Как сейчас зарабатывают беларуские госпредприятия — и сколько заработает страна, если продаст их все

Деньги • Ирина Михно

«Если бы Беларусь сейчас занялась активной приватизацией, она бы в теории смогла закрыть потребности в финансировании страны на один год. Но только на один год». Центр CASE Belarus и группа экспертов «Европейский диалог» устроили онлайн-семинар о том, как правильно делать приватизацию (и надо ли?), куда позвали и российских, и беларуских экономистов – в том числе, Павла Данейко, Сергея Гуриева и Алеся Алехновича. KYKY тоже там был и записал главное.

Сколько Беларусь зарабатывает на госпредприятиях

Попытки приватизировать госсектор в Беларуси были, и не однажды. Несколько лет назад Лукашенко уже торговался этим с иностранными партнерами. Об этом рассказал Сергей Гуриев, который занимал пост главного экономиста Европейского банка реконструкции и развития: «Если вы помните, после 2014-го господин Лукашенко гордо заявил о том, что он больше не последний диктатор Европы. Вследствие этого были сняты некоторые санкции и разработана новая стратегия взаимодействия ЕБРР с Беларусью. В эту стратегию включалась и приватизация многих компаний. Но буквально сразу стало понятно, что любые разговоры о приватизации натыкаются на нежелание что-либо продавать на самом «верху»: на нежелание президента. Разговоров было много, даже появились кандидаты на приватизацию, но в итоге ничего не произошло». 

При этом независимые аналитики и экономисты уже не первый год говорят об убыточности и неэффективности многих госпредприятий. Это заводы и фабрики, которые живут за счет дешевых кредитов от госбанков, не генерируют собственную прибыль и лишь тянут ВВП страны в минус.

Максим Адаскевич, финансовый аналитик компании Duff & Phelps Germany GmbH, проанализировал отчетность 20 крупнейших предприятий беларуского госсектора и четырех госбанков, чтобы выяснить, какую прибыль они приносят стране: «Сразу оговорюсь, этот список не идеален, потому что не все предприятия в принципе публикуют свою отчетность. Например, «Беларусьнефть» этого не делает. А те, кто все же что-то публикует, делают это с задержкой, поэтому я буду говорить о цифрах за 2019 прековидный год. 

Так вот, за 2019-й эти 20 предприятий сделали 20 миллиардов долларов выручки и получили примерно один миллиард долларов чистой прибыли. Примерно половина из 20 миллиардов приходится на два нефтеперерабатывающих завода и «Беларуськалий», что, в общем-то, не является сюрпризом. И почти половина миллиарда прибыли – успех того же «Беларуськалия». Больше 100 миллионов прибыли у нас генерируют те же нефтеперерабатывающие заводы и БелАЗ. Остальные предприятия зарабатывают сильно меньше, либо и вовсе являются убыточными.

Плюс к этому миллиарду у нас еще есть 200 миллионов долларов прибыли государственного банковского сектора, ¾ из которых делает – кто бы вы думали? – «Беларусбанк». 

Для сравнения, если бы топ-20 предприятий беларуского сектора были бы одной компанией в России – в списке прибыльных она бы находилась в конце первого десятка.

Рядом с «Росатом» – это компания крупная, но далеко не самая большая. А если сложить четыре беларуских госбанка, получится банк вроде «Росбанка», который находится в России в начале второй десятки по прибыльности». 

Почему нельзя как в России

Первый министр российской экономики (был на посту в 1992-1993 годах) Андрей Нечаев уверен, что пример восточного соседа Беларуси не подходит: «Вообще, изначально российская модель приватизации предполагала открытие индивидуальных приватизационных счетов всем россиянам. Главным идеологом того процесса был Анатолий Чубайс. Когда он обратился в крупнейший банк России – «Сбербанк» – с вопросом, смогут ли они это обеспечить, получил ответ: «Да, конечно, но на это потребуется некое количество денег и три года». Поскольку идеологи приватизации были ориентированы на ее быстрое проведение, этот вариант они отмели и пошли по чешскому пути так называемых приватизационных чеков. 

Когда была объявлена модель ваучерной приватизации, мне позвонил тогдашний мэр Москвы Юрий Лужков, который только стал молодым отцом. И сказал: «Андрей, это что получается? У меня 40 лет трудового стажа, я – руководитель одного из крупнейших в мире мегаполисов, и я получаю один ваучер. И моя дочь, которой всего три месяца, тоже получает один ваучер». Я ответил: «Да, Юрий Михайлович, это несправедливо. У вас какое предложение? Вам – три ваучера, а дочери не давать? А как быть с врачами, учителями? Вам – 2,5 ваучера, а им– 0,5? И кто будет коэффициенты устанавливать?» Лужков ответил, мол, проблема действительно есть, «но все-таки это несправедливое решение». 

Специфика российской приватизации состояла еще и в том, что она в значительной степени носила политизированный характер. Идеологи говорили: «Неважно, кто первый получит акции того или иного предприятия, все равно потом произойдет передел собственности. Главное – подорвать основу советского строя, чтобы сделать рыночные реформы необратимыми». Возможно, для современной Беларуси эта задача стоит не так остро, но об этом моменте тоже надо помнить. Самое важное, чтобы вся процедура приватизации была прозрачная». 

Вслед за Нечаевым Сергей Гуриев также напомнил про коррумпированную составляющую российской приватизации: «В России, при всех недостатках массовой приватизации, символом несправедливости является залоговый аукцион – было проведено 12 сделок. В общей сумме предприятия были проданы за миллиард долларов, хотя их рыночная стоимость была, по всей видимости, два миллиарда. От этого российский бюджет не сильно потерял, но разве нельзя было этого избежать? Можно, конечно». 

На сколько стране хватит денег от продажи госпредприятий

Максим Адаскевич, финансовый аналитик компании Duff & Phelps Germany GmbH: «В Беларуси есть несколько точек зрения: госпредприятия уже ничего не стоят, их можно продать за доллар, но проще сдать на металлолом – это первая. Вторая – как бы плохо дела ни шли, всегда можно продать «фамильное серебро» и безбедно жить какое-то количество лет. Как это обычно бывает, истина посередине. Чтобы найти ту самую истину, давайте посчитаем, за сколько можно было бы продать 20 крупнейших предприятий беларуского госсектора и четырех госбанков. 

У нас есть миллиард прибыли реального сектора и 200 миллионов прибыли банковского сектора. Допустим, беларуское государство смогло бы продать их по тому же мультипликатору, по которому торгуются российские публичные компании. Проведя расчеты, мы получаем оценку примерно в десять миллиардов долларов за весь акционерный капитал. Но потом мы спускаемся с небес на землю и вспоминаем, что даже самое либеральное правительство не продаст 100% того же «Беларуськалия» или 100% НПЗ (поляки, например, не продали). 

Более реалