За это лето на улицах Минска задержали несколько сотен человек – кто-то отделался парой часов в РУВД, кто-то – штрафом, а кому-то пришлось отбывать 15 суток. В автозак угодил и велосипедист Никита Анискович – причем его задержание разошлось на мемы. «Никитос», как он назван в Instargam, провел уикенд на Окрестино, а после суда рассказал, как это было.
Часть 1. Автозак
Никите 29 лет, он живет в Минске и занимается организацией экстремальных видов отдыха. Его основное направление – роуп-джампинг, прыжки с большой высоты. 19 июня он ехал по велодорожке по проспекту Независимости «по своим делам», идеи принять участие в акции у него не было. Но как раз в тоже время около государственной филармонии ОМОН разгонял мирный протест.
«Когда я оказался на площади Якуба Коласа, там уже было большое количество людей и сотрудников ОМОНа. Подъехал к оцеплению (правоохранители полностью заблокировали движение около филармонии, не выпускали людей из метро), и один из сотрудников спокойно мне сказал: «Здесь проехать нельзя». Я на секунду задумался – и в тот же миг вокруг меня появилось 7-9 сотрудников ОМОНа. Один из них уточнил: «Этот молодой человек проследует с нами в зеленую машину». И только я набрал воздуха, чтобы спросить: «А зачем проследуем?» – как почувствовал, что возношусь к небесам: меня подхватили за руки и за ноги вместе вместе с велосипедом и понесли! Сопротивляться, понятно, было бесполезно (хотя потом мне пришили «сопротивление»). Меня затащили в автозак: один из сотрудников схватил рукой за шею и потащил по полу, потом начал душить, а еще трое били – не сильно, но неприятно. Еще один сотрудник орал: «Вот ты фашист». В итоге у меня забрали телефон и бросили на меня мой же велосипед. Кстати, по дороге у одного из ОМОНовцев зазвонил телефон – и там была песня «Перемен» Цоя!
Часть 2. РУВД
Никита провел в автозаке около 20 минут – за это время в машине стало на четырех задержанных больше. На вопросы о том, за что их задержали и куда везут, никто не отвечал. В итоге арестованных привезли в РУВД Советского района.
«Когда мы приехали в РУВД, нас вывели на улицу (нас было семеро). Руки сказали держать за спиной и поставили лицом к стенке гаража – так мы простояли четыре часа, до начала первого ночи. На вопросы: «За что?» – уже милиционеры говорили: «Мы вас задерживали что ли?» В половине первого принесли наши протоколы, где было написано: «принимал активное участие в митинге»; «кричал «стоп таракан»; «сопротивлялся при задержании». Данные обо мне были указаны неправильно, и я обратил на это внимание, но милиционер тут же мне сказал: «Я просто принес протокол, не я его составлял». На вопрос, как поговорить с тем, кто составлял мой протокол, он ответил, что не знает. Я написал прямо в протоколе, что не согласен с ним – не участвовал, не кричал и так далее. Я действительно ничего этого не делал. Кстати, в РУВД у одного из милиционеров тоже зазвонил телефон – и там тоже была песня Цоя «Перемен». Я тогда громко сказал: «Свой среди чужих – чужой среди своих», – но мне объяснили, что так говорить нельзя.
У нас забрали все вещи, ребята сказали снять с ботинок шнурки (в моих тапках их не было) – тут я понял, что мероприятие явно затянется. В итоге за нами приехала газель, и мы поехали на Окрестина».
Часть 3. Уикенд в изоляторе
Никиту задержали в пятницу вечером, после этого ему пришлось провести две ночи в изоляторе временного содержания. Ведь по выходным дням в Беларуси не проводят суды арестованных на мирных акциях, да и любых других обвиняемых.
«Подъезжая к Окрестина, я понял, что будет весело (смеётся). Там совсем другие нравы: ни спросить, ни пошутить. Нас вывели к стенке: «Руки за спину, ноги на ширине плеч, смотреть в пол, головой не крутить». Потом завели в здание, раздели и досмотрели. После я оказался в комнатке размером полметра на полметра, «стакан» так называемый. Там нас было трое, мы стояли буквально плечом к плечу, кто-то из парней сказал: «Я думал, один тут буду стоять». Но через пять минут нас вывели.
По обе стороны коридора на Окрестина находятся камеры, около которых стоят тапочки. Перед камерой ты снимаешь ботинки, надеваешь эти тапочки босяцкие, а твоя обувь остается на коридоре. Сама камера – это три двухъярусных кровати, туалет, умывальник и тонированное окошко, в котором приоткрыта форточка. Нас в такой было шесть человек. Спать в камере было невозможно – ни матрасов, ни одеял – одни голые доски. 15 минут полежал на такой – и тело затекло, перевернулся на другой бок – то же самое.
Состояние неопределенности, непонимание, зачем и как надолго, незнание правил изолятора… Если бы была хоть какая-то информация, сколько мы будем ждать суда, было бы намного легче. А так все это для меня было дико, казалось, что мы будем всю жизнь там сидеть. Один товарищ сказал, что, скорее всего, мы будем сидеть до понедельника, потому что по выходным суды не работают. Это был первый момент, когда меня эмоционально «стрельнуло»: я думал, что всё это может закончиться в любой момент – как, еще два дня?
