YKY: Андрей, Вы работали в Беларуси, России и США, чем отличается и в чем похож кинематограф этих стран?

Андрей Курейчик: Российский кинематограф — дикий капитализм, американский кинематограф универсален и направлен на весь мир. Американцы ищут всемирные ценности и приемы, которые одинаково хорошо работают в Америке, России, Китае, Франции — где угодно. Россияне понимают, что их кинематограф не очень качественный, поэтому пытаются максимально урвать на своем же рынке. Чтобы тупо заработать бабло, они готовы показывать задницы и все, что угодно. Из-за этого российское кино похоже дурацкий цирк, дешевое скетч шоу. Белорусский кинематограф — это государственный социализм.

KYKY: Как работает Беларусьфильм?

А. К.: Наш кинематограф — попытка идеологически отработать деньги, которые дает власть: весь бюджет последнего года потратили на один фильм «Авель», про то, как наши доблестные ребята-правоохранители защищают народ от плохих цветных революций. У нас работает чисто государственная система. Частный продюсер в других странах может сказать, что он хочет комедию или триллер, и там снимут то, что он в итоге решит. У нас же все работает директивами: сначала решает главный чиновник, потом министр, потом директор киностудии и так далее, никто не заинтересован ни в каких проектах. И потом, в наших фильмах не хватает качества, чтобы выйти хотя бы на российский рынок. Слава богу, время от времени появляется независимое белорусское кино. Правда, появляется оно редко: раз в два-три года — один фильм. Первый громкий опыт — кино «Оккупация. Мистерии» Андрея Кудиненко, потом были странные любительские фильмы про пацанов, затем «Выше неба» каким-то образом пророс.

KYKY: Что нужно снять, чтобы в Беларуси фильм не пустили на экран?

KYKY: Почему так получается, что режиссеры вообще хотят что-то делать на Беларусьфильме?

А. К.: Все хотят. Беларусьфильм — это мощный кинопроизводственный концерн. Там куча народу, техники и павильонов, огромный запас реквизита — снимай, не хочу. Не разрешают. Молодых режиссеров туда не пускают вообще, а частные фирмы не могут выступить донорами: современное кино стоит миллионы долларов, у наших частников таких денег нет.

KYKY: Что нужно изменить, чтобы кино в Беларуси все-таки появилось?

А. К.: Во-первых, надо убрать идеологический контроль: наш кинематограф сейчас под абсолютным колпаком идеологов. Во вторых, реализовать предложение Латушко (бывший Министр культуры Беларуси — прим. ред.), сказать: «Вот у нас есть столько-то денег, предложите нам хорошую идею», после этого на Беларусьфильм придет масса предложений: и чисто белорусский фильм, и по ко-продакшен с Европой, Россией. Просто организовать конкурс, выбрать лучшего и дать ему возможность снять фильм. В Беларуси, на самом деле, денег на кино выделяется немало, около десяти миллионов долларов. За эту сумму можно снять фильмов двадцать, а снимается один и то…

KYKY: Проще говоря, у нас есть все для съемок хорошего фильма, но режиссерам ничего не дают?

А. К.: Да, у нас есть все, но многие барьеры не дают ничего сделать.

KYKY: Вы упомянули фильм «Выше неба», права на который находятся у организации ПРООН, почему его так и не пустили в кинотеатры?

А. К.: Мы действительно снимали это кино так, как творчески видели историю. Конкретно в фильме есть несколько маркеров времени, которые являются болезненными для чиновников из ПРООН: стереотип, что в современном белорусском обществе нельзя быть свободным, образ милиции, а именно отец главного героя, подполковник, который оказался не очень однозначным человеком и ради своего сына готов пойти на все — неправильный белорусский милиционер, белорусская музыка. Для них, заказчиков фильма, это страшный маркер, а у нас там NRM, Винсент и Ляписы — в общем, весь ряд «запретного» в кадре, хотя это абсолютный наш быт, портреты президента. Особенно их не устроило то, что мы показали отрывок из репортажа БТ, где рассказывают про Белявского. Мы не брали Белсат, взяли их же БТ: «Нет, нельзя».

