KYKY: Володя, когда мы намечали встречу, мне передали, что ты будешь коньяк с лимоном. В итоге мы пьем ром, почему?

Владимир Пугач: Наверное, тебе наугад сказали. Я пью ром последние года три. Знаешь, в чем проблема коньяка? Можешь написать в райдере жирнейшим шрифтом, что нужен такой-то «Арарат», но тебе все равно принесут «Аист». Коньяк можно дешевый найти. Ром и текилу паленую — это надо постараться.

KYKY: Вообще, с алкоголем у тебя какие взаимоотношения?

В. П.: Спокойные и взвешенные.

KYKY: В группе есть директор?

В. П.: Конечно. Он и директор, и тур-менеджер. Ты клонишь к тому, есть ли у нас человек с плеткой, который не дает бухать? В этом нет необходимости, мы взрослые. Наверное, у всех артистов был период, когда они только дорвались до концертной жизни, и пошла феерия всевозможных пороков. Потом ты или умираешь в 27 лет, как известные товарищи, или потихонечку меняешься в сторону умеренности.

Первые 50 грамм. Vip-зал спорт-бара Bristle. Официант приносит лед и лимон.

KYKY: Ты карьерист?

В. П.: К сожалению, не карьерист. У меня проблемы с лицемерием.

KYKY: Лицемерие дает какой-то путь дальше к славе?

В. П.: Слава и карьера — это не одно и то же. Мы о карьере стали говорить, а ты перешла на славу. Можно быть сумасшедшим гением, мало понимающим, что происходит вокруг, написать песню и прославиться. А можно грызть тоннель самому себе и дойти примерно до того же уровня — это два разных пути и судьбы.

KYKY: Но в нынешнем мире ты с одной песней далеко не уедешь: не будешь как Консуэло Веласкес с этой «Бесаме Мучо», которая стала женщиной-миллионером, не написав больше ни строчки. Я к тому, что музыкант стал карьеристом: или ты пишешь альбомы каждый год, или ты отжег, отбомил и ушел.

В. П.: Если заниматься музыкой профессионально, надо быть трудолюбивым и делать свое дело, независимо от того, что у тебя, например, в этом году не звучат фанфары над ухом — один в такой ситуации спивается, а другой делает что-то дальше. Я из тех, кто буравит что-то потихоньку.

KYKY: Но 15 лет — это не сильно большой срок для группы.

В. П.: Смотря с чем сравнивать. Если сравнивать с группой «Машина Времени» или Scorpions, то нет.

KYKY: Журналисты тебя не задолбали за 15 лет?

В. П.: В начале карьеры ты всем этим питаешься, на следующем этапе играешь в звездность, а потом начинаешь ко всему относиться спокойно. Мы же понимаем, что как есть артисты разного уровня или парикмахеры разного уровня, так есть и журналисты разного уровня. Тебе хватает двух вопросов, чтобы понять, кто перед тобой. Если раньше я по этому поводу парился, то сейчас просто начинаю впаривать информационно выверенные кластеры. Вам это надо? Отлично. Помню, в регионах, то ли Гродно, то ли в Бресте, пришла женщина лет 50 в гримерку: «Слушайте, я не очень в теме, но мне главред сказал взять у вас интервью». И сидела, записывала ручкой в блокнот и переспрашивала какие-то совсем очевидные вещи. Ребята по стенкам ползали со смеху в этой гримерке.

KYKY: Какой вопрос раздражает чаще всего?

В. П.: Есть флагманская информация, которая доступна в интернете: почему группа называется так, и кто такая вислоухая принцесса. Вот эти два — чемпионы мира.

KYKY: Слушай, а мне интересно: есть ли связь между группой J:Морс и Джимом Моррисоном? Я даже майку надела с Моррисоном на наше алкоинтервью.

