KYKY: Есть ли зависимость нации от способности создавать красоту? Выражаясь метафорично: есть ли у белорусов глаза?

Евгений Маслов: Создавая красоту, мы создаём удобные вещи, и я бы рассматривал здесь места, где людям нравится создавать что-то удобное. Например, японцам нужно, чтобы вещи работали по 200 лет. Это маленький остров, и если машина ломается, мусор останется у них. Если в России машина сломается, человек бросит ее под березку и поедет на новой. Россия слишком счастлива и полна ресурсов, чтобы что-то создавать. Что касается Беларуси, думаю, здесь ситуация лучше, потому что страна меньше. В большой стране, где все есть, человек ничего не желает. Это такая пресыщенность и лень. Ваша страна голодна до вещей, которых у неё раньше не было, поэтому в этом эстетическом плане здесь может быть желание создавать. Мы же говорим о мелочах, которые делают нашу жизнь счастливой: о предметах у нас в карманах, о мебели, автомобилях, красивой одежде.

KYKY: Вы родились в Тольятти. Там красиво? Какой там стиль мышления у людей?

Е. М.: Вообще, для меня слово красота для города не определяющее. Гораздо важнее, насколько город приспособлен для счастья людей, которые там живут. Тольятти не создавался для того, чтобы сделать людей счастливыми. Он строился, чтобы обеспечить людям комфортную жизнь для работы. Но тогда вся страна была такой: целью была работа. А сейчас люди меняются, и города, которые были раньше ориентированы на то, чтобы спать и работать, скоро вымрут или преобразуются, что и происходит.

KYKY: А чем отличается мышление промышленного дизайнера?

Е. М.: Это как фотографы, которые идут по обычной улице и замечают каждую детальку там, где обычные люди не видят ничего. Также и промышленные дизайнеры. Глядя вокруг, мы видим, как устроены вещи и можем расшифровать объект. Стоит стул — мы знаем, как он прикручен с внутренней стороны, как сделано гнутое дерево. Люди пользуются характеристиками «удобно-неудобно» или «красиво-некрасиво», а мы можем понять, почему молодому человеку, который сидит на стуле, не касаясь спинки, неудобно. Знаем, как эстетически отремонтировать объект. Знаем, кто этот стул создал, видим историю предмета. Скажем, его автор 30–40 лет назад разрабатывал военный бомбардировщик, и, рассматривая стул, мы пытаемся понять: где кусочки того опыта, привнес ли его человек сюда?

KYKY: Вы первый раз в Минске? С какими эмоциями вы ехали?

Е. М.: Когда ты едешь в новый город или в новую страну, ты пытаешься сравнить ее с визитами в соседние страны. Мои друзья спрашивают: «На что похожа минская улица? Правда ли, здесь Москва? А вот здесь Петербург?» Нет! Не Москва, не Петербург и не Киев. На встрече с дизайнерами звучало сравнение Минска и Берлина. Ты приезжаешь из года в год из разных стран, а Берлин для тебя всё время разный. То же самое было с Минском. Я уверен, что если приеду через месяц-два, он меня снова удивит. Я скажу: «Привет, давай опять знакомиться».

KYKY: Аэропорт вас впечатлил? Его недавно реконструировали и теперь его сравнивают со станцией метро.

Е. М.: Визуально это картинка из «Звёздных войн». Ты думаешь, что вот-вот откроется трап и выйдут люди в белых касках, которые маршируют и загружаются в самолёт. Это хороший шок и сознательная маска. Мне повезло приехать чуть позже чемпионата, и бигборды по дороге из аэропорта были посвящены двум темам, коммерческой и некоммерческой. А именно: хоккей и игорный бизнес. Но самое интересное — это подлет, когда ты видишь аэропорт ещё в иллюминатор. Когда я улетал из Вены, я специально сфотографировал ландшафт. Я пытался понять, как они копают свои поля и прокладывают дороги, потому что это как рисунок на ладони, по которому можно определить путь и характер страны. Что такое дорога в Австрии или Германии? Это ровная штука под прямым углом, которая по кратчайшему пути ведет из точки А в Б.

Когда я подлетал к Минску, я увидел следующую картину. Вот идет прямая линия дороги, и вдруг с нее же другая дорога чуть уходит влево, огибает маленькое озерцо, возвращается, пересекает, загибается и идёт дальше. Ты думаешь: что это было? Человек уснул за рулём и трактор сделал круг?

Или другой пример: идёт дорога в поле, доходит до маленького оазиса, огибает его и возвращается. Ты пытаешься понять: это была медитация? Человек ехал по полю, думал о том, как он вернется домой покушать, вдруг понял, что дороги дальше нет, он едет по буграм и горкам, и подумал: «Ну и ладно». И вернулся обратно. Вот это характерное «да ладно» показывает стоицизм, такой среднеславянский буддизм: дороги нет — найдём другую. Или это кривоподобность и нежелание укоротить дорогу из пункта А в пункт Б? Или он так доверял коню или трактору? Историй от вида вашей дороги сверху на ум приходит много.

KYKY: В то же время Минск — это достаточно прямолинейная структура, у нас же один проспект!

Е. М.: Да, но как вы здесь ходите! Как дойти из пункта А в пункт Б: от одного кафе к другому? За эти дни мне показали разные места, но я бы сам ходил по ним с навигатором. Я ни в одном европейском городе с навигатором не хожу, потому что ты приезжаешь и понимаешь: там север, там юг, здесь центр, там метро и супермаркет. А здесь я не понимаю, какими дворами меня доводили до всех ваших кафе и ресторанов. Мы все время натыкались на эти большие площади, быстренько их проходили и ныряли в лес, во дворы. Шли по проспекту, потом уворачивали в парк и снова оказывались в новом месте.

KYKY: Вы говорили в одном из интервью про лоукост-машины. Они уже существуют? Сколько это стоит?

Е. М.: Лоукост-машина — это как водянистый кофе. Я не очень люблю термин «лоукост-машина». Он означает, что человек будет заранее счастлив купить что-то дешёвое. На больших объектах дешевое означает некачественное, а люди достойны большего, даже если у них нет денег. Мы помним мобильные телефоны 10–15 лет назад. Они нам не всегда нравились, но мы были вынуждены их покупать за дикие деньги, а потом считать, какую часть нашей зарплаты стоит одна минута. Вопрос не в том, сколько стоит автомобиль. Важно, какой сценарий можно предложить, чтобы человек не чувствовал себя ущемлённым. Почему надо продавать человеку дешёвый автомобиль вместо того, чтобы предложить систему, в которой человек без денег будет чувствовать себя счастливым, платя за удобство и удовольствие ехать?

KYKY: Вы имеете в виду аренду?

Е. М.: Да, это система шэринговых автомобилей: ты пользуешься автомобилем, не покупая его. Имея в кармане водительское удостоверение, можешь в телефоне забукировать автомобиль. В том же Мюнхене или Дюссельдорфе машины стоят через каждые 30–50 метров, а это пять минут ходьбы. Ты садишься в авто, едешь в центр города и бросаешь машину. Тебе приходит счёт за минуты либо километры. Причем в Германии в подобной системе используются автомобили, которые рынок относит к премиум-сегменту, те же Mini или BMW. Человек должен выбирать, тратить ли ему деньги, покупая автомобиль. А здесь ты свободен. Ты не платишь за кусок железа, который тебе не всегда нужен. Зачем загонять человека в ограничения?

KYKY: Так скоро и нефть станет не нужна! Как вы относитесь к электромобилям? Сейчас появилась «Тесла» и покорила мир.Электромобиль Tesla

Е. М.: Мне нравятся электрические автомобили вне зависимости от того, кто их делает. Но эти компании стараются запустить продукт с новым видом двигателя и со старой концепцией того, что есть автомобиль. «Тесла», на мой взгляд, поступает примерно так же. Но ведь есть корова, а есть лошадь. Корова не предназначена для того, чтобы быстро скакать, а лошадь — чтобы медленно жевать траву и давать молоко. Представьте, если кт-то скажет: «Теперь у меня будет скаковая корова!» Зачем? Если у тебя есть возможность создать новое средство передвижения, которое будет давать тебе чувство свободы и комфорта, почему оно должно выглядеть как автомобили, которые стилистически не так сильно менялись за последние 70 лет? Это ведь другие размеры, другое отношение к шуму, запаху, прозрачности стёкол, к деталям. Это шанс индустрии создать что-то изначально новое. Так что нас сдерживает?

KYKY: Когда вы начинаете что-то делать, вы думаете, как сделать человека свободным? Это главная мысль?

Е. М.: Когда я работал в России, мы с коллегами-дизайнерами шутили, что в стране космонавтов больше, чем дизайнеров. Боюсь, так и есть. Создавать — достаточно интересная миссия, несмотря на то, что у дизайнеров свои ограничения и свои тараканы в голове.

Хочу ли я сделать людей свободными? По большому счёту, да. То, что называется качеством, не важно, премиум-сегмента или простых вещей — это свобода. Красота интерфейса мобильного телефона — тоже свобода, потому что мы можем за два касания получить информацию, у нас появляется свободное время. К сожалению, человек — инертное существо. Ему дают доступ к информации, а он начинает смотреть информацию, которая никуда не годится. Ему дают возможность перенестись из пункта А в пункт Б не за неделю, как раньше, а за несколько часов, а он эти подаренные ему шесть дней тратит на ерунду. Ему дают больше и больше возможностей, а он придумывает новую и новую ерунду, чтобы не быть свободным.

KYKY: Может быть, штука в том, что большинство людей по-прежнему хочет стать космонавтами?

Е. М.: Они хотят быть не просто космонавтами. Им надо надеть на голову тяжёлый железный неудобный шлем!

KYKY: Пахнет ли в Минске бензином? Пахнет ли в Мюнхене бензином? Должно ли в современном городе пахнуть бензином?

Е. М.:В Минске много запахов. Когда я прилетел из Мюнхена, у меня был шок: я почувствовал запах свежеокрашенного забора, потом липы, большую влажность от речки, запах зелени. Как ни странно, бензина практически нет. Запахи очень естественные. В той же Москве я чувствую много запахов всего искусственного: ненастоящий асфальт, искусственная краска заборов, запах пластмассовых ларьков. Подозреваю, что если я чувствую искусственность, эти запахи ещё и вредные. А здесь вредности я не чувствую. Ещё была большая ностальгия по приезду. Я вырос в Тольятти и большую часть детства провёл в Самаре. Советское детство, бабушки-дедушки, сталинские дома, лифты, влажность подъездов, дворы и гаражи. Я не много таких городов встречал, где это сохранилось. Меня предупреждали, что я увижу совсем мало рекламы — это какая-то специальная визуальная чистота. То же самое с запахами — чистота сохранилась.

KYKY: Но Мюнхен разве ненатуральный?

Е. М.:В Мюнхене система ветров другая. У них ветра дуют либо с юга, где находятся пивные заводы, и тогда весь город пахнет чёрным мякишем, либо с севера, где стоят экологические фермы. Тогда пахнет хорошим деревенским навозом. Все это знают. Но запахи настолько естественные, что они не шокируют и не уводят мозг в сторону. В Минске запахи возникают от того, что кто-то красит забор, либо липы цветут, и листву никто не убирает. А Мюнхен чистится, это такая открыточность, что ли, пряничность. Она хороша иногда, но когда ты вырос там, где всё должно быть фактурно, этого не хватает. А здесь всё есть. Город чистый, но он текстурный.

KYKY: Вы провели встречу с нашими дизайнерами. Что у них в голове? Когда у нас будут свободные вещи?

Е. М.:В головах как раз всё в порядке. Когда мы ехали обратно на машине из кафе, ребята, которые меня подвозили, спросили: «Ну как? Что сильного вы увидели в белорусских дизайнерах?» Они нормальные дизайнеры. Вопрос в том, какие задачи им ставят.

KYKY: А пинок дают бренды или государство?

Е. М.: Я знаю про другие страны, которые делают это не пинками, а помощью. Например, Южная Корея, Китай или Индия 7–10 лет назад тоже были нигде в плане дизайна, но они направляли львиную долю своих инвестиций в образовательный процесс. Когда государство вкладывает все, что у него остается свободного, в образование, значит, оно вкладывает в 20–30 лет будущих поколений. Дизайнеры — это люди-инструменты, которые помогают стране создавать то, чем через какое-то время можно гордиться. Made in UK — это гордость.

Made in Belarus должно символизировать, во-первых, индустрию, во-вторых, гордость за то, что это мы создали.

И поддержка сигнализирует дизайнерам: «Смотрите, вы нужны, вас научат, давайте строить будущее».Речь идёт не о физическом пинке, мол, идите, вставайте, работайте. Когда это произойдёт, тогда дизайнеры почувствуют себя сильными и откроют свои большие глаза.

