Публицист, радио- и телеведущий, культур-аналитик и автор книги про белкульт «No Style» Максим Жбанков не ищет легких путей. Он постигает культурные особенности стран, фотографируя мусор, и берет интервью у самого себя: «Нет, это не раздвоение личности. Скорее, опыт непарадного автопортрета. Сегодня он не кусается. Потому что кусать себя больно и глупо».
— И это все, о чем ты хотел спросить?
— Не все, но главное. Кто читал — знает: «А, это тот, кто Мартиновича загасил!» Курейчик вот обижается. Вячорка-младший обеспокоен. Кудиненко волнуется. Зачем тебе столько врагов?
— Правду? С ними интересно. Когда все хорошо — тянет в сон. А вот родная шиза бодрит. Обостряет восприятие. Зовет искрить в ответ. Так пишутся лучшие тексты. И знаешь что? Адекватный человек на критику обижаться не станет.
— Хочешь сказать, все вокруг сдвинутые, а ты один весь в белом, умный и красивый?
— Да нет, я сам родом из того же болота. Еще один кирпичик в стенке, как у «флойдов». Временами заносит. Периодически вышибает с трассы. Просто кажется, что именно поэтому я способен понять современников — как собратьев по дурдому.
— А если они против таких пониманий?
— Ну и прекрасно! В любой стае должен быть злобный мудак по имени критик. Он на самом деле всех любит — но в особо извращенной форме. Народ визжит и аплодирует. А критик этот визг разбирает по косточкам. И дает диагноз автору и его публике. Автор прочитает. Разозлится. И, может, в следующий раз сделает что-то получше.
— А хвалить не пробовал?
— Пробовал. Есть много вещей и персонажей, которые я честно люблю. «Оккупацию. Мистерии» Кудиненки. Гитарные опыты Пукста. Эссеистику Бабкова и Акудовича. Безумную «Кассиопею». И весь «Народный альбом».
Но только хлама вокруг гораздо больше. И общая загаженность культурной среды временами просто зашкаливает. Делать вид, что этого нет и все в шоколаде - на мой взгляд, просто лицемерие. Вредит не критика. Вредит тупая любовь.
— Не боишься распугать читателей своим злобным вокалом?
— Как говорил Змитер Войтюшкевич, девчонкам нравятся подонки. На самом деле публика ценит скандал, ажиотаж и кулачные расправы. Нормальный поп-стар точно знает: черный пиар (или жесткая критика) — лучший пиар. Распните меня публично! И поднимите мои тиражи.
Фото Николая Ботвинника для проекта 'Blade Runners' — Конечно. И про своих «жертв» тоже. Только они моей любви никак не поймут.
— Спорят?
— Нет. Обижаются. У меня на этот счет своя теория: белкульт в своем росте завис где-то на уровне нежного возраста. И реагирует на окружающих в режиме четырнадцатилетки. Возбуждается. Сбивается в стайки. Пихается локтями. И вечно комплексует.
— Ну вот, опять всех приложил!
— Надо же репутацию подкреплять… Но на самом деле хотелось бы из этих дров вырастить хотя бы Буратино. Может, в конце концов станет человеком.
— Это ты, что ли, растишь? Вот народ другое видит: «И за что он так Беларусь не любит?»
— Любит-не любит… Понимать и любить — абсолютно разные вещи. Нормальный разбор начинается как раз тогда, когда ты способен переступить через первичные эмоции. Снять розовые (или черные) очки. И озвучить неудобные вопросы.
— Как-то мрачно звучит «переступить через эмоции…». Когда ты в последний раз просто, без затей, порадовался музыке или фильму? Ты еще на это способен?
— Ага. Мое недавнее счастье — архивный релиз группы Family «Family Entertainment» и штатовское инди-кино «Учитель на замену». Штука в том, что опыт критических разборов оттачивает вкус и учит ценить оттенки и нюансы. Эта тонкая настройка помогает ценить лучшее. И вызывает массу вопросов к недоделкам и полуфабрикатам.
— И каково это: кругом видеть пробелы и дефекты?
— Трудно. Как в «Докторе Хаусе»: пациентке подарили зрение, а она испугалась и попросила вернуть как было. С другой стороны, в потоке хлама заметнее реальные удачи. Скажем, последний диск Naka.
— Будешь хвалить? А как же светлый образ гнусного критикана?
— Он на месте. Просто важно выстроить линейку качества и обозначить крайние точки — от полного фуфла до чистого «вау!». Кстати, процент мусора в принципе одинаков что в Кракове, что в Милане, что в Вилейке. Хлам — это нормально. Вот шедевр — чистая патология.
Мусор в Нью-Йорке— Спасибо, приплыли. Так ты не просто злобная сволочь, а еще и жилец помоек?
— А ты давно на актуальный арт ходил? Там сплошной сэконд-хэнд и глобальный ремиксинг. Мусорная идея вообще крайне важна. Она лечит от пустых иллюзий о «высокой миссии» и «особой роли» культурного креатива.
Самое крутое, что меня зацепило в Штатах, — мятые стаканчики от кофе рано утром на Пятой авеню. И рваные афишки Мадонны в Сохо. Я тогда начал фоткать мусор. И до сих пор не могу остановиться. Есть хлам из Порто и Будапешта. Есть варшавский и берлинский. Есть из чешского приграничья. Черт, он везде разный! И честный, как непарадная визитка локальной культуры.
Мусор в Нью-Йорке— В Минске снимать не пробовал?
— Что толку снимать? Я фиксирую то, где снова уже не буду. Без гарантии повторить впечатление. А Минск всегда под боком. Этот хлам не замечать никак не выходит.
— И что с родным мусором?
— Да все в порядке! С каждым годом все больше оттенков.
Мусор в Порто
Мусор в Риге 
Мусор в Милане
Мусор в Будапеште
Мусор в Венеции
Мусор в Порто 
Мусор в Падуе
Мусор в Стокгольме
Мусор в Нью-Йорке