В. П.: Это прекрасная майка, и Джим Моррисон — прекрасный персонаж. Мой близкий друг, писатель Слава Бондаренко написал про него книгу. Я ее прочел и слушал несколько лет The Doors, даже те альбомы, которые Манзарек написал после того, как Моррисон крякнул. Но это случилось уже после того, как J:Морс появился. Нам нужно было как-то обозначиться в пространственно-временном континууме, и мы тупо написали в столбик 20–30 слов. Слово «морс» понравилось. Мой друг сказал: «Чего-то не хватает, давай добавим J». На бегу левой ногой придумывали, и иногда я даже жалею, можно было поинтереснее назваться.

KYKY: А ты пишешь песни для умных или для глупых людей?

В. П.: Вернемся назад к твоему вопросу про карьеру. Я песни для себя пишу. Когда стал этим заниматься, был юристом. У меня была фирма своя и серьезные клиенты. Когда стали концерты появляться, я до обеда в галстуке, после обеда с гитарой — так длилось долго. В какой-то момент чуть не треснул, а в итоге прямо взял и продал фирму товарищу. Я кстати, себе второй коктейль делаю, ты можешь помечать!

100 грамм. Из-за двери основного зала бара слышны песни «Земфиры», которые играет местный кавер-бэнд.

KYKY: Какой тебе был кайф заниматься юридическим делом?

В. П.: Слушай, когда ты поступаешь в универ в 17 лет, ты слабо понимаешь, что из себя представляет эта профессия. Антураж у нее достаточно прикольный, и я работал лет десять по специальности. Эта профессия требует некоторого набора качеств, которые в себе можно воспитать, но мне было лень тратить время, поэтому я потихонечку слился. Был случай на каком-токонцерте-солянке, где выступало много групп. Я позвонил Роме Орлову, мы тогде еще вместе работали, говорю: «Рома, извини дорогой, я ухожу из рок-н-ролла». Вот такие были метания.

KYKY: Про Романа Орлова была история расставания, и потом вы собрались опять выступить в Prime Hall на 15-летии группы. Надо было усилия приложить? Просто не мстить друг другу — это одно, но вот так чтобы снова собраться?

В. П.: Все, что ты говоришь, имеет смысл, если в бэкграунде есть конфликт, а конфликта не было. Мы расстались в 2008-м таким образом: сидели я, Рома и наш директор Руслан. Рома нам сообщил, что его не устраивает и почему он уходит. Рома — человек эмоциональный и безумно талантливый. Видимо, ему было не по себе, и он сообщал журналистам, что его выгнали. Но последние пять лет мы с ним нормально общаемся, серьезных контр нет. В прошлом году, например, я записал с ним трек. Ну, психанули вначале, и всё — забывается.

KYKY: Чем Prime Hall отличается от Дворца спорта?

В. П.: Дворец — большая неуютная площадка со сквозняками, такой гигантский лофт или ангар. В Prime Hall концерт все-таки клубный: две тысячи человек пришло, и атмосфера камерная, более уютная. Еще в последнее время мы играли в «Ре:Паблике». Он поменьше по вместительности, но они жестко держат концепт, у них приученная аудитория, и если они будут в таком ключе действовать, могут стать намоленной площадкой.

KYKY: «Ре: Паблик» — это тысяча людей? Дворец спорта — это четыре-шесть в зависимости от того, как напихать. Нет у музыканта амбиций, что должно быть все больше зрителей? Вот «Без билета» сейчас на Минск-Арену замахнулись.

В. П.: Саша, любой нормальный артист, если он не лицемер и не идиот, желает, чтобы его слушало как можно большее количество людей. В момент, когда это происходит, делается площадка. Но этим занимается не артист, а промоутеры, которые оценивают: ага, мы заработаем. На Дворцах спорта я зарабатывал.

В 2010 году у нас вышел альбом «Электричество», мы собрали два Дворца спорта, бегали с этим как со флагом. Так получилось, что с тех пор у группы J:Морс не вышло ни одного нового альбома, то есть я с 2011 года придумал себе каникулы.

