«Прощальный» концерт The Toobes вышел на загляденье. Всё было по-честному: парни рубились как в последний раз, девчонки выбегали на сцену и прыгали в толпу, а одна из фанаток даже повернулась к сидящему за ударной установкой Стасу Ломакину и дерзко вздёрнула майку. Стас на несколько песен вышел к микрофонной стойке из-за барабанов – там его подменил Женя Гаврюсев из группы Inomarki. Не обошлось и без мистики: посреди биса на сцене внезапно вырубилось электричество. Зал не растерялся и затянул песню хором без всяких микрофонов. Подумалось: если это и вправду последний концерт The Toobes в Минске, то за него никому не будет стыдно.

Как всё начиналось

Влезаю в гримёрку. Музыканты устало улыбаются. Макс Старцев, помогавший группе с многими концертами (с «прощальным» тоже), взмахивает волшебной палочкой, и на столе появляется пара бутылок пива. Кроме «Тубсов» и Старцева, с нами Слава Ломакин – отец Стаса, хранитель и менеджер группы.

Стас Ломакин: Вспоминаешь про полметра водки, а? Мне то интервью до сих пор не даёт покоя.

Костя Пыжов: А я всё жду, когда выйдет продолжение! Самое весёлое ведь началось только там, где интервью закончилось.

В самом деле, в тот вечер после выпитого полуметра мы с The Toobes забрели в кафешку «Коммунарки» на Коммунистической, встретили там лётчика (по крайней мере, он нам сказал, что он лётчик), пили с ним коньяк и разговаривали про небо и про Казахстан. Потом «тубсы» ушли на радио, а я провёл с лётчиком ещё часа два. Он был пьян, но добр и открыт: рассказывал про пять выброшенных в Свислочь обручальных колец, пел песню о ночном променаде в поле с конём, читал вслух стихи Киплинга. The Toobes отработали передачу на радио, вернулись к нам, ушли на следующее интервью (теперь на ТВ), а лётчик всё не мог угомониться. Он силился затащить меня в какое-то «прекрасное место», в итоге я сдался – и он отвёл меня в книгарню «Логвінаў». За фортепиано в прихожей «Логвінава» сидела девочка лет семи и наигрывала простенькие мелодии. Мы стояли, слушали и едва не плакали от умиления. Потом я посадил его на метро, а сам спьяну написал песню про то, что этот мир не спасут ни Кафка, ни Джойс, ни Пруст. Рок-н-ролл тоже не спасёт – ни мир, ни, кажется, даже The Toobes. Рок-н-ролл помер. The Toobes – ещё нет, но надолго ли?

KYKY: Я в первый раз был на вашем концерте лет 7 назад. В «7й лузе».

Стас Ломакин: О, это прикольный концерт был! Там с нами играли какие-то украинские хардкор-панки. И белорусская сладж-группа – не помню, как они назывались, но из той банды Костя выцепил первую свою хорошую гитару.

KYKY: Мне кажется, большинства тех групп уже не существует. Да и «7й лузы» уже давно нет.

Стас Ломакин: А мы ещё есть!

Стас Мурашко: Самый первый наш концерт был на разогреве у «Петли Пристрастия». Они услышали нас на студии, на второй или третьей нашей репе, и сразу пригласили к себе на разогрев в «Граффити». Кстати, я вот всегда хотел рассказать, но не было повода. Артём Залесский, мой любимый барабанщик Беларуси, тогда ещё играл в «Петле Пристрастия». Так вот, на том совместном концерте он зажал нам сольник! Не помню, дал он его в итоге или нет, но жал очень долго.

KYKY: А свой первый большой сольник в «Реакторе» помните? 2009 год!

Макс Старцев: О, я помню первый сольник The Toobes в «Реакторе»! Было о**енно (очень хорошо – прим. ред.)! Я стоял на входе в красном мотоциклетном шлеме. А друзья в списке на проход были записаны как Люк Скайуокер, Роза Люксембург…

Стас Мурашко: Вот уже сколько лет прошло, а Макс каждый раз вспоминает про этот шлем и про этих скайуокеров.

Стас Ломакин: Спросите у Славы про первый концерт. Он трезвый был.

