«На родину можно хотеть, но не возвращаться». Первое большое интервью Цеслера спустя год в эмиграции — о том, что многие боятся сказать вслух

Герои • Ирина Михно

Пожалуй, вам не надо объяснять, кто такой Владимир Цеслер – его работы моментально расходятся по соцсетям и собирают тысячи лайков. Но какой он человек, знают немногие – художник редко говорит о личном. И сегодня тот самый случай: Цеслер рассказал KYKY про свою первую в жизни эмиграцию, в которую не собирался уезжать. А заодно объяснил, почему и как решился продавать свои работы за крипту (и где их можно купить).

Владимир Цеслер – беларуский маэстро, художник и дизайнер, которому давно не требуется представление в арт-кругах. Его работы входят в коллекции мировых музеев: плакат «Woodstock 30 years», например, выставлялся в парижском Le Louvre Musée de la Publicité. В 2020-м главной темой Цеслера стали плакаты, посвященные политической ситуации в стране, за что беларусы, кажется, влюбились в автора повторно.

В августе 2020-го Цеслеру пришлось покинуть свою мастерскую в Минске, сам Минск – да и Беларусь в целом. Теперь он живет на Кипре и удаленно участвует в собственных выставках. Весной 2021-го он открыл в Москве выставку «Оптика Цеслера», а осенью решил продать одну из своих работ на крипто-аукционе. За право стать обладателем «Лимончеллы» Цеслера боролись сразу несколько коллекционеров. Победу одержал покупатель, предложивший наивысшую цену 0,6 ETH (более 2,1 тысячи долларов).

Сегодня мы говорим с Цеслером о том, как он оказался в эмиграции и крипто-мире – и что из этого страшит больше. 

Часть 1. В которой беларус Цеслер впервые в жизни уезжает из Беларуси

KYKY: Владимир, хочу начать с простого вопроса: как вы? 

Владимир Цеслер: Нормально, вроде бы. Кипр – достаточно приветливая страна. Здесь много приезжих из Беларуси, Украины, России. Люди, которые находятся тут, как-то связаны между собой, они соотечественники. И я встречаюсь с ними: у каждого свои беды и истории, почему нужно было уехать, я понимаю их. 

У меня уже возраст такой, предполагающий разные рецидивы, но на Кипре они в состоянии не проявляющемся. Здесь, видимо, целебный воздух: как мне сказали, смесь эвкалипта и средиземноморской сосны. Но мы все же стараемся как-то губить свое здоровье – сигареты, спиртные напитки (смеется). А местный климат помогает на утро не чувствовать себя плохо. Но я жару переношу трудно, поэтому в основном сижу дома. Иногда рано утром могу искупаться, если получается. 

KYKY: В этом году вы впервые за много лет собрали беларусов на свой день рождения не на поляне на Минском море, а на Кипре. Это тот случай, когда в первую очередь важны люди? 

В.Ц.: До праздника я спрашивал у своих приятелей, приедет ли вообще кто-то, они отвечали: «Пусть это будет сюрпризом». – «Каким сюрпризом? Надо же что-то заказывать, готовить. Хотя бы скажите, кто точно не приедет». В итоге было 65 человек, люди приехали из Украины, Эстонии, Польши, было очень много наших, беларусов. Я даже не мог себе представить, что, пройдя через все трудности, включая ковидные, соберется такая компания.

Знаете, я вообще никогда в жизни из Беларуси не уезжал больше, чем дней на 25. А тут уже такой срок – больше года. И юбилей впервые отмечал не в своей стране – в этом случае все важно. Боюсь, в Беларуси он выглядел бы иначе, потому что время сейчас не праздничное. 

KYKY: Я знаю беларусов, которые в этом году и свадьбу решили сыграть, и детьми обзавелись.

В.Ц.: Люди всегда остаются людьми: даже в самых жестких условиях жизнь будет продолжаться – это не зависит от нас самих. Когда постоянно находишься в состоянии стресса, чувства притупляются и ты адаптируешься к ситуации. С поправкой на это люди и живут: все равно встречаются, ходят в бары, пьют кофе. Может, кофе уже не так хорош, да и бары не те, но все это остается человеческой потребностью, где бы мы ни находились. Так что пусть каждый сам решает, как ему поступать со своей жизнью. 

KYKY: Многие уехавшие беларусы прошли через депрессию и апатию, потому что потеряли прежнюю жизнь. Вы долго адаптировались к другой стране?

В.Ц.: Это состояние будет всегда, оно с тобой до конца жизни. Не случится такого, что я адаптировался – и всё, живу в новой реальности. Люди потеряли родину – это страшная вещь, очень серьезная рана. Вряд ли она сможет когда-либо зажить. 

Владимир Цеслер на выездной вечеринке на свой день рождения, 2016 год

Владимир Цеслер на выездной вечеринке на свой день рождения, 2016 год

Даже добровольная эмиграция накладывает огромный отпечаток. Редкие люди, даже те, кто состоялся как личность в другой стране, не хотят вспоминать и приезжать на родину. Каким-то образом они всегда к ней тянутся, у них все время телевидение, интернет настроены на определенную волну. Они поглощают, живут этим. Разве что в пятилетнем возрасте можно уехать и даже не заметить, что язык поменялся. Более-менее взрослому человеку достаточно сложно приобретать друзей, связи. Можно жить хорошо где угодно, но хочется жить у себя на родине. 

KYKY: Сразу после переезда на Кипр вы говорили, что скучаете по всему, что было дома, – это чувство усилилось или прошло? 

В.Ц.: Оно притупилось. В какой-то момент ты начинаешь понимать, что там у тебя были друзья, связи, но уже никогда в жизни тебе не придется вернуться в тот Минск, из которого ты уехал. Дома останутся, а город будет другим. И он даже может стать тебе не интересен – с тобой ведь уехала и твоя память о Минске, а в реальности это явно другое место. И дело не в том, какой флаг в данном случае висит на зданиях, я не об этом. В любом случае в Минске все будет иначе. Наверное, проще – может, даже более серо. Я знаю людей, которые выехали: они развиваются, где-то очень творчески, а тем, кто остался, почему-то не работается, настроения нет. 

И, как правило, если ты уехал без всяких причин, но ты молод, вернуться будет легко. А вот взрослому человеку, даже помани его самым сладким кусочком… Да и кто-то говорит, что в одну реку нельзя войти дважды – наверное, дело и в этом тоже. В случае удачного разрешения вопроса, конечно, будут те, кто приедет обратно. Но очень жаль, что многие уже не вернутся.

Был в Союзе художник, которому из-за проблем с властями пришлось уехать в США. Потом прошла перестройка, и ему кто-то сказал: «Теперь вы могли бы вернуться в Россию», – на что тот ответил: «А чего ради? Меня там никто не ждет. Здесь у меня есть студия, недвижимость, а там у меня нет ничего, потеряны мои друзья. Почему я должен уезжать?». Опять же, он банально привык к другой жизни. 

В Беларуси ты постоянно что-то делаешь и привыкаешь, что тебе нужно за свое дело бороться. Я вот всю жизнь сражался за мастерскую – это пипец какой-то. Вместо того, чтобы работать, я боролся. А почему? Я вроде оплачиваю помещение, делаю все, что необходимо, но почему-то этого недостаточно. И это только мой пример, у других людей другие примеры: то, что положено тебе в этой жизни, ты должен вырывать с трудом. 

KYKY: Что сейчас с вашей мастерской? 

В.Ц.: Она больше не моя. Там, наверное, уже сидит другой человек. 

KYKY: Возвращаясь к истории про художника, который не захотел вернуться, – а как же желание жить на родине? 

В.Ц.: Можно хотеть, но не возвращаться. Я знаю Шагала, как-то он приезжал в Беларусь, ему предложили съездить в Витебск, но он ответил: «Я не поеду, мое сердце этого не выдержит». 

Но если я приеду, конечно, найду себе новую мастерскую: столько министров полетит к чертовой матери – можно будет любой из их кабинетов занять. 

KYKY: А вы вернетесь, когда появится новая Беларусь? 

В.Ц.: Я могу этого не дождаться.

 

KYKY: Какое ваше самое главное открытие эмиграции? 

В.Ц.: Это гораздо проще, чем я себе представлял (естественно, не без помощи друзей). Вспоминая свою жизнь, я никогда не тяготел к какому-то имуществу. У меня был мотоцикл и машина, но я ее не водил. Как-то меня спросили: «А чего ты на машине не ездишь?». А я просто не знаю, куда.

