. Он скрыто-айтишный. Еще есть процентов пять интересных и продвинутых людей, которые живут своими непонятными сектами. В остальном Минск мещанский и ленивый. Как-то мы с друзьями шутили, говорили о странах и пришли к тому, что Беларусь — это Шир (вымышленная писателем Толкиеным страна, описанная в трилогии «Властелин колец» — прим.ред.), а белорусы — хоббиты, которые живут в норках с полными кладовками.

Они находятся в центре Европы, но у них психология людей с окраины. Ментальность народа — болотная, они мало чем интересуются, лишь бы было тепло в своей норке. И в этом отношении театр должен быть набатом.

Каждый раз, когда в мире начинает происходить что-то глобальное, у белорусов есть надежда, что они попрячутся в своих норках, и их пронесет. И когда их накрывает волна очередного зла — они в растерянности, и вечно больше всех страдают, потому что никогда не готовы. Сейчас надвигается новая волна, я ее предчувствую, знаю, что-то произойдет, и хочется сказать: «Приготовьтесь, не пронесет». Театр должен честно сказать о том, что если мир не удержится и что-то начнется всерьез, мы не Норвегия: мы не на отшибе, а в самом центре. И если будем долго просыпаться, потом не будем понимать, в какую сторону бежать.

KYKY: Так значит, вы хотите разбудить белорусов?

М. Л.: Многие, безусловно талантливые люди, пытались это сделать. А я не знаю, талантлив я или нет.

KYKY: После вашей постановки «Мамаша Кураж и ее дети» в СБ написали довольно критичный отзыв о спектакле, это типичная реакция государственных СМИ на вашу работу?

Фото со спектакля 'Матухна кураж i яе дзецi', фото: Культпросвет

М. Л.: Государственные СМИ не пишут о спектаклях, о них пишут конкретные люди: театральные критики и прочие. Это мнение человека, на которое он имеет право. Но, кто-то любит заплесневелый сыр, кто-то от него морщится. Это дело вкуса. Если критика адекватная, я ее принимаю, если же журналист публикует свое субъективное зрительское мнение — мне это не интересно.

KYKY: Помните историю свободного театра Николая Халезина, может что-то подобное случится с проектом Театр Ч?

М. Л.: Если в любой стране начать что-то делать против власти, рано или поздно случится что-то подобное. Везде можно добиваться своих целей, но смотря в какой форме ты это делаешь. Если изначально это происходит в оскорбительной и провокационной, то… Мне в принципе не понятна эта ситуация. Изначально люди задались целью оказаться в уютном мирке Запада. Их многие вещи не очень связаны с родиной, они больше популистские. Как и зачем можно заниматься театром на чужбине, я не представляю.

У театра есть не тривиально прямые, традиционные ходы, он всегда существовал подтекстами и между строк. Тактик у него намного больше, чем у цензуры и власти. Театр выходит на ринг и побеждает не боксом, он побеждает маневрами. Когда спектакль провоцирует, я не знаю, театр это или просто агитбригада.

KYKY: У вас есть темы, на которых изначально лежит табу?

М. Л.: Я не вижу таких. Мало представляю себе какой-нибудь цензор для театра. Это существует в головах мелких чиновников, которые управляют театром. Это мнимый фантом, по сути которого и не существует. При этом он очень выгоден: если не умеешь тонко владеть своей профессией, то можешь сослаться на придуманный фантом, что как будто существует цензура и не дает тебе творить. Белорусский театр не представляет никакой опасности для власти. Он не ведет никаких серьезных разговоров. Если вспомнить Советский союз, времена при Брежневе и прочее: Ефремов, Любимов, которые начали первыми вещать, были революционерами, но они были настолько мощны и понятны, настолько внятно выражали свою позицию, что даже в те заплесневелые советские времена, власть была вынуждена идти с ними на диалог и не запрещать, а отдавать им театры. Ну, а если ты сидишь в подвале и возмущенно бубнишь, причем матом, толку с тобой разговаривать? Но при этом можно обидеться и уехать.

Фото со спектакля 'Матухна кураж i яе дзецi', фото: Культпросвет

KYKY: У вас были случаи, когда постановку запрещали или просили видоизменить?

М. Л.: У меня такого ни разу не было, никогда я не сталкивался с подобной ситуацией.

KYKY: Вы всегда собираете полные залы, как бы вы описали типичного зрителя ваших постановок, кому посоветуете приходить?

М. Л.: Мой зритель — это человек в возрасте от 20 до 45–47 лет, начитанный, слушающий хорошую музыку. Смотрящий, не маргинал и обязательно не мещанин.

KYKY: В ваших постановках участвуют довольно известные в Беларуси люди, как вам удалось собрать в новом проекте такой актерский состав?

М. Л.: Основу коллектива собирал Андрей, кроме них в проекте участвуют мои старые друзья: Саша Овчинников, Дима Есеневич. Я могу долго перечислять. Это моя команда с давних времен.

KYKY: Правда ли, что многие репетиции вы, из-за нехватки времени, проводите ночью?

М. Л.: Конечно. Все актеры из разных театров и собрать их всех вместе кроме как ночью у нас получается редко.

KYKY: Вы поставили спектакль по мотивам книги Бертольта Брехта. Обязательно ли читать это произведение перед походом на ваш спектакль?

М. Л.: Я делал спектакль для людей, которые пришли смотреть с нуля. Но смотреть его можно и тем, кто читал. Я надеюсь, все зрители поймут, о чем мой спектакль.

KYKY: Вы много говорили о Минске, а чего вам не хватает в этом городе?

М. Л.: У Минска есть проблема: он купеческий город. Очень много приезжих, которые еще не ассимилировались и Минск все никак не может стать культурной столицей. Он всегда где-то на подходе к этому, но все время не доходит. Здесь постоянное разочарование. Творческие люди существуют, но они разобщены, очень эгоистичны и живут внутри себя. Нет обобщающих движений. Поэтому из-за нехватки творческой демократической движухи, возникает момент цинизма. Мы изнутри такие. Даже творчески белорусы — хоббиты, мы существуем в своих канавах и агрессивны по отношению к другим. Нам нужно создавать места, где бы люди открывались. Это мог бы быть и ночной театр, в котором люди собирались, общались и открывались.

KYKY: Почему же тогда так происходит, молодым режиссёрам не дают пробиться?

Фото со спектакля 'Дзяды'

М. Л.: Им ничего не запрещают, просто нет условий. Театры, которые сегодня существуют в Минске, находятся на дотации государства. У них очень ограниченный бюджет, и их отношение к молодым проектам можно понять. На самом деле, наше небогатое государство свою толику вносит, и не очень вмешивается в процесс. В Минске семь-восемь театров, а для двухмиллионного города это не так уж и мало. А вот гражданская общественность спит. Есть банки, бизнесмены, айти-конторы, люди, которые могли бы сделать свою жизнь в столице интереснее, немножко поделившись деньгами. Белорусы по отношению к себе вторичны и троичны. Они думают, что у нас ничего не происходит, а где-то там за пределами границы все круто. Но внутри никто не хочет ни тратиться, ни заниматься, никто не хочет почистить свой двор, все ссылаются на какие-то причины, мол государство не поддерживает. Хотя у некоторых людей есть финансовые возможности: посмотрите на количество шикарных домов и машин в Минске. И если бы они начали помогать своей стране, появилось бы вольная территория и много альтернативных площадок.

Надо верить в самих себя. Я знаю, что половина литовских фестивалей — частные, люди вкладывают деньги, чтобы потом их дети смотрели и росли в этом. В Беларуси такого нет. В этом плане мы мещане, абыяковые сонные хоббиты.