Слава Ломакин: Помню, подъезжаю я к «Реактору», а там очередь метров на 500. Ого, думаю, охренеть, откуда столько людей?

Костя Пыжов: Белорусские группы тогда не особо залы собирали. Тогда собирала группа «Бумбокс».

Стас Ломакин: Кстати, Костя играл с группой «Бумбокс». Но это тайна!

Костя Пыжов: Ну почему тайна? Да, я играл с ними концерт. Мне даже денег за это заплатили.

Стас Ломакин: А ещё афиша нашего первого сольника – это наша самая популярная фотография. Мы там в красных штанах и майках с названиями инструментов.

Стас Мурашко: Я считаю, это самая крутая афиша за всю историю The Toobes.

Костя Пыжов: А я считаю, самая крутая – с презентации второго альбома.

Стас Мурашко: А там что было?

Макс Старцев: Вы там голышом. Помню, Мингорисполком писал: «Вы что, обалдели? Вы что, голых мужиков в метро хотите повесить?»

Слава Ломакин: Я сам ходил в Мингорисполком. Они спрашивают: «Ну что это такое? Это эротика, что ли?» А я говорю: «Вы возбуждаетесь, что ли, когда смотрите?»

«Мы всё же продали душу дьяволу»

KYKY: Как от сегодняшнего концерта ощущения? Устали?

Стас Ломакин: Я очень устал. Но это хорошая усталость, приятная. Я выкладывался как обычно, я люблю играть концерты, и сегодня получилось достойно. Всё сделала публика: никто не ушёл, все бились вместе с нами до последнего. Я, кстати, решил: ухожу из группы как барабанщик.

KYKY: С микрофонной стойкой больше нравится, чем за установкой?

Стас Ломакин: Не то чтобы больше, просто надо выбрать что-то одно.

KYKY: Ну да, сначала поющий барабанщик был важной фишкой, а теперь можно уже и без неё обойтись.

Стас Ломакин: Да, у нас уже столько песен, что можно и без этого. Мне нравится просто петь, удовольствие не меньшее получаю. Первый раз я, конечно, страшно с**л (опасался – прим. ред.) – аж всё в горле пересыхало. А сегодня не пересыхало. Потому что много воды было на сцене.

Костя Пыжов: Я сегодня проснулся утром и понял, что хочу отменить концерт, потому что не могу играть: у меня впервые за 15 лет на руках появились мозоли, волдыри. Я чуть не расплакался: я понял, что умел играть – и больше не умею. Но когда вышел на сцену, всё сразу прошло. И концерт получился отличный.

Стас Ломакин: Мне нравится, как Костя говорит: сколько ты работаешь, столько и получаешь. Многие музыканты, и здесь, и в России, и в СНГ, жалуются, что занятия музыкой – это адский труд. А мы не собираемся жаловаться. Нам нравится на сцене.

Костя Пыжов: Мне вообще не нравится, когда наши слова воспринимают как жалобы. Никто не жаловался!

Стас Ломакин: Это одна из тех вещей, которые нас сплачивают: мы изначально решили никогда ни на что не жаловаться. Берём себя в руки – и е**шим (активно работаем – прим.ред.)! А то, что происходит внутри, в наших отношениях – нахрен это кому надо? Мы же не Памела Андерсон с Томми Ли Джонсом. Какие же мы звёзды? Мы пока что пыль! Мы стараемся, мы хотим стать мировым бэндом, но пока что не надо раздувать из мухи слона.

Костя Пыжов: А вообще – хороший вечер. Красиво уходим.

KYKY: Всё же уходите? Никому не хочется в это верить.

Стас Мурашко: Сегодня ко мне чувак подошёл сделать фото и говорит: «Когда Ляписы развалились, я еле пережил. Если вы развалитесь – не переживу».

Костя Пыжов: Я уже говорил: всё, чем были The Toobes, никуда не денется. Это было, есть и будет. Просто это примет какую-то другую форму.

Стас Мурашко: Я считаю, что свой след в истории мы оставили.

Костя Пыжов: И что ни делай, этот след уже не удалить и не перечеркнуть.

Стас Ломакин: Знаешь, Стас, какой след мы оставили? Интервью, после которого все решили, что мы не любим Беларусь и белорусский язык.

Стас Мурашко: Меня то интервью до сих пор гложет! Хоть раз в день, но я о нём вспоминаю. Вот как мне теперь объяснить всем людям, что на самом деле мы все нормально относимся к белорусскому языку? Пол-Беларуси гнобит нас за это. Слушай, только ты не вставляй это в интервью!

Костя Пыжов: Есть вещи, о которых не говорят после концертов, и это одна из них!

KYKY: А о чём говорят?

Костя Пыжов: Вот я сейчас скажу важную вещь. Я сегодня почувствовал на сцене, что мы всё же продали душу дьяволу.

Стас Мурашко: Вот мы играли Sold Out, и свет вырубился. Это всё происки дьявола!

KYKY: Так вы не планировали отключение света? Мне кажется, большинство зрителей решило, что всё идёт по сценарию.

Костя Пыжов: Конечно, по сценарию! Всё делали специально обученные люди!

Стас Мурашко: Они учились пять лет в университете, чтобы отключать свет на концертах. Специальность «слесарь-выключатель».

KYKY: А сиськи вам на концертах часто показывают?

Стас Ломакин: Бывало, но нечасто. Мне понравилось! Было приятно. Спасибо, девочка, хорошие сиськи. Костя, ты сиськи видел?

Костя Пыжов: Нет, я был занят своей игрой!

Стас Ломакин: Девочка – молодец. Она понимает, чего мы хотим от публики.

Костя Пыжов: Слушайте, там же фотограф был. Что, если потом мама девочки увидит фотки?

KYKY: Может, мама захочет послушать The Toobes?

Стас Мурашко: А может, начнёт работать правило «Тубсы в городе – девочек на замок».

Костя Пыжов: Или Мингорисполком запретит концерты The Toobes за пропаганду порнографии.

KYKY: Ну вот, сиськами вас уже не удивишь. Вас вообще чем-то удивить можно?

Костя Пыжов: Конечно!

В разговор врывается бабуля-уборщица, которая внезапно появляется в гримёрке и с улыбкой восклицает: «Ой, а можно, я пройду?!» Мы все смеёмся, и она вместе с нами.

Костя Пыжов: Вот и удивили! Всё прямо как в кино.

Стас Ломакин: Вот так всегда: две бутылки пива – и начинается кино.

Стас Мурашко: А у меня после «канца» вообще никаких ощущений нет. Наверное, это значит, что всё удалось. Все эмоции ушли со сцены в зал.

Стас Ломакин: Это один из немногих концертов, когда мы играли 2,5 часа. Обычно часик-полтора, причём полтора – это уже с кровью из носа. Спасибо Жене, барабанщику Inomarki.

KYKY: Кстати, вопрос в связи с недавней историей о барабанщиках Akute. The Toobes платят барабанщикам за концерты?

Стас Мурашко: Ты что, дурак – такие вопросы задавать!

Стас Ломакин: Мы же сами бесплатно играем. Вы не знали? Приглашайте – сыграем всё, что захотите.

Слава Ломакин: За Стаса Михайлова плюс тысяча евро к гонорару!

Стас Мурашко: А насчёт Akute – это самая крутая группа в Беларуси.

Стас Ломакин: Они сейчас ведь взяли к себе Вику Fates, так вот Вичка тоже молодец. Самая крутая барабанщица в Беларуси. Все остальные барабанщики сосут у неё барабанные палочки.

«Шоу-бизнес у нас не получился»

Я долго тяну с главным вопросом – знаю, что мне всё равно вряд ли ответят.

KYKY: А это и вправду был последний концерт? Что людям рассказать?

В гримёрке на полминуты повисает зловещая тишина.

Стас Ломакин: А ещё вопросы есть? Этот очень трудный.

Стас Мурашко: Как бы мы ни хотели на него ответить, мы не можем. Если бы мы и решили закончить, я не знаю, у кого хватит смелости поставить точку. Нам хочется определиться с будущим, но пока всё непонятно.

Возросшее напряжение в гримёрке, к счастью, снимает своим появлением улыбчивый чувак с кучерявой шевелюрой.