Понятно, что лучше в год по альбому выпускать — даже если они будут средненькие, все равно по отдаче и количеству твоих появляений в масс-медиа ты будешь выигрывать. Но мне так делать тяжело, поэтому я и говорю, что не карьерист. За эти пять лет мы использовали ресурс, наработанный за 10 лет, а теперь этот ресурс перестал нас устраивать. И только в этом году выйдет новый альбом.

KYKY: Что ты чувствовал перед полным Дворцом спорта?

В. П.: Это как бобслей: сидишь в санках спортивных сверху и понимаешь, что тебе охренительно. И вот надо выйти сейчас на сцену, где пять тысяч людей стоит — в итоге отталкиваешься в этих санях и едешь, и оно уже дальше само, весь концерт.

KYKY: Какая у тебя была самая странная аудитория? Вроде тетушек с периферии?

В. П.: Мы их называем клубки. Это хорошие слушатели, потому что ты точно знаешь, чего от них ждать.

KYKY: Чего? Слез?

В. П.: Ничего. Мертвая тишина в зале. В Советском союзе, наверное, так было на концертах. Когда у нас был один из самых первых туров по Беларуси: сначала в Гродно выступали, и публика была легка на подъем, потом Гомель прекрасно встречал, все шло по накатанной. И вот приезжаем в один из районных центров. А у нас в большинстве городов вместо концертных залов такие ДК с сидушками. Когда ты выходишь на сцену, твоя задача — поднять людей с кресел, чтобы они веселились в проходах. К концу концерта обычно встают все. Так вот там они вообще не встали. Мы отыграли песню — две секунды тишины, похожие на вечность. Потом хлопают, следующая песня. После концерта я иду и не понимаю, что происходит. Ко мне подходят люди: «Вы отыграли великолепный концерт, у нас так никогда не реагировали».

150 грамм. В комнату входит фотограф Женя Ерчак и делает снимки. От рома отказывается, мотивируя это тем, что на алкотрэш фотографии уговора не было.

KYKY: Есть сведения, что у вас была возможность рвануть в Москву и звучать на московских радиостанциях. Почему вы этого не стали делать?

В. П.: У нас был контракт с одним московским продюсером. Но когда ты артист, наверное, плохо еще и быть юристом — слишком многое понимаешь. Усилия были в свое время проделаны, но это не простой двухходовый алгоритм: приехал, подал песню на радио, прославился и давай косить бабло. Это достаточно длительная, муторная, скучная работа, состоящая из миллиона звеньев.

KYKY: Ты имеешь в виду, что ты как юрист прочел какие-то договоры и подумал, что тебе это невыгодно?

В. П.: Дело не в деньгах, потому что когда делается старт медийного проекта, никто не понимает, сколько он на этом может заработать. Но есть степень внутренней свободы, которой я дорожу. Мне сложно представить, чтобы кто-то пришел и сказал: «Надо на мостик стать, Володя». Я знаю продюсеров, у которых есть мальчики и девочки, они их выжимают, но J:Морс — не продюсерский проект. Можем взять группу Depeche Mode, которая черти сколько существует. Они записали в прошлом году альбом, и через неделю об этом все забыли, что никак не умаляет ни статус, ни культурное значение группы — так устроен мир, что все идет волнами. Когда будет пик в следующий раз, никто не знает. Ты просто должен быть к этому готов, работай, записывай альбомы. Это как анекдот про бога: «Я тебе помогу, но сходил бы ты купил лотерейный билетик для начала!»

KYKY: Есть градация, сколько будет хитов в альбоме?

В. П.: На моем опыте я ни разу толком не догадался, какая песня станет хитом. Есть очень жесткая и обидная характеристика у шоу-бизнесменов, ею со мной поделился один украинский продюсер очень популярной группы: «Лох непредсказуем». Но это скорее продюсерский подход к шоу-бизнесу: нужно создать иллюзию и впарить как можно быстрее то, что ты делаешь, но всякий раз даже они, люди, которые просчитывают, вынуждены констатировать, что дела обстоят таким образом. Ну, а мы просто сидим на пороховой бочке: либо я хорошие песни придумаю, либо не очень. Вот в этом, наверное, стрем того, что мы делаем. И в этом же нерв. А что ты все про музыку спрашиваешь?