Утро субботы. Завтрак и котиная доля еды: вонючая каша и чай. Время на Окрестина идет ужасно долго. Часов нет, сотрудники изолятора не отвечают на вопросы «который час?» – хотя у самих часы на руках есть. И обращаются с людьми, как с ярыми уголовниками, которые совершили убийство. А ты понимаешь, что сидишь ни за что! Было ужасно холодно, я попал в изолятор в одной майке (которую и ту порвали в автозаке) и шортах. А моя «шконка» стояла как раз напротив форточки, из которой дуло. Сильно замерз, но на просьбы про одеяла и матрасы всегда отвечали: «Не положено».
Кстати, в первый день нам выдали много хлеба, потом его перестали давать. Мы налепили столько хлебных фигурок – на целую галерею.
К вечеру субботы голова трещала. В камере было душно, воняло потом и грязью – ужасно. Один товарищ сказал: «А может, нам и по 10-15 суток дадут». Меня эмоционально стрельнуло второй раз: «10 суток здесь? Нет!» Когда мы на свободе говорим о тех, кто сидел или сидит в изоляторе, нам кажется, что, мол, ну да, тяжело людям. Но когда ты находишься там и не знаешь, что будет дальше – это очень морально давит на кукуху. Было видно, как ребята, которые изначально держались бодрячком, через некоторое время становились нервными и злыми.
Когда мы вышли на вечернюю проверку, весь коридор был в обуви. Было слышно, что людей в изолятор завозят пачками и казематы полные. Ночью слышали, как некая женщина била по воротам, надрывным голосом час кричала: «Выпустите моего сына!» Это было дико. В соседней камере тоже кто-то орал – видимо, человек со слабой психикой. Стены изолятора настолько давят на мозг, что невозможно держать себя в руках. У неподготовленного человека в таких условиях действительно может поехать крыша.
Воскресенье. Завтрак и опять вонючая каша. Поспать удалось пару раз по 15 минут. Обеда не было, постоянно хотелось есть. Ближе к 17:00 нам дали какой-то суп, в 19:00 был ужин. И очередная ночь, в которую не спал никто – у всех кости болели, лежать на твердой лавке было невозможно. Хорошо, нашли какую-то проволоку и закрыли форточку.
Понедельник. Утро – все надеялись, что нас увезут на суд, но принесли завтрак. Снова появилась мысль, что мы будем сидеть неизвестно сколько – стало страшновато. Но после обеда нас увезли.
Часть 4. Суд
В понедельник, 22 июня, Никиту и еще семерых задержанных привезли на судебное заседание. Процесс вели по Skype, дело Никиты рассматривали третьим.
«Всем зачитывали одно и то же: «принимал активное участие в митинге»; «кричал лозунги»; «оказывал сопротивление при задержании». Свидетелями были ОМОНовцы, они тоже говорили как под копирку: «махал руками»; «отказывался пройти в автозак»; «падал на землю»; «хватался за одежду». В итоге первому парню дали 30 базовых (810 BYN), второму – 40 базовых (1 080 BYN), мне – 32 базовых (864 BYN).
Конректно мой суд начался с моего ходатайства о приобщении к делу видео, где видно, как меня задерживали. На проспекте Независимости куча камер видеонаблюдения, если посмотреть записи, можно увидеть, что я не кричал и не принимал ни в чем активное участие. Судья отклонила ходатайство. Я, кстати, задал вопрос ОМОНовцу-свидетелю, спросил, сколько он за мной наблюдал. Он ответил, что всего 15 минут, на что я уточнил, что задержали меня через минуту после того, как я подъехал на площадь: «Нет, 15 минут». Когда я задавал вопросы, на которые ОМОНовец не мог ответить, потому что эти ответы его бы подставили, он просто говорил: «Затрудняюсь ответить». Ну и все, постановление готово. Радует, что дали не 10-15, а только штраф – гора с плеч.
Со мной сидел человек, который 19 июня пришел к филармонии, связав себе руки кабельной стяжкой и заклеив рот скотчем. Этому парню составили точно такой же протокол, что он якобы тоже кричал и махал руками. Он сказал на суде: «Есть свидетели, которые видели, что у меня был заклеен рот», – всем плевать. 40 базовых – и гуляй. Ничего не докажешь, это как одно большое осиное гнездо. Беспредел полнейший, беззаконие форменное. Все факты говорят о том, что ты невиновен, но система работает, как печатный станок: «Протокол – виновен, следующий!»
Часть 5. Мем
При задержании Никиту в прямом смысле несли на руках. Когда беларусы увидели фото этого ареста, их фантазию уже было не остановить. Кто-то сравнил его с картиной «Пролетая над городом» Шагала, другие – с полотном «Сотворение Адама» Буонарроти.
Так роуп-джампер Никита Анискович вошел в историю страны, как велосипедист, которого задержали ни за что, но зато красиво. Он отделался штрафом, поэтому после суда отправился домой. На вопрос KYKY, будет ли он после уикенда на Окрестина принимать участие в мирных акциях, Никита сначала ответил так: «Как я могу не пойти после того, как отсидел трое суток в изоляторе ни за что? Еще и штраф заплатил. Я же не терпила, чтобы надо мной можно было так издеваться. Теперь это моя «маленькая война». Но через минуту прислал еще один ответ: «Конечно, всё зависит от обстоятельств. Сейчас говорить можно всё, что угодно, но когда это случится, гарантии, что я поступлю именно так, как сказал – нет. Люди, как правило, последовательны и должны делать то, что говорят и думают, но порой в современном мире это невозможно по независимым от нас причинам». И добавил: «Мне иногда кажется, что если выйдет вся страна, ее всю и посадят». С другой стороны, если выйдет вся страна – кто же тогда будет «сажать»?
Ирина Михно, рубрика «Герои»,