Стас Ломакин: О, познакомьтесь, это Антон Макаренко. Человек, который верил в The Toobes с самого начала!

Костя Пыжов: Антон на ранних концертах показывал на меня из зала и кричал: «Он на моей гитаре играет!»

Антон Макаренко: Я просто хотел выпендриться!

Стас Ломакин: Антон, скажи давай, что о нас думаешь. Ты так давно с нами, что твои слова будут самой честной правдой. «Я Антон Макаренко, и вот эти гондоны…»

Антон Макаренко: …это мои друзья! Я думаю, вы о**енные (отличные – прим.ред.) ребята. А вот то, что вы собрались распасться – это полная х**ня (недоразумение – прим. ред.). Я бы вас всех за это отп**дил (наказал – прим. ред.).

Стас Ломакин: Когда «тубсов» ещё не было, была группа «Шампунь», в которой валил Антоха.

Стас Мурашко: Не просто «Шампунь», а «Шампунь для сумасшедших волос»! Фактически с Антохи всё и началось. Однажды он уехал в Керчь, а у нас должна была быть репетиция с «Шампунем». Мы искали гитариста, чтобы поиграть, и взяли Костю. Антон вернулся – а у нас уже группа The Toobes.

Антон Макаренко: И на самом деле они все неудачники, это я рок-звезда! А вообще я что хочу сказать: бытует мнение, что Слава Ломакин вкладывал в The Toobes офигенные бабки. Но я-то знаю ребят, и понимаю, что никогда у них больших денег не было. Не было никакого «богатого дяди»! Когда я с ребятами ехал на разогрев The Offspring, в дороге возникал вопрос: на бензин деньги потратить или на еду.

Движуха в гримёрке не прекращается: теперь снова появляется Старцев с шотами виски. Мне не принёс: «Ты на работе, тебе не положено». Видно, немного дуется за репортаж с премии «Экспертов».

KYKY: Вы сильно изменились за эти годы.

Костя Пыжов: Конечно! Мы же взрослеем все. Это жизнь. Надо просто делать то, что любишь. На что целишься, в то и попадаешь, такая тема. Я смотрю на людей, которые росли со мной в одном дворе, и понимаю: я не хочу себе такого же будущего. Нет, у них всё нормально, они счастливые люди. Но им надо очень мало. А нам надо много. Очень много.

Стас Ломакин: И от этого все наши разочарования.

Макс Cтарцев: Это была наша постоянная рубрика «Рыжий философствует».

Костя Пыжов: Всем белорусским музыкантам я одно хочу сказать: кто хочет стать популярным, тот обязательно станет.

KYKY: Так что, все эти годы вы себя ощущали не на своём месте?

Костя Пыжов: Все подкалывают нас: «Да вы ж рок-звёзды!». А мы и не видели рок-н-ролльной жизни.

Стас Ломакин: Вот сколько лет уже The Toobes существуют – восемь, девять? И не было у нас ни наркотиков, ни рок-н-ролла, ни секса. Да мы за это время даже травки ни разу не попробовали! Не дрались ни разу ни с кем. Понимаешь, мы все – воспитанные ребята из хороших семей, а не оторванные рок-звёзды.

Костя Пыжов: Я и не хочу ни с кем драться. Я не вижу в этом никакого кайфа. Самая страшная передряга в истории группы – менты в Киеве перед выступлением остановили, потому что мы пиво на улице пили. Это ж просто смешно! Но на сцене у нас всё честно. Никакого вранья. Есть шоу-бизнес, а есть жизнь. И у нас на сцене – жизнь, настоящий рок-н-ролл. Люди давно забыли, что это такое, они путают рок-н-ролл на сцене и рок-н-ролл по жизни.

Стас Ломакин: Нас иногда пытаются купить, говорят, как надо делать, пробуют диктовать правила. Но мы не идём на это. Мы остаёмся настоящими.

Костя Пыжов: Короче, шоу-бизнес у нас не получился, как мы ни пробовали.

Стас Ломакин: Слушай, это будет самое длинное интервью в мире. Давай остановимся. Только на вычитку пришли, чтобы мы про травку вырезали.

Костя Пыжов: Видишь, какие мы рокеры! Боимся даже про травку в интервью сказать.