KYKY: У нас ситуация двоякая. Мы можем уповать на негосударственные вещи. Если люди хотят сами сделать себе альтернативную площадку, галерею искусства или кафе, куда приходит сидеть весь город, они это делают. А государство уродует, в плане культуры ему вряд ли кто верит. Мне интересна роль частной структуры. Можно ли далеко уехать на такой инициативе?

Е. М.: Кажется, Вася Андреев (белорусский дизайнер, который организовал встречу с Евгением Масловым — прим. ред.) сказал фразу, когда мы разговаривали на тему государства, может быть, немного кондового, специфического и состаренного. В нем могут быть люди, сказавшие: «Слушай, хочу сделать нечто идеальное, только мне мало делать это для себя одного. Я хочу делать для двадцати друзей, которые пригласят ещё сорок». Но если бы государство не разрешило бы реорганизовать пункт стеклотары в кафе, этого бы не произошло! Страны, которые я назвал, не финансировали дизайнеров напрямую. Они говорили, мол, есть заброшенный район фабрик, мы вам его отдадим, а вы стройте тут студию и давайте посмотрим, что будет происходить ближайшие пять лет. В рамках налоговых льгот мы вас не будем трогать и сделаем бесплатное электричество. То же самое с образованием. Это не были трансферы диких денег в университеты. Это были очень разумные порции поддержки. Если Беларусь сможет найти мудрую политику, может быть, даже невмешательством в рост частных структур, этого будет достаточно. Та же Корея сказала: «Одни наши соседи могут объекты делать, другие умеют лес продавать, а третьи умеют проектировать системы электроники, у них сильный инженеринг. Чего не хватает ни тем, ни другим?» Ответ был найден: давайте развивать креативность, интеллектуальные запасы, растить нацию, которая будет мозгами. В КНР спросили себя: «Что мы умеем лучше всего делать? Мы умеем повторять, любим учиться и быстрее всех умеем все делать».

Вот главный вопрос: надо осмотреться, что лучше всего делают твои соседи, и подумать, что умеешь ты, и туда копать. Если в вашей стране это будет сформулировано и понято, это и будет первый шаг и первый ключ. Может, ответом будет не дизайн, а что-то другое.

KYKY: Вы тоже выбирали, что умеете лучше всего?

Е. М.: Я очень гибкая структура. Это такая креативная женственность: ты не знаешь, что на самом деле хочешь. Моим личным выбором было не знать конкретной цели. Но я ведь работаю в команде, работаю над объектами, которые должны быть разными. Если бы я гипотетически был человеком-брендом, человеком-компанией, я бы рано или поздно нашел 5–6 принципов, которым можно следовать. Но и в принципах есть ограничения. Это как для музыканта, который застрял на своем оригинальном способе исполнения — ему сложно пробовать иные вещи. Мне за мою жизнь посчастливилось сменить несколько систем: сначала работал в системе, которую я называю бывший Советский Союз (это Тольятти и его тяжёлая индустрия). После несколько лет прожил в Москве, работая в сфере промышленного дизайна, и в конце концов восемь лет назад переехал в Мюнхен. Я успел сделать довольно много предметов, которые я встречаю на улицах. Делал руками машины, велосипеды. Я спускаюсь в метро, сажусь в поезд и узнаю в нем ручку, которую мы с друзьями конструировали несколько лет назад. Дизайнеру ведь важно, когда объект не просто придуман, а произведён или растиражирован и много лет продаётся.

YKY: Как дизайнер вы окружаете себя неслучайными предметами? У вас нет…

Е. М.: Нет, визуального мусора нет. Все, что находится у меня дома, — исключительно натуральное, отчасти старые вещи, многие были восстановлены либо мной, либо специальными мастерскими. У меня нет вещей анонимных. Есть маленькая коллекция стульев школы Баухаус, свой гаражик с велосипедами. Кроме того, я очень люблю объекты из самолётов и поездов. Мы занимались созданием самолётов, это был студийный проект, а потому я мельком знаком и с процессом создания столовых приборов для самолётов. У меня есть вилки и ложки из авиакомпаний разных времён, когда-то они еще были железные, и из морских компаний. Мне интересно смотреть на вещи, которые создавались давно и для конкретных целей. Ложка Люфтганзы 60-х годов круглая и простая. Я понимаю, что человек создавал ее компактной. Она, может быть, не самая удобная вилка или ложка, но это скорее второстепенно. Когда ты ей пользуешься, сам предмет может тебя увести куда угодно в историю. И мне интересны объекты, которые создавались интересными людьми.