Мы встречаемся в Киеве – Шрайбман приходит в цветочной рубашке и с коляской в руках. Вот что июльская жара и политический кризис делают с аналитиками. Артём сразу извиняется, что они опоздали, потому что «дочь отказывалась есть». Они с его женой Викой Луд расспрашивают меня про жизнь в Киеве – редакция KYKY выехала еще в августе 2020-го. Тогда же у Артёма и Вики родилось «дитя революции» – Ева.

Я вспоминаю времена, когда Вика работала в KYKY и уходила из редакции как раз тогда, когда выходила замуж и уезжала с Артемом в Англию на учебную программу. Шрайбман в ответ шутит, что поставил Вику перед выбором: либо он, либо KYKY. И рассказывает, что свою свадьбу они отмечали ровно четыре года назад в львовском баре «Мазох». Но скоро разговор всё равно возвращается к нынешней реальности.

Часть 1. В которой Ева уезжает из Беларуси

KYKY: Вика, насколько по шкале от 1 до 10 ты в шоке от переезда?

Вика Луд: Меня давно тяжело чем-то шокировать. Честно, в Минске уже задолбали вопросом: «А когда вы уедете?». Все знакомые спрашивали об этом, что начинало раздражать, хотя мы понимали, что вопрос логичный. Но у нас был принцип – мы остаемся до последнего, пока не будет реальной угрозы.

KYKY: Как в семье обсуждался отъезд? Это было парное решение: остаёмся и ничего не постим в соцсети?

Вика: Мы начали поднимать эту тему еще августе, когда стало понятно, что ситуация затяжная. Стоп-кран дернули и, конечно, мы думали, что и нас заденет какой-нибудь волной: неизвестно, кого из чиновников Артем бесит. При этом мы оба были за то, чтобы как можно дольше не уезжать. Помню, еще шутили с Адаркой Гуштын (журналистка TUT.by, жена главреда «Нашей Нивы» Егора Мартиновича. Интервью записывалось до того, как Егора избили на допросе, а редакцию «НН», как и большинство оставшихся в Беларуси медиа, зачистили – Прим. KYKY), кто из нас пробудет в Минске дольше. В итоге выиграла подписка о невыезде, под которую попал Егор.

Я постоянно «проверяла температуру», спрашивала у Артема, безопасно ли нам остаться. Он все время отвечал: «Я же ничего плохого не делаю». – Ну, если не делаешь, тогда ладно! (смеется) На самом деле, мы, наверное, очень наивные – когда все случилось, у нас не было ни паспорта у ребенка, ни чемодана. Возможно, это было легкомыслие. Либо дело в психологии – мы шли в отказ и не хотели признавать реальность. Как только соглашаешься, что угроза есть, начинаешь жить в постоянном напряжении, ждешь, когда что-то случится.

Артем Шрайбман: Мы готовились к обыску. Компьютеры старые унесли из квартиры, не хранили наличные дома.

Вика: Вынесли личный архив со старыми детскими фотографиями, свадебными. Это вещи, которые могут использовать против вас – и это больнее всего ударяет. 

А потом мы посмотрели эфир на ОНТ с Протасевичем – и достаточно легко собрали вещи. Артем уехал первым, я осталась, чтобы сделать Еве документы. Подумала, что вернусь нескоро, поэтому еще окна помыла (смеётся).

Артём: Всё, что всплыло обо мне, когда я решил уехать, было известно еще в декабре (речь про участие Артема в закрытом чата Love Hata, где также были Антон Мотолько и Роман Протасевич – Прим. KYKY). И раз я тогда остался, другие подробности об этом чате не стали бы серьезной причиной, чтобы уехать. Ничего преступного обо мне там нельзя было найти. Естественно, я не ожидал, что Рому попросят наговорить выдуманной информации. Это как быть готовым к тому, что тебе подкинут наркотики, – невозможно. Поэтому ты либо находишься в эмиграции, либо живешь с осознанием риска. До определенного момента я жил по второй модели.