Помню времена юности, когда мы были хиппи и на попутках ездили в Эстонию, там тогда устраивали музыкальный сейшн. Нас по дороге подбирали дальнобойщики, но мы не оставляли им денег, потому что их не было. У нас вообще ничего не было. А я иду и думаю: «Почему я такой счастливый? Справа только зеленое гороховое поле, а слева – яблоневый сад. Но это – вау». Потом понял: я счастливый, потому что дома  не оставил ничего из того, за что бы дрожал, а впереди были интересные люди и обалденные встречи, жизнь начиналась.

Да и сейчас период такой, интересный. Люди одно время бросились строить дома, все хотели свое имущество. Кому-то это проще давалось, другие на то, чтобы построить дом за городом, отдавали всю жизнь. А потом вдруг ты понимаешь, что в этот дом в гости никто не приедет, потому что далековато. Да и детям он не нужен. И ты сам думаешь: а мне он зачем? 

KYKY: Как в видео нашей редакции главред KYKY сказала, что мы есть сами у себя – и это главное? 

В.Ц.: Да. Есть такой фильм – «Жизнь в материальном мире», он посвящен Джорджу Харрисону, гитаристу из The Beatles. Харрисон был буддистом, открытым и очень интересным человеком. Однажды журналистка у него спросила: «Сейчас вы богаты, известны и успешны, что это для вас?». Харрисон ответил: «Теперь я могу познакомиться с тем, с кем захочу». Человека ничем не заменить. 

KYKY: У вас нет ощущения, что за этот год беларусы стали похожи на еврейский народ – теперь беларуские диаспоры тоже раскинуты по всему миру и готовы помогать беларусам и в стране, и вне страны? 

В.Ц.: Может быть, кто-то уже высказывал мне такую мысль. Беларусы стали помогать друг другу, я видел это. Как-то мы сидели у меня в мастерской тем летом, была ночь, и вдруг люди зашевелились, решили, что им срочно нужно куда-то ехать. И на вопрос, куда они собрались, я услышал: «Мы едем на трех машинах в Жодино, там будут среди ночи отпускать арестованных – их же надо отвезти в Минск». Я видел, как люди не брали в магазинах деньги за продукты, когда узнавали, что можно кому-то помочь. Думаю, Лукашенко надо дать какую-то медаль – он объединил нацию. 

 

KYKY: Есть куча примеров поступков беларусов вне страны, аналогичных тому, как евреи по всему миру, например, дают денег на восстановление еврейских кладбищ.

В.Ц.: Кстати, я тут познакомился с одной девочкой-беларуской, она художница и волонтер. И вместе с другими волонтерами наводит порядок на еврейских кладбищах. Просто так, их никто об этом не просит. 

KYKY: Я хотела спросить, как вы думаете, сохранятся ли сильные беларуские диаспоры, когда в Беларуси сменится власть? Или это временное явление?

В.Ц.: Думаю, они просуществуют еще долгое время. И потом, когда у нас появится страна, в которой будут свободы, нормальные праздники… Я вот недавно вспоминал, праздники в Минске – этот кошмар, когда весь народ, кроме тех, кого загоняли на марши, старался на электричках разъехаться к чертовой матери подальше от того безобразия. А потом начались протесты, и я там был – это были не просто демонстрации, а настоящий праздник. Никто не заставлял людей туда идти, они приходили сами и еще тащили с собой аппаратуру, устраивали танцы. Люди показывали: не надо нам ничего устраивать и оплачивать музыкантов из филармонии, мы все сделаем сами. Все это будет и дальше.

KYKY: Владимир, что прямо сейчас происходит с беларусами? Что изменилось в людях, когда стало ясно, что победа не будет быстрой? 

В.Ц.: Надо бы у беларусов спросить. Но что я вижу, мои друзья, оставшиеся в Беларуси, стараются не находиться в Минске: если есть дача, сидят там. Так сильна внешняя ненависть и злоба, она просто тебя охватила. Но когда уезжаешь в сторону деревни, это чувство отпускает. 

По разговорам я понимаю, что люди находятся в выжидательной позиции. Что может произойти дальше, я не знаю, но вечно это все длиться не может. Хотя, несмотря на сильнейшие санкции, что до сих пор происходит на Кубе? Я там был и видел, как живут люди. Но они другие, они радуются солнцу, морю, танцам – кубинцы всегда будут счастливыми людьми. Хотя зарабатывать в их стране нельзя. 

KYKY: Вы не заметили желание найти причину всех бед? 