KYKY: Сейчас перейдем к группиз, не вопрос.

200 грамм. Официант приносит еще пепси.

KYKY: Ты же родом из Пинска. Расскажи про него!

В. П.: Там звезд больше на небе, потому что смога меньше. Полешуки — такие белорусские баски, закрытый народ с концентрированной культурной основой. Когда мы с Ромой Орловым ездили к его деду под Несвиж, дед подходил и говорил: «А что ж твой хлопец з Украины?» Ему сказали, что я из Пинска, а для него это значило, из Украины. Даже песни, которые поют в деревнях Полесья на свадьбах — больше украинские. Плюс ко всему Пинск — совершенно не замкнутая водная система, то есть можно сесть в Пинске в лодку и попасть в любую точку земли. Из Пинска до Киева в моем детстве ходил катер Ракета, стоило три копейки.

KYKY: Я как-то ездила в Пинск в профком Днепро-Бугского канала. Спрашивала, можно ли из Венесуэлы к нам лишний танкер нефти пригнать. Сказали — нет, сядет на мель!

В. П.: Конечно, там же наносы: очень извилистая река Струмень, куда постоянно наносит песок. Но поскольку это судоходная река, приезжают баржи с экскаваторами чистить, и все работает дальше. Понятно, что серьезный корабль не проплывет, а на моторке тебе точно никто не помешает выплыть из Пинска хоть в Атлантический океан. Многие там покупают серьезные гоночные катера, которые едят 100 литров 92-го бензина на 100 км: он становится в глис и вот так несется по Пине вдоль набережной, а навстречу — такой же. Они на мизерном расстоянии друг от друга — раз — проскочили, у тебя только кепочку сносит! Причем, за катером могут быть плюшки или шайбы, знаешь? За нее цепляешься, и тебя на скорости 50 км/ч по волнам несет. Этим летом мы вот таким занимались — балдежно. Уже и парасейлинг сделали в Пинске, когда тебя цепляют к катеру, и ты просто летаешь с парашютом над озером, поднимаясь на метров двадцать, а моторочка ездит по кругу.

KYKY: А пинская шляхта существует?

В. П.: У меня же в роду по отцу родня — шляхтичи. Есть и гербы до определенного колена. До 1939 года эти места были Польшей, и мои дедушка с бабушкой по отцу по-польски говорили лучше, чем по-русски. Дедушка любил летом скрутить самокрутку, взять лупу и поджигать сигарету от лупы.

Слушай, ну про Пинск надо было рассказывать в начале, чтобы я больше вспомнил, а сейчас надо какие-то нибудь провокационные вопросы, чтобы я психанул.

KYKY: Окей. Белорусские фанатки распущенные или целомудренные?

В. П.: Могу тебе сказать, что Беларусь — это не фундаменталистское государство, где все должны следовать правилам. Потому все люди разные. Есть люди, которые играют панк, и у них на концертах слэмят, то есть лбами бьются друг о друга. У нас достаточно мирная публика. Сложно дать средний срез и портрет слушателя, потому что до сих пор на концерты ходят люди от 14 до 50 лет, фиг поймешь, какая фокус группа.

KYKY: Неужели не было моментов, когда фанатки врывались в гримерки?

В. П.: Бывало, что какие-то фотографии с телефонами в дверь засовывали. Или когда в открытое окно водителя кто-то пытался залезть или что-то бросить — мы же ездили через толпы в дни городов. Представь: ты играешь концерт, а потом через эту площадь в автобусе едешь. А площадь переполнена людьми, которые на 70% все нетрезвые.

KYKY: А было такое, чтобы нужно было вызывать милицию?