Наверное, кто-то на моем месте уехал бы еще в августе, а другие остались бы и сейчас и, возможно, сели. Для меня же именно в этой точке истории угроза стала очевидна. Что интересно, с моими родителями у нас совпало осознание ситуации. Первый раз они написали, что стоило бы уехать, именно в тот вечер, когда я сам это решил.

KYKY: За последний год вы и сами стали родителями.

Артем: Прямо на пике прошлогодних протестов.

KYKY: Не представляю, что чувствует человек, у которого появляется ребенок, когда вокруг такой ад.

Артем: Когда люди начали волнами уходить в депрессию – в воскресенье подъем, всю неделю упадок – у меня сохранялись позитивные эмоции как раз благодаря ребенку. Они сглаживали все стрессы, весь негатив. Я мог уйти в родительство как в терапию.

KYKY: Когда и как вы решили, что дочь будут звать Ева?

Вика: Имя придумала я. Давно решила, если у меня будет дочь, назову ее Евой. Уже когда была беременна, на третьем или четвертом месяце, мне приснился сон: я рожаю, а в больнице никого нет, потому что все ушли на марш. И никто не может принять у меня роды. Рассказала об этом даже врачу, но он ответил, мол, не переживайте, в роддоме всегда кто-то есть. В результате Ева родилась в воскресенье в два часа дня.

Потом завертелась вся эта история с картиной Сутина. Мы подумали и решили, что раз уж это дитя революции – пусть будет Ева. Чему быть, того не миновать.

Артем: Под мою фамилию подобрать имя ребенка непросто, а Ева отлично подходит.

KYKY: Значит, ты не спорил с выбором Вики?

Артем: Да я эту историю только что узнал! До этого думал, что это наш консенсус (смеются).

KYKY: Вы же понимаете, что в Беларуси будет очень много Ев, родившихся в 2020-м?

Артем: Но это не повод называть ребенка Тракториной!

Часть 2: В которой аналитик не ходит на протесты

KYKY: Когда я уезжала из Минска, там оставалось много моих друзей, работал «Ў» бар – да много чего работало. Это был живой город, в котором Максим Знак еще был на свободе, а у людей была надежда. Из какого города уезжал ты?

Артем: Очень гнетущий город. Люди в подавленном состоянии, многие живут ожиданием стука в дверь. Неприятно в этом признаваться, но мне полегчало, когда я от него избавился, приехав сюда. Буквально в первые дни в другой стране ты понимаешь, что весь последний год жил в абсолютно неестественном состоянии.

Кстати, уже в Киеве, буквально через две недели, как я сюда приехал, была интересная ситуация. Поздний вечер, звонок в дверь, смотрю в глазок – стоят два космонавта с калашами. Я сразу подумал, что и тут меня нашли. Оказалось, я неправильно отключил в квартире сигнализацию, что мы сразу и выяснили. Украинские полицейские такие вежливые – просто зайки. И топтать в квартире не хотели, и извинились, что придется квитанцию за ложный вызов выписать. После такого общения понимаешь, что за формой стоят люди, с которыми тебе было бы нормально пообщаться и вне контекста сигнализации. Про наших силовиков я такого не могу сказать.

KYKY: Уверена, в начале 2020-го ты представлял себе его совершенно иначе. Каким? Думал, что выборы снова будут скучными?

Артем: Да, в начале года так и думал, но уже весной стало ясно, что краски сгущаются. И я начал писать тексты о том, что будет жарко. По-моему, первый раз в марте сказал, что на нас движется политический шторм. Это было в колонке на TUT.by (царствие ему небесное, хочется добавить, но надеюсь, что все воскресится). Когда вокруг блогеров – не только возле Тихановского, но и других – начали собираться люди, стало понятно, что растет протестное настроение. О том, что у нас формируется новый феномен (политические блогеры, которые будут движущей силой этих выборов), я говорил своим клиентам где-то с февраля-марта. Уже в июне написал, что, кажется, будет кровь.