В.Ц.: А кого можно обвинить, кроме самого себя? Когда случилась перестройка, я был в Крыму. Было страшно: постоянные ЧП вокруг, по телевизору – «Лебединое озеро». И вдруг среди дня все разрешилось, пришел праздник. Тогда в Крыму хороших вин не было, только «Массандра», в которой сахара столько, что на утро голова тяжелая. Но мы все равно выпивали на радостях. И к нам подошел молодой человек, по внешнему виду он был какой-то… Ну, может, комсомолец. И говорит: «Вы видели, какие безобразия происходят в Москве? Они памятник Дзержинскому сломали!». Спросил его, сколько еще памятников уничтожили, он ответил: «Ну, вроде один», – а я говорю: «Представляете, сколько красные сломали памятников? А эти – только один. Что вам, жалко что ли?». 

Он начал рассказывать, что появились какие-то фашистские организации, спрашивал, как мы к ним относимся, а я ответил: «Знаю я вас: сначала постараетесь стереть память, а следом и евреев. Не надо ничего делать».

Я думаю, когда всё закончится в Беларуси, многие захотят купить там дома, это 100%. Человек же обычно возвращается на родину уже состоятельным, что-то покупает. У меня есть друг, он живет в Москве, и в Беларуси почти не был, но его родная деревня где-то под Витебском, так и он дом захотел. И еще наш великий художник [Борис] Заборов – он умер, но когда был жив, приезжал, мы с ним к Евгению Доминиковичу Будинасу в Дудутки ездили. И Борис, уже оторванный ломоть, у которого во Франции работы висят, тогда сказал: «Меня защемило. Хочу купить дом. Только не рядом с Женей, потому что он очень гостеприимный и не даст работать». 

Наверное, я бы тоже хотел дом где-нибудь в Беларуси. Чтобы можно было наслаждаться зимой, летом – всеми порами года. И обязательно на природе. Потому что в городе человек слеп, он не видит никакой смены. А когда ты находишься в открытой зоне, тебе заметна даже малейшая смена ландшафта. И можно сидеть и завороженно смотреть. Думаю, я бы тоже построил дом где-нибудь в Витебской области, а может, и под Слуцком – родом я оттуда. 

Часть 2. В которой художник Цеслер открывает мир крипты

KYKY: Давайте поговорим про искусство. Ваша выставка «Оптика Цеслера» просуществовала в Москве четыре месяца, но вы посещали ее только в онлайне. Насколько невозможность участвовать в процессе физически усложняет работу?  

В.Ц.: Я не считаю, что это тяжело. Когда идешь на выставку, ты ведь хочешь, в первую очередь, увидеть не работы, а своих друзей. Да, интересно посмотреть, как все организовано, но основное – это люди, потому что выставка – это акция. Ну, не был я там лично, и что?

Мы планировали эту выставку несколько лет, планы постоянно менялись. У меня был мандраж. Даже думал, что ее не нужно делать, потому что это праздник во время чумы – к месту ли он? Бог знает. Но меня переубедили, и было очень много подготовительной работы. Название ребята придумали: есть оптика [немецкого инженера, производителя оптики Карла] Цейса, и созвучно появилась «Оптика Цеслера». В итоге, надо сказать, выставка была сделана достаточно профессионально – честь и браво устроителям. Из-за того, что я не мог присутствовать лично, открытие проходило в зуме

KYKY: «Оптику» повезут в Вильнюс – в этом городе у вас получится ее лично увидеть? 

В.Ц.: Если бы это было так просто, перевезти выставку! Есть организационные сложности. Получится – может, и приеду. Я, если честно, до сих пор не легализован. Никогда сам не занимался жизнью, и с точки зрения практичности я абсолютно беспомощный человек. Спасибо друзьям, что помогают. Так что, если к моменту выставки смогу выезжать, конечно, поеду. В ином случае пограничники меня просто не впустят обратно. 

KYKY: К разговору о том, делать ли выставки. Как-то в интервью вы говорили, что получаете письма с благодарностями от людей, которые ждут ваших работ: «И я не должен останавливаться. Это какая-то святая обязанность, хоть это и громко сказано». Может, это и есть ответ?

В.Ц.: Впервые я это увидел, когда у меня был день рождения. Слава богу, что в месте, где мы отмечали, не тянула связь – это была деревня под Лимасолом. Мне звонят, я кричу, что ничего не слышу, а человек и дальше пытается что-то говорить. В какой-то момент я понял, что телефон надо отключить, потому что это просто кошмар. А когда приехал домой, начал разбирать почту. И что ошарашило – поздравлений было больше 4000 тысяч, причем от людей, которых я никогда не знал. Меня это очень тронуло, несколько дней сидел, пытался всем отвечать. Люди писали: то, что я делаю, помогает им жить. 

KYKY: Мне почему-то вспомнилась одна из ваших последних работ с Мэрилин Монро, которой вы поздравили Светлану Тихановскую с днем рождения. 

В.Ц.: Было такое. Я узнал, что у нее праздник, и тут же сделал пост. Меня никто об этом не просил. Хотел сначала видео опубликовать, но технически это было бы сложнее, поэтому решил, что и так все поймут. Светлана, кстати, ответила и поблагодарила. Я хорошо отношусь к Тихановской: ей пришлось пройти через очень неприятные моменты, и то, что она до сих пор держится, говорит о том, что она – молодец. Светлана наш президент в изгнании... Оказывается, Беларусь может жить без президента.

 

Все же так считают [что Тихановская наш президент], не только я. Народ сделал свой выбор. Но она думает, что ей сложно будет возглавлять страну – наверное, потому что в ней живет совесть. А почему сложно? Даже вон Лукашенко, даже ему не сложно... А почему будут трудности у Тихановской? Я вообще подумал, что у беларуской революции, почти как у Алексиевич было, женское лицо, женский характер. Наши женщины оказались более стойкими. Если помните, когда я делал поздравление для Колесниковой, написал: «8 марта – День защитниц отечества». То, что у нас женщина должна президентом быть, – очевидно. Если на новых выборах будет два кандидата – Тихановская и Колесникова, я проголосую за обеих.

 

KYKY: Давайте вернемся к искусству. Вы выходите на рынок крипто-арта. Для вас это выход в открытый космос? 

В.Ц.: Вы знаете, нет. Все работы, представленные на выставке, созданы при помощи компьютера. Так или иначе, всю свою жизнь я занимаюсь цифровым искусством. Если даже делаю живопись, все равно прогоняю ее через компьютер. Еще не было цифровых аукционов, а я уже этим занимался. Вот они и подоспели. 

KYKY: Я скорее про формат продажи арта посредством NFT. Кто вас втянул в эту авантюру и почему вы в итоге решили согласиться?

В.Ц.: Даже если у меня ничего там не купят, поверьте, я не перестану этим заниматься. А уговорили друзья, мол, есть вот такое – ну, а ты чего? И я решил, что можно попробовать. 

KYKY: Скажите честно, вы уже разобрались, как это работает? 

В.Ц.: Нет, и даже не собираюсь сильно вникать. Вот во времена Совка все говорили про Карла Маркса, и я бы мог спросить в свое время Леонида Ильича Брежнева: «А вы вообще читали «Капитал»? Может, вы с чем-то не согласны?». Чтобы читать Маркса, нужно как минимум иметь высшее экономическое образование, иначе в чем ты там разберешься? То, что написал Маркс, – великое учение, оно останется на века. Правда, мы с советской властью его даже не нюхали. Вот в Западной Франции социал-демократы, да даже анархические движения живут по учениям Маркса. 

Кстати, я однажды увидел, что на гербе Австрии в лапах орел держит серп и молот. А когда в Беларуси поменяли герб, убрали с него серп и молот. Вы что, против рабочих и крестьян? Что это за акция? Я никогда ничего против серпа и молота не имел, потому что они не были коммунистическими символами. Это символы социал-демократов, а их за уши к коммунистам притянули. Удивительно даже, что у нас в Минске до сих пор стоит домик РСДРП. Его должны преобразить, поставить рядом живого городового в костюме, чтобы представители всех стран ездили к этому домику как в туристическую Мекку.

А вы знаете, почему именно в Минске прошел первый съезд РСДРП? Оказывается, самый большой процент социал-демократов среди полицейских был именно здесь. Когда-то наш город охраняли городовые. 

KYKY: Казалось бы, и где все это теперь. Получается, по аналогии с Марксом у вас нет подспорья для погружения в мир крипты? 

В.Ц.: Да. Уже поздно мне заниматься экономическим делом. А насчет работы, которую выставили на этот аукцион... Когда-то мы с моим другом Вашкевичем были на фабрике муранского стекла в Италии, и итальянцы предложили нам с ними поработать. Мы стояли возле печки со стеклодувом – рисовали на доске, а он делал. И эта работа из стекла осталась у итальянцев, то есть ее нет как таковой. Совершенно случайно сохранилась только фотография. А эту работу уже нельзя будет разбить или уничтожить, потому что ее просто нет. 

KYKY: Вы видели работы других художников, которые продаются на NFT-маркетплейсах, и за какие деньги их покупают?

В.Ц.: Я отношусь к этому весьма скептически. Иногда смотрю на ультрасовременное искусство, и мне кажется, что некоторые работы – чепуха. Но есть и настоящие мастера. Вообще с появлением цифры в многообразии начали появляться новые художники. И все они стали в один ряд. Раньше были какие-то комиссии, худсоветы, которые отбирали творчество. Они плохие работы не принимали на выставки, но и очень хорошие – тоже, по понятным причинам. Сейчас молодые художники выставляются вместе с уже зарекомендовавшими себя, они могут стать знаменитыми в один день. И это очень хорошо. 

KYKY: Вы сами сказали, что видели среди работ чепуху. Когда спрос на искусство формируют не всегда искушенные зрители, это не способствует развитию дурновкусия? 

В.Ц.: Нет. Плохой вкус испортится, а хороший станет еще крепче. 

KYKY: Какие работы, продающиеся за крипту, вас зацепили?

В.Ц.: Были достаточно интересные, но художников не вспомню. Да и назову сейчас кого-то, а вдруг тот, кто не попадался мне, делает еще более прекрасные работы?

KYKY: А работы тех, кого назовете, возрастут в цене. 

В.Ц.: Если бы я мог обладать таким даром делать человеку рекламу, я бы сидел на проценте (смеется). 

KYKY: Как вы думаете, почему вообще художники пошли на крипто-рынок? Там можно больше заработать, чем традиционным способом? 

В.Ц.: Не знаю, эти причины пока не изучал – но почему бы нет? И потом, у меня в инстаграме 45 тысяч подписчиков, а у других – миллионы. Оказывается, это тоже формирует ценник.

KYKY: Как вам кажется, NFT-маркетплейсы – будущее искусства? Знаете, лет 10 назад говорили, что газеты умрут и останутся только сайты. Или NTF не сможет заменить работы, которые можно потрогать? 

Владимир Цеслер, фото: Reform.by

В.Ц.: В Беларуси до сих пор читают газеты, потому что экономическая ситуация не позволяет всем покупать компьютеры и телефоны. А искусство было и будет всегда. 

Когда появились первые «моторолы», все ходили с этими огромными телефонами. И было удивительно, что человек, как по рации, может на удалении разговаривать. Прямо на глазах произошло перерождение, и телефон стал целым миром: там и переписки, и фотографии – вся жизнь. А произошло это потому, что все начали массово скупать телефоны, и у производителей появились деньги на их дальнейшую разработку. Это же первое условие: чтобы что-то улучшить, нужна денежная масса, которую можно вложить в развитие. Так и в случае искусства: думаю, еще что-то разовьется.

Жалко нам или нет, старшее поколение уходит. Почта, марки – целая культура обламывается. Я знаю, в Японии, в Токио, мэрия посчитала, что трамвайные линии перестали быть экономически выгодными, и решила их закрыть. Среди японцев поднялась страшная паника. И вдруг они раз в неделю идут и покупают билеты, просто так едут хотя бы одну остановку на трамвае, чтобы его не закрыли. Вот такое теплое отношение. У нас, вероятно, подумали бы: закрыли – и ладно. Нам еще надо дойти до понимания, что все, что есть в городе, – это ценно. И в первую очередь – сами люди. Вот когда мы это поймем (наверное, еще не скоро), тогда и начнем жить по-другому. 

Если вы хотите больше личных интервью с умными беларусами, поддержите KYKY – подпишитесь на наш Patreon за мерч и другие бенефиты. А если любите отношения без обязательств – сделайте быстрый донат на нашем сайте (окно для донатов – прямо под этим материалом).

Заметили ошибку в тексте – выделите её и нажмите Ctrl+Enter

«Твоя несвобода похожа на баг в мироздании». У Саши Василевича день рождения — его друзья публикуют истории и фото с ним, которых вы не видели

Герои • редакция KYKY

Сегодня, 14 сентября, наш соучредитель, владелец агентства Vondel/Hepta Саша Василевич второй раз празднует свой день рождения в СИЗО. Почему Саша все это время находится там, мы не знаем, вероятно, не знают и следователи – суда над ним еще не было. Мы публикуем лишь малую часть постов знакомых, друзей и коллег Саши, которые, как и наша редакция, поздравляют Василевича и хотят как можно скорее увидеть его на свободе.