В. П.: С хамским поведением сталкиваться приходилось. Но в основном это не девочки-фанатки, а самцы-барсеточники. Иногда вылазит на сцену чувак, пока ты поешь, забирает микрофон и начинает вещать. У нас есть очень четкий сценарий на этот случай. Мы просто кладем инструменты и уходим. Люди в зале понимают, что музыкантов нет, а этот чувак вещает — они его сами стаскивают. Это же нормально, когда в зале, где играет громкая живая музыка, люди выпивают? Из тех, кто перебрал, не все умеют себя вести — просто статистика. И если билетный концерт — это априори твоя аудитория, то чаще белорусские артисты сталкиваются с людьми, чье внимание надо постоянно завоевывать. Это дни города, корпоративы — ты постоянно должен быть в форме. И мне это нравится.

KYKY: Погоди, тебе нравится пьяное быдло под сценой?

В. П.: Нет, оно энергетически со мной не завязывается. Пьяное быдло под сценой — далеко не единственная альтернатива того, что может быть. Это может быть веселый коллектив каких-нибудь World of Tanks. Есть разница: люди, которые пришли на твой концерт по билету или же свидание вслепую, то есть корпоратив. Они что, собирались всем Варгеймингом и голосовали за J: Морс? Хрен знает. Иногда бывают странные истории, когда зовут панк-группу и Софию Ротару на один и тот же корпоратив.

Последний корпоратив Варгейминга был — мы и Шнур. Я к тому, что всякий раз ты играешь для людей, к которым очень сложно выйти с сигаретой на нижней губе, подкрасив ресницы, будто ты артист и бог — это не работает.

А вообще, самый бешеный и оторванный корпоратив, сумасшедший по энергетике и сравнимый с билетным концертом, я играл для компании «Макдональдс». Это было черти когда, лет семь уже назад, я до сих пор забыть не могу, потому что они на ушах стояли.

250 грамм. Фотограф Евгений Ерчак уходит в ночь. «Земфиру» за дверью давно сменил Фредди Меркьюри.

KYKY: Володя, что тебя бесит в мире? Что не правильно?

В. П.: Две вещи: лицемерие и глупость.

KYKY: Глупость в чем? В том, что недоделано? Что гримерку не починят в этом Дворце спорта?

В. П.: Это скорее, барство, у меня этого нет. К людям, которые занимаются сервисом, у меня европейское отношение: сегодня он твой официант, а завтра ты ему делаешь маникюр. Нет, глупость — это когда ты не сечешь тренды, которыми людям дурят голову. Возьми вот эти последние леволиберальные тренды, когда половина эмигрантов с Ближнего востока в Европе сидит на дотациях, и они сами называют это экономический джихад. Но пусть серьезный европейский политик в предвыборной компании попробует сообщить: «Хочу изменить политику по отношению к эмигрантам в сторону ужесточения» — он себя похоронит. Во Франции точно. Несмотря на то, что у них случилась эта беда с Шарли Эбдо. Мне их просто жалко за то, что они на крови выстрадали свои свободы, и сейчас за это отгребают, по большому счету.

KYKY: А в ВКЛ была демократия?

В. П.: Саша, там король был и сойм, это была парламентская республика. Классическая демократия, самая правильная и стерильная была в Древнегреческих полисах, когда люди собирались на площади, били черепки и бросали их в два ящика: за и против. Их было 500 человек, и все были в курсе проблемы. Все, что произошло потом — так называемый эффект представительской демократии. Я сейчас жестко утрирую: округи, районы и дистрикты выбирают своего депутата в парламент. Люди, которые за него голосовали, могут вообще не понимать, какие у него интересы. А интерес у него один — остаться в этом парламенте. Три самые крупные разведки мира — израильская, американская и русская — тратят львиные доли своих бюджетов на исследования по поводу технологий манипулирования общественным мнением в интернете. Отсюда вопрос: какая нахрен демократия?

KYKY: Скажи, если бы ты завтра понял, что на твоем концерте шесть тысяч китайцев, как бы ты отреагировал? Хотела спросить про мусульман, но для Беларуси это нереально.