KYKY: Когда ты это осознал не как политический обозреватель, а как обычный беларус Артем? Я вот, когда пишу про очередной треш, в моменте не думаю, что он и меня касается – это осознание приходит позже. 

Артем: (задумывается) В этом ракурсе впервые я подумал о том, что в ситуации есть и мое личное преломление, когда узнал, что мы ждем ребенка. Стало понятно, что нужно соблюдать некие меры предосторожности, чтобы у дочери всегда было двое родителей. Я начал думать, в какие районы по каким дням в августе мне не стоит ходить.

В моей истории было несколько важных точек. Первая – когда в конце осени информацию о чате слили в публичное пространство. Тогда я начал понимать, что могу стать объектом репрессий, хотя раньше и мыслей таких не было. Я знал, что нахожусь далеко не на первом фланге, и даже если начнут идти по аналитикам и блогерам, передо мной будет много более радикальных и оппозиционных в своих высказываниях людей. Я понимал, что начнут не с меня.

KYKY: Если вспомнить события годичной давности, Бабарико ведь тоже думал, что его не заберут.

Артем: Не думаю, что Бабарико был наивен. Он прекрасно понимал, что его могут арестовать. Возможно, он не ожидал, что это произойдет до выборов и, по аналогии с прошлыми кампаниями, считал, что основные репрессии начнутся после 9 августа. Но в остальном Бабарико прекрасно осознавал риски и отдавал себе отчет, куда идет. Я это понял, взяв летом у него интервью, когда уже начались обыски в домах его коллег. Честно, о Бабарико у меня практически никогда не было впечатления как о наивном человеке. Всё он понимал.

KYKY: Я скорее не про наивность…

Артем: (перебивает) Ира, тут другое. Действуя подчеркнуто по закону, ты показываешь лицо «власти». Думаю, Бабарико делал ставку именно на это и понимал, что если станет реальным политическим вызовом, то снятием с выборов не ограничится. И у него был настрой таким вызовом стать.

Своей максимально безопасной и законной кампанией ты вовлекаешь в процесс предельное количество человек, сотни тысяч за тебя подписываются – возможно, даже те, кто раньше был аполитичен. А «власть» реагирует на это арестами – и людей это мобилизует, злит, заряжает на борьбу. Я не считаю такую тактику наивностью и верой в закон. Хотя, как и все мы, Бабарико недооценил степень брутальности, на которую «власть» будет готова пойти.

KYKY: Ты всегда говоришь, что не вовлекаешься в протест, иначе не сможешь писать про него. Когда ты принял решение не ходить на марши и не делать об этом личные посты в соцсети?

Артем: Еще когда был в журналистике – эта привычка оттуда. Если журналист хочет быть объективным, хочет, чтобы ему доверяли, он не может заниматься политикой (Артем видит, что я еле сдерживаю смех: он говорит о том, что главред KYKY выбрала другой путь – Прим. KYKY). Смешно звучит, да? Настя Рогатко, привет тебе.

Эти границы во времена революции, войны действительно стираются – и тебе сложно удерживать объективность. Но у всего есть своя цена. Если ты становишься на сторону добра, люди, которые симпатизируют другой стороне, очень скоро перестанут тебе доверять, отличать твои мысли от пиара политиков. В Беларуси, по факту, это уже произошло, но в мирное время подобное было бы недопустимо. Например, для TUT.by, где я работал, было бы за гранью отталкивать часть своей аудитории только потому, что редакции симпатична определенная политическая сторона. Хотя всегда было понятно, что в этом СМИ, как и во всех независимых медиа, 95% сотрудников с продемократическими взглядами. Но показывать это нужно было по минимуму, а лучше и вовсе не светить, потому что у СМИ другая миссия.

Я могу допустить, что во время войны в моральной дилемме могут быть изменения, но мне повезло не работать журналистом в войну. И даже в революцию.

И, уже будучи аналитиком, я понял: если хочу, чтобы мои слова воспринимали как аутентично мое мнение, надо продолжать в том же духе.