Там были разбросаны еще какие-то вещи, убери которые и все, получается фильм про неизвестную страну и неизвестное время. Просто какая-то дешевая мелодрама, канал «Россия» в субботу. А мы хотели сделать честное кино и показать настоящую жизнь белоруса.

KYKY: Я знаю, что этот фильм получил кинопремию России «СНЯТО», можно выкупить «Выше неба» и пустить его в прокат в других странах?

А. К.: Я бы с удовольствием это сделал, но выкупить фильм невозможно. Хотя кино и белорусское, оно снято за деньги Глобального фонда по борьбе с ВИЧ, и там в контракте есть пунктик, где оговорено, что этот фильм продаваться не может. Его можно только выпустить в прокат и показать по телевидению. Но упертость некоторых чиновников не дала сделать и этого, поэтому кино увидели только белорусы. Мы попытались отправить заявки на кинофестивали, часть из них — приняли, а другие попроси бумажку о правах на фильм, которой у нас не было.

KYKY: А что сейчас с этим фильмом?

А. К.: Ничего не изменилось, чиновники по прежнему препятствуют его выходу. Он запрещен.

KYKY: Если перенести этот же вопрос на театр, что нужно поставить в Беларуси, чтобы показ спектакля не разрешили?

А. К.: В нашей театральной жизни все спокойно, даже свободный театр без проблем играет свои спектакли, иногда правда приходит милиция и спрашивает: «А что вы делаете? Соседи на шум жалуются» — «А мы играем» — отвечают актеры, и все, вот на этом все проблемы заканчиваются.

KYKY: Почему так происходит, почему театр не трогают, а кино запрещают?

А. К.: Разница между театром и кино в том, что фильм — это вечная история, а спектакль можно снять, актеров распустить, и нет спектакля, кто посмотрел, тот молодец. Кино же может жить сто лет: мы все умрем — а фильм останется. Театр существует для малого зрителя. Да и сами постановщики не будут делать ничего «плохого», все так же контролируют. Если поступает прямой запрета из Министерства, когда спектакль уже идет, происходит супер скандал. Узнают, кто несет ответственность за постановку, и до свидания, контракт с этим человеком не продляют. Поэтому постановщики не выпускают то, что может им навредить. В нашем театре — самоцензура.

KYKY: На одной из пресс-конференций вы говорили о том, что молодые хорошие постановщики просто уезжают из страны, с чем это связано?

А. К.: У них нет работы. Если взять какую-нибудь страну типа Финляндии, которая по размерам и населению похожа на нашу, то можно увидеть, что там за год в театре проходит около ста премьер, у нас — десять. В Беларуси привыкли к дебильной гигантомании, вместо того, чтобы делать в Купаловском театре пять премьер, они делают одну, но стоимостью полтора миллиарда рублей. Для этой постановки закажут абсолютно ненужные декорации, будут шить какие-то супер костюмы, а спектакль в итоге такой, какой есть.

KYKY: В каком положении наш театр сейчас?

А. К.: Эстетически и художественно он плетется в хвосте. Нас уже давно обогнала Литва, Латвия, Россия и Польша.

KYKY: А мы стремимся всех догнать?

А. К.: Не очень. У нас не произошла смена советской эстетики. Если у Литовцев появилась своя «фишка» — поэтический театр, у россиян — провокационный, то у нас не появилось ничего, наш театр сейчас — это театр 80-х годов. И если эта форма нравится Министерству культуры, нравится старшему поколению актеров, потому что они жили в СССР, то молодежи она не нравится. Но все равно есть альтернатива, что-то делают в РТБД: как-то по чуть-чуть подрывают устои, правда хорошо получается не всегда, потому что кроме идеи, нужно еще иметь и художественное видение, а оно иногда есть, иногда — нет.

KYKY: Нам удобно иметь театр «старой закалки»?

А. К.: Очень удобно. Как-то иностранный режиссер спросил у меня: «Сколь у вас составляет подоходный налог?» — я говорю: «12%», он мне отвечает: «Я больше половины с зарплаты плачу», затем снова спрашивает: «А сколько вы за коммунальные отдаете?» — «Зимой, в среднем, сто долларов» — на что он мне говорит: «А я 500 евро плачу, так у вас рай!». Да, бесплатная медицина, которая ни черта не лечит, рестораны, где все в два раза дороже при малюсеньких порциях, и обслуживание и еда отвратительные, по телевизору всегда одно и тоже — вот цена этого рая. В Беларуси можно жить и особо не напрягаться — свои 500 долларов зарплаты ты как-нибудь наскребешь.