В. П.: Такая же история была с Витасом, помнишь такого певца? Я буду долго думать, почему это произошло, но будет приятно. Ксенофобия мне не близка, я достаточно большое количество времени провел за границей, учился в Гамбурге, и меня друзья были корейцы, болгары, французы, немцы. Был прекрасный человек из Чада, взрощенный культурой вуду, причем, его звали немецким именем Эрнст. Ксенофобия мне не понятна органически, но я могу объяснить, почему она может происходить в мире.

KYKY: Почему?

В. П.: Потому что есть один ложный посыл — европейские ценности универсальны. Западная Европа за весь 15–16 век колониальной истории накопила такое количество капитала, что у них вопрос не стоял о выживании. Есть же теория золотого миллиарда: седьмая часть людей в мире потребляет 99% мирового продукта, по сути, западная Европа и Америка. При этом всем весь остальной мир, арабский, китайский и Африка органически не принимает форму существования государства, как демократии. Мы можем посмотреть на опыт того, что произошло в Египте — вот эта фейсбуковая революция привела к власти одних, а потом они за два года три раза поменялись. Они готовы верить пророку, лидеру, человеку, который их защитит. Основная функция Каддафи в Ливии заключалась в том, что он просто был буфером для трех враждующих племенных образований. Он просто их сдерживал, а сейчас они воюют.

300 грамм. Лидеру J:Морс приходит мысль заказать глюкозу. Ирисок в меню не оказывается, официант приносит мороженое.

KYKY: Скажи, почему, когда напиваешься с белорусскими музыкантами, идут разговоры о судьбах человечества? Не о группиз или скандалах?

В. П.: Потому что в Беларуси умные люди живут. Я считаю, что в Беларуси вообще очень много умных людей, в процентном соотношении гораздо больше, чем в Европе.

KYKY: А чего в Европе, глупые?

В. П.: Нет, они живут по алгоритмам. Я чего сбежал? Я полтора года тусовался в Гамбурге, учился и даже собирался остаться. Понял, что они живут по трафаретке. Вот ему 22–23 года, он стоит и пьет с тобой пиво в баре и рассказывает о том, что с ним будет через год, пять, десять лет, когда он возьмет кредит, устроится в фирму джуниор-партнером — сценарии социальных лифтов опеределены заранее. А знаешь, человек тратит 20% энергии организма, когда у него работает мозг, и только 15% — когда разгружает вагоны. Именно поэтому люди не готовы воспринимать противоречивую картину мира. Что, по твоему, движет обществом? Какие основные инстинкты?

KYKY: Любовь?

В. П.: Любовь движет человеком, а не обществом. Есть люди, которые считают, что обществом движет страх, жадность и надежда. Демократия? Пожалуйта, 1933 год, Германия. Демократичекие выборы, и к власти приходит Адольф Шикльгрубер. Вопросы есть?

KYKY: Возвращаясь к Шарли Эбдо, давай станем в позицию простого парижанина, которого как нормального расиста напрягают эти люди. Это же как у нас сделать карикатуры на приезжих из Лепеля.

В. П.: Я сам с ливанцами подрался лет семь назад, в компании Никиты Козловского, который еще не был мегапопулярным актером. Я его повел на этот Остров афганский, мы выпили уже, а навстречу шли какие-то ребята. Я уже не вспомню ни слов, ни сценария разговора, но на уровне ощущений — они начали очень надменно с нами разговаривать. И я с ними подрался.

KYKY: А чем закончилось? Тебя забрали в опорняк?

В. П.: Не, девочки стали всхлипывать. С нами была моя жена Лена и Алина Сергеева, тоже актриса, которая играла в потрясающем фильме «Слушая тишину», где барышня продала печень или почку. Когда мы с этими ливанцами потолкались, я понял, насколько быстро они пускают корни. Вот он находится в чужой стране, темно, ночь, но он так уверен в себе! Когда я впервые попал на Манхэттен, мне дали адрес гостиницы, я ее не нашел, было некомфортно как English man in New York — а этим было все равно. Я понимаю, что в исламском мире богатейшая культура, начиная от Омара Хайяма и заканчивая Салманом Рушди — но их полтора миллиарда. Может быть, полпроцента занимается этой фундаменталистской херней, но благодаря СМИ ощущение для среднего европейского обывателя в том, что враг — это ислам вообще.