KYKY: Ты хоть раз выходил на протесты?

Артем: Я проходил рядом с протестами – мог с ребенком по улице гулять, когда шел дворовой марш. Целенаправленно на акции не ходил. После выборов мое решение было связано с тем, что я не хотел сесть и оставить жену одну с ребенком на 15 суток или даже больше. Кроме того, у меня есть обязательства перед моими клиентами – регулярно отправлять им аналитику. Мне кажется, я делаю больше для демократизации Беларуси, будучи на свободе и высказываясь, чем молча и сидя в тюрьме. Это первая причина. Вторая – я не считаю, что можно одновременно быть  комментатором матча и футболистом на поле. В том числе, потому что, бегая по полю, ты перестаешь видеть картину целиком.

KYKY: Артем, нет ли в этой позиции попытки самооправдаться?

Артем: Может, я не знаю. Если и есть, то она бессознательная. Но мне кажется, мой подход вполне себе последовательный, и он всегда был таким.

KYKY: А какие ситуации с начала 2020-го лично для тебя выходили за грань допустимого: пытки августа или огромные сроки в судах?..

Артем: (перебивает) Люди все равно не досидят свои сроки, даже Северинец свои семь лет не отсидит, поэтому эти циферки меня никак не трогают. А вот в августе, когда начались разгоны со светошумовыми гранатами, а по соседнему от нас дому стреляли из помповых ружей, у меня был эмоциональный шок. Я со своего балкона видел, как несколько молодых парней около остановки изобразили сцепку, там же выгрузились омоновцы и начали этих ребят дубинками избивать. Когда ты наблюдаешь такое рядом, это шокирует и нервирует – прежде всего, из-за чувства беспомощности. Сразу после этих событий я писать ничего не мог. Мне нужно было пару дней, чтобы выдохнуть и стабилизироваться.

KYKY: Сколько друзей не экстремистов и не террористов у тебя осталось?

Артем: Много (смеется), у меня есть и неполитические круги общения. Слово «друг» – очень дорогое для меня. Таких людей в моей жизни, может, всего до десяти человек, и все из них на свободе. А в чате, который мы обсуждали, скорее были приятели, знакомые, коллеги. Назвать их друзьями было бы чересчур.

KYKY: На ОНТ Роман Протасевич говорил про твое участие в этом чате – это испортило твою репутацию? Может, отменились какие-то контракты?

Артем: Как только уехал из Беларуси, два заказчика прибавилось, и я уже отправил им несколько новых продуктов. Надеюсь, что пребывание вне дома не скажется на моем видении процессов – это то, чего я больше всего боюсь. Но я не заметил репутационных проблем. И, знаешь, даже если бы сказанное Протасевичем было правдой, сомневаюсь, что кто-то из моих друзей, клиентов и коллег стал бы меня осуждать.

KYKY: Можешь рассказать, кто твои клиенты?

Артем: В основном это посольства ключевых западных стран. Есть несколько международных организаций, НГО, несколько политических фондов и даже пара физлиц, которые живут не в Беларуси.

KYKY: Этот проект приносит тебе основной доход? Сколько вообще зарабатывают политические аналитики?

Артем: (смеется) Я не знаю. Оплата за подписку на мою аналитику приходит вперед за какой-то значимый срок, поэтому бывают месяцы, когда платежей нет или, наоборот, приходит сразу несколько. Сейчас я зарабатываю лучше, чем когда работал в журналистике. Посчитать цифры, а тем более рассказать их – это было бы слишком лично.

Всего у меня около 25 клиентов, на сайте проекта есть все расценки – можно взять среднее число и посчитать. Это не весь мой доход, так как у меня есть еще расходы на бухгалтера, подрядчиков и так далее, но примерное представление о порядке цифр составить можно (по подсчетам редакции, выходит примерно 2700 евро за 25 месячных подписок – Прим. KYKY).

Часть 3: В которой чиновники занимают места в первом ряду

KYKY: Зимой 2019-го в интервью KYKY ты говорил о росте качества беларуской дипломатии. Обманулись ли твои ожидания от Макеев-Румасов, которые тогда казались либералами?