Надо очень стараться, чтобы в нашей стране не заработать пять миллионов, и не важно, покупают наши трактора или они гниют на складе. Каждое двадцатое число люди приходят в бухгалтерию и получают зарплату. В прокате кино или нет, директора киностудии каждый месяц имеют свои деньги. Вот так и живем.

KYKY: В Минске что-нибудь изменилось после распада СССР?

А. К.: У нас очень хитрая советская реальность: по двум сторонам проспекта стоят казино, и многие россияне ездят в Минск за отрывом.

KYKY: Вы писали сценарий для многих попсовых фильмов: «Любовь-морковь», «Елки» и прочие, это делалось ради удовольствия или в коммерческих целях?

А. К.: Я люблю чувствовать себя независимым человеком и, чтобы мне не ходить и не просить денег у нашего государства, зарабатываю иногда и подобными фильмами, но работаю в своей профессии. Да, есть проекты типа «Выше неба», где заработать невозможно, а есть другая сфера, где ты учишься быть в киноиндустрии.

KYKY: И вам нравится работать в таком жанре?

А. К.: Да, ты развиваешь свое чувство юмора. Такие фильмы, конечно, снимают по-разному, но это просто весело, как Ильф и Петров.

KYKY: Кто «герой нашего времени» в Беларуси?

А. К.: Для меня это Сергей Михалок. Та метаморфоза, которая происходит с ним сейчас — метаморфоза человека, который стал биться головой об стенку. В одном из интервью он сказал, что Лукашенко — это преступник. Кто еще из белорусских музыкантов говорил подобное для СМИ? Остальные пошли на прием в администрацию, просить, чтобы им что-то разрешили.

KYKY: Михалку, думаете, разрешат выступить у нас?

А. К.: Думаю да. Все забывается и прощается. Я так скажу: возможно при нынешней идеологии ему и не дадут выступить, а вот если он дождется перемен или даже поможет что-то изменить, то — да, определенно мы увидим в Минске его концерт.

KYKY: А он может помочь что-то изменить?

А. К.: Да, он же он из лидеров общественного мнения. Сергей, как и я, не хочет быть политиком, а политиков как таковых у нас и нет. Я не знаю, где они, и чем занимаются по жизни.

KYKY: А что нужно сделать, чтобы стать героем?

А. К.: Героем станет человек, который очень точно расскажет о своем времени. Он должен совершать поступки, но существовать — только в мыслях.

KYKY: В одном из интервью, вы сказали, что главная задача продюсера — заработать деньги, получается, что большая часть вашей работы — коммерция?

А. К.: Я все-таки сценарист и режиссер, но я наблюдаю, как работают продюсеры, и появляется желание попробовать себя в их роли. Просто в Беларуси это очень трудно, а в Россию уезжать мне не хочется. Некоммерческое кино во всем мире снимается только потому, что есть коммерческое. Если бы не работал механизм попсовых фильмов, не было бы вообще никакого кино.

KYKY: Каким из своих коммерческих фильмов вы гордитесь?

А. К.: «Ёлки», наверное, «Юленька» и «Любовь-морковь» тоже ничего. Я нормально отношусь к своим фильмам, правда, никогда их не пересматриваю, а на премьерах, и в театре и в кино, я в буфете сижу всегда.

KYKY: Кто из российских актеров произвел на вас впечатление?

А. К.: Покойный Михаил Казаков был очень интересным человеком, Светлана Ходченкова — большой профи, действительно смешной и старательный Гоша Куценко.

KYKY: Что бы вы изменили в своей жизни, чтобы стать счастливым?

А. К.: Больше бы работал по профессии в Беларуси, хочу сделать у нас еще один проект и надеюсь, что перекрывать кислород мне не будут.

KYKY: Как бы вы хотели умереть?

А. К.: Очень резко. Вот просто как щелчок пальцев. Желательно до этого момента быть вполне здоровым и счастливым человеком. Не хочу медленного угасания.