KYKY: Смотри, мы допили до конца этикетки.

В. П.: Придется признать, что я люблю выпить. Но ты напиши в интервью, что ты тоже со мной пила, чтобы не думали, что я выпил прямо один бутылку.

KYKY: Договорились, скажу.

350 грамм. На экране — видеоклип Селены Гомез, звук — песня «Сочи» группы «Ляпис Трубецкой»

В. П.: Никогда не понимал, почему во всех кабаках включают видеоряд один, а музыку другую. Ты обращала внимание? Они могут включить аудиоканал — так гораздо проще.

KYKY: Может, на динамиках телек дает отвратительное качество звука?

В. П.: Гарантирую, что нет. Но это всегда разрыв мозга. Я отдаю себе отчет в том, что многим людям музыка нужна как сахарная пудра: посыпать мандарин. Но мне кажется, что есть люди, которым интересно слушать музыку не только для того, чтобы разогреть квадрицепсы. Есть люди, которым интересно слушать музыку, чтобы размять мозг.

KYKY: Поскольку сейчас звучит песня «Ляпис Трубецкой», а ты явно имеешь в виду «Брутто» — может, тебе просто не нравится Михалок?

В. П.: Да нет, Михалок — один из немногих музыкантов, которые выдерживают удар. Я тебе скажу по секрету, мне не нравится музыка, которую он делает. Я Михалка не понимал очень долго, все звездные времена Ляписов к нему очень стремно относился. Знаешь, как у Черчилля есть фраза: «Если ты в молодости не был революционером, у тебя нет сердца. Если ты в зрелости не стал консерватором, у тебя нет мозгов». Вот я через эту призму воспринимал Михалка. А когда у него распался ансамбль и он сделал «Брутто», мы на одной студии репетировали.

Знаешь, в чем был мой стрем? Мол, вы опять начинаете нам впаривать историю, в которую поверят экзальтированные журналисточки, хипстеры и ПТУ-шники. Но я понаблюдал за их работой и понял, что это не инсценировка, не технология. Эту энергетику сложно подделать.

Если художник верит в то, что он делает, пусть это будет. Я никогда не буду его фокус-группой, ну и хрен с ним. Дай ему бог здоровья, я искренне желаю, чтобы все получилось.

KYKY: Когда я слушаю твои песни, я понимаю, почему они имеют столько слушателей…

В. П.: У нас нет ничего хлесткого, в отличие от Михалка нет слова «х*й». Но как бывает? Тебя крючок выносит на другую аудиторию, а дальше ты эти крючки не готов бросать, потому что иначе можно сдохнуть, что и произошло со всеми гражданами клуба 27, включая Джима Моррисона. Они не смогли остановиться. Всякий раз выходя на новую аудиторию, они цепляли крючок еще выше. В итоге гражданин не проснулся в Париже в ванной.

KYKY: Мы ничего не знаем про эпоху 60-х, там наверняка были другие наркотики, и мозг от них работал по-другому.

В. П.: Там были более дешевые наркотики. Ты хороший журналист, с тобой прикольно. К сожалению, получается так, что люди твоего уровня нифига не нужны в масс медиа. Ни на СТВ, ни на ОНТ не нужны люди, которые знают то, что знаешь ты. Они нужны в интернете. Меня это бесит, потому что на сегодняшний день это нишевая культура, а телевидение гораздо больше значит.

KYKY: Согласись, что пройдет еще пять лет, и все изменится.

В. П.: Ты готова ждать пять лет? Какого черта человек твоего уровня и подготовки должен еще ждать чего-то?

KYKY: Так я не жду, я же делаю. Давай еще выпьем и пойдем домой!