Артем: Если говорить конкретно про Макея – пожалуй, да. Я соглашусь с его бывшим подчиненным, дипломатом Павлом Мацукевичем, который сказал, что у Макея был шанс войти в историю, а он решил из нее выйти. Думаю, в середине августа у него были душевные метания, он взвешивал все «за» и «против» и принял решение, которое принял. Это было для него тестом, и мы поняли, что для человека важнее. Хотя многие думали, отчасти – и я, что у Макея есть система нравственных ориентиров, которая отличается от «власти». Но он – часть этого организма. И для меня это стало открытием – и не только на примере Макея, но и многих других в бюрократии.

Это моральный релятивизм, когда ты дистанцируешься от того, что делают коллеги, и говоришь: «Все, конечно, плохо, но это же не я людей бил». И ты принимаешь решение остаться в системе, чтобы ее гуманизировать, вести ее, как тебе кажется, в нужную сторону. Количество людей, включая Макея, которые смогли себя в этом убедить, стало для меня сюрпризом.

KYKY: Макей времен тепличного 2019-го и сейчас – это разные политики?

Артем: Мне сложно назвать Макея политиком, пока он все еще чиновник. Хотя у него есть задатки для политической карьеры. Он по типажу даже напоминает мне Путина – довольно сдержанный чиновник с силовым прошлым, который кажется тихим серым кардиналом. В процессе на таких людей может нарастать харизма – Путин как раз из невзрачного политика стал многолетним автократом крупнейшей страны в мире. Мне кажется, Макей может повторять этот путь, но у него уже возраст не тот, ему седьмой десяток лет пошел. Хотя что за эйджизм, Трампу сколько уже, 80? А он все еще что-то планирует (Дональду 14 июня исполнилось 75 лет – Прим. KYKY).

KYKY: При этом Макей был флагманом когда-то прогрессивного МИДа. А сейчас читаешь релизы этого ведомства и задаешься вопросом: а это точно не пост  «Советской Белоруссии»?

Артем: Потому что теперь прогрессивность не востребована. Макей – очень конъюнктурный человек. Он понимает, что сейчас никому не нужны его публичные попытки сгладить углы и наладить отношения с Западом, уже не нужно быть человеческим лицом этой «власти». Более того, за подобные попытки сейчас могут подозревать в нелояльности. Так что с позиции сохранения себя «там», Макей всегда вел себя абсолютно правильно. Каждый соревнуется, какую еще преподнести жертву на алтарь вождя. МИД же может участвовать в этом только своей риторикой, отсюда и пресс-релизы про ось, которая вероломно ввела санкции, и остальное.

KYKY: У меня ощущение, что многие чиновники стали чаще светиться, хотя раньше сиять мог только один политик. Почему?

Артем: Некоторые осознают, что конец «власти» Лукашенко уже скоро, значит нужно занимать места в первом ряду. Поэтому мы видим [депутата Андрея] Савиных, который сильно активизировался в публичном поле. Макея, ставшего менее скромным и регулярно раздающим большие интервью. Он даже на ОНТ с женой пришел, хотя для беларуского чиновника это редкость – показывать супругу, да еще и в совместном интервью.

Я не утверждаю, что у конкретно этих людей есть политические амбиции. Но думаю, они понимают: залогом их выживания в будущем станет то, что сейчас они на виду. Им нужно застолбить место под солнцем в будущей конфигурации. Ведь они считают, что транзит власти будет управляемым и что Лукашенко будет выбирать условно новое политбюро.

KYKY: Эйсмонт и Кочановой это тоже касается?

Артем: Если говорить про Кочанову, ей поставили такую роль – ездить на места и «тушить пожары», общаться с людьми напрямую. Она же считает, что если люди протестуют, они просто глупенькие и не поняли чего-то. Насчет нее у меня сомнений нет. Это понятно из сливов разговоров со студентами, где она на голубом глазу говорит: «Вы просто не понимаете, как вас любит власть, как вам повезло». Про Эйсмонт ничего сказать не могу – она для меня довольно загадочная фигура, и есть ли у нее амбиции за пределами Лукашенко, я не знаю.

KYKY: Если транзит власти пойдет не по провластному сценарию, люди из ближнего круга Лукашенко смогут его предать?

Артем: Те из них, кто амбициозен и действительно хочет стать политиком или управленцем в будущей Беларуси, – безусловно смогут. Гайдукевич, например, или тот же Савиных. Про Макея не скажу, он все-таки 20 лет доказывал свою верность. Как показывает практика падения тоталитарных режимов, когда лидер оказывается один в бункере, в конце концов его предают все – из соображений самосохранения. С вождем остается только личная гвардия: телохранители и те, кто не представляет себе другой жизни или не может на такую рассчитывать. Возможно, еще часть силовиков будут рядом до последнего.

Не знаю, придет ли Лукашенко к ситуации бункера, когда перед каждым чиновником станет выбор, предавать его или нет, но если такое произойдет, уверен, большинство из них уйдет.

KYKY: А к чему придет страна, когда/если Лукашенко максимально приблизится к бункеру?

Артем: Это уже приводит к все более не просчитанным решениям. Пандемия, выборы, из последнего – самолет Ryanair. Ну как можно было не оценить последствия? Неужели Протасевич стоил секторальных санкций? Сомневаюсь, что кто-то, кроме нескольких полковников КГБ, ответил бы положительно, даже сам Лукашенко. Но именно так авторитарные режимы деградируют и падают, когда начинают отрываться от реальности. Ниточки обратной связи обрываются постепенно. Сначала ты устраняешь выборы, потом убиваешь СМИ и независимые соцопросы, затем начинаешь убирать от себя людей, которые могли возражать внутри системы, и оставляешь только тех, кто целует руки и говорит, какой ты классный. Постепенно набирается теплая ванночка, из которой и делаются все ошибки.

Поэтому уже сейчас у нас Запад – это третий рейх, оппоненты – это опухоль. Риторически (не хочу сказать, что это произойдет) мы оказались в предвоенных временах. То, что и как показывают по белТВ, не отличимо от языка вражды, который был в Руанде за месяц до геноцида.

KYKY: Сейчас, наверное, у каждого беларуса есть фантазии о верхушке власти в новой Беларуси. Кто-то видит Бабарико или Латушко президентом, другие – Тихановскую, но в качестве лица парламентской республики. Видела шутки, что если Светлана с Виктором разберут вакантные места, Павел вернется в Купаловский. Какой будущую власть видит аналитик Шрайбман?

Артем: Думаю, у Бабарико есть очень неплохие шансы возглавить страну. Это стало ясно еще во время избирательной кампании, да и сейчас, судя по опросам, Виктор – самый популярный альтернативный кандидат, популярнее Лукашенко. Если не расплескает это доверие, у него будут все шансы. Латушко тоже вполне может показать себя в конкурентной политике как харизматик. У него есть определенное апеллирование к женской аудитории – мне кажется, это во многом женский кандидат. Все зависит от того, как карта ляжет. В политике много случайностей: люди, в которых никто и никогда бы не заподозрил руководителей, часто выходят на первые позиции. Поэтому, возможно, сейчас даже на радаре нет будущего президента Беларуси.

Я думаю, это избрание произойдет не сразу после Лукашенко: второй президент, вероятно, будет из команды первого. У системы есть и, скорее всего, будет достаточно ресурсов, чтобы подготовить преемника и устроить контролируемый транзит власти, даже если он будет сопровождаться кучей стихийных событий и революционным подъемом.

KYKY: Ты лично, беларус Артем, кого хочешь видеть в роли руководителя Беларуси?

Артем: Я хотел бы видеть систему, где фамилия человека, который формально ее возглавляет, не имеет значения. Это парламентская демократия или что-то вроде того, где есть защита от дурака. Я не думаю о личностях, я думаю об институтах, которые смогут сдерживать любые порочные позывы любого политика. А на время переходного периода можно поставить любую компромиссную фигуру, да хоть Румаса – мне неважно. 

KYKY: Но ведь от этой фигуры как раз зависит, как будут и будут ли строиться эти институты.

Артем: Да, и мы не представляем, кто построит их лучше. Светлана кажется честной, по-своему мудрой, эмпатичной женщиной. Но откуда нам знать, как бы она проявила себя в роли реального руководителя реальной страны? И как ее личные качества, позитивные в жизни, эксплуатировали бы люди вокруг нее? Мы ничего не знаем, поэтому я не могу сказать, что человек с такими моральными принципами, как у нее, – идеальный президент.

Хотя, как раз такой человек, как Тихановская, – в теории, лучший вариант руководителя в переходный период. Это человек без личных политических амбиций, задача которого – построить институты и уйти.

KYKY: К слову, когда Зеленский шел на первый президентский срок, он тоже хотел что-то построить и уйти. И что мы сейчас видим? Кто это у нас на второй срок в Украине намекает?

Артем: Об этом и речь. Нужен человек, у которого точно не будет политических амбиций. В этом смысле подходят, вероятно, заслуженные деятели культуры.

KYKY: Что-то мне подсказывает, что Латушко как раз очень амбициозный человек.

Артем: Деятели культуры, которые не успели стать политиками. В Чехии, например, был [писатель, драматург, который стал последним президент Чехословакии и первым президентом Чехии Вацлав] Гавел. Речь про тех, у кого уже есть авторитет за рамками политики, есть настолько огромный кредит доверия, который будет страшно расплескать нечестными политическими играми. Например, кто-то вроде Светланы Алексиевич, кому уже не хочется что-то доказывать миру и заработать как можно больше денег – человек, который выше этого. Найти такую персону на переходный период было бы идеально. И я понятия не имею, подходят ли под это описание Тихановская, Бабарико или Латушко. И не узнаю, пока не увижу.

KYKY: Если у чиновников (или экс-чиновников) Лукашенко возникнет желание заниматься политикой и дальше, у них будут шансы?

Артем: Если переходная фигура будет из демократического лагеря? Конечно. У системы Лукашенко есть электорат, и ему нужны люди, которые будут представлять его интересы на политической арене. Возможно, это будут и новые лица, но у сегодняшних медийных чиновников уже есть запас авторитета. В будущей конфигурации власти должны быть представлены все фракции. Если партия условного Гайдукевича станет единственным представителем этого строя и будет иметь свои 25-30% – это будет абсолютно правильно. Демократия – это не только механизм принятия хороших решений, она нужна еще и для того, чтобы все люди чувствовали, что их интересы представлены. И «ябатьки», и «сторонники перемен».

Не должно возникнуть ситуации, которая произошла в Украине, когда значительная часть людей на Востоке или в Крыму почувствовали, что новая власть их не представляет – как до этого чувствовала другая половина страны. Поэтому (в том числе) я выступаю за парламентскую республику.

Часть 4: в которой у Шрайбмана появляются (и исчезают) политические амбиции

KYKY: Артем, почему именно Киев? Прямо сейчас есть два европейских города, заряженных беларуской политической повесткой.

Артем: В Киев было проще приехать мне и моей жене, у которой не было шенгена. Сюда будет проще приезжать моим родителям, чтобы навещать внучку. Это основные причины, к тому же в Украине дешевле, чем в Литве или Польше. В общем, выбор был абсолютно утилитарный – я подумал и решил, что эта страна для меня пока комфортнее всего. Возможно, если мне разонравится Киев, я перееду в Литву, Польшу или еще дальше. А ехать куда-то с политическими задачами – равно присоединяться к каким-либо офисами. Но я к этому не стремлюсь.

KYKY: Ни с НАУ, ни с офисами Бабарико и Тихановской ты сотрудничать не хочешь. А тебе предлагали?

Артем: Мне предлагали сотрудничество все сегодняшние и прошлогодние оппозиционные штабы, кроме коротко жившей кампании Сергея Тихановского.

KYKY: Был момент, когда ты мог согласиться?

Артем: Эдуард Бабарико написал мне максимально душевное сообщение, предложил встретиться. Я понимал, для чего нужна эта встреча, но он так красиво это завернул (из Эдуарда получился бы отличный продажник), что я подумал: отказывать сложно. Но отказал. Отказывать остальным было намного проще. И я делал это, прежде всего, потому что не хотел потерять репутацию: шагнуть из политики обратно в аналитику сложновато.

KYKY: Хорошо, если тебя поставят перед выбором: стать советником президента в новой Беларуси или остаться независимым аналитиком, какой будет ответ?

Артем: Сейчас первый вариант мне не интересен, но мои интересы могут поменяться. Я не исключаю для себя похода в советники политиков в будущем. Просто сегодня в этой сфере я чувствую себя некомфортно – даже советы нормально давать не умею. Скорее буду сидеть в штабе и говорить, почему то или иное решение не сработает, чем объяснять, что нужно делать. Таким людям не стоит ходить в советники (смеется). Но никогда не говори никогда: я учился на юриста, а стал журналистом, после ушел в аналитику – и все это произошло в течение десяти лет. Еще через десять лет я сто процентов буду заниматься чем-то новым.

KYKY: В Беларуси вы с Викой планировали новоселье. Что будет с ним теперь?

Артем: Все будет нормально. Новоселье подождет столько, сколько понадобится.

KYKY: Ты готов строить жизнь не в Беларуси?

Артем: Нет. И вряд ли придется – нет в запасе у этой «власти» бесконечности. Думаю, мы находимся на финальной стадии ее жизни. В историческом смысле осталось недолго – я допускаю, что ситуация может затянуться еще на 1-2 года, но не на долгие годы. Даже «власть» начинает это осознавать.

KYKY: В 2019-м ты говорил, что не считаешь себя жертвой репрессий. Твое мнение изменилось?

Артем: Абсолютно нет. Смешно говорить обо мне как о жертве репрессий, когда мы с тобой сидим в киевской квартире, а в Беларуси тысячи людей сидят в тюрьме. Какая жертва? Меня никто пальцем не тронул, даже дело не завели. А мой вынужденный отъезд – это ничто по сравнению с тем, через что проходят другие люди. Жалеть себя за то, что успел уехать… Кто-то прямо сейчас страдает намного больше.

KYKY: И финал нашего интервью – блиц. Поехали: Вильнюс или Варшава?

Артем: Вильнюс. Это более родной для меня город, еще в студенчестве ездил туда на семинары. А Варшаву я не до конца понимаю.

KYKY: Самый умный человек, с которым ты когда-либо общался?

Артем: Я столько интервью взял... Ладно, продолжая нашу тему, один из топа точно будет Виктор Бабарико. Не скажу, что он в этом списке №1, но Виктор действительно очень умный человек, который глубоко смотрит на вещи. Банально можно было бы назвать и Светлану Алексиевич. Правда, у меня с ней есть некоторые философские разногласия, но это мелочи жизни. Так что и ее можно в этот список.

KYKY: Работать с Тихановской или с Латушко?

Артем: Не думал в этом направлении. Наверное, я выбрал бы Тихановскую по принципу того, что она, в отличие от Латушко, не заявляет, что хочет остаться в политике, – и мне это импонирует. А чересчур амбициозные люди меня смущают.

KYKY: Вернуться в Беларусь завтра или не возвращаться в нее никогда?

Артем: Если выбирать между вариантами никогда не возвращаться домой или отсидеть и выйти – конечно, я выберу отсидеть.

Если вы хотите больше личных интервью с умными беларусами, поддержите KYKY – подпишитесь на наш Patreon за мерч и другие бенефиты. А если любите отношения без обязательств – сделайте быстрый донат на нашем сайте (окно для донатов – прямо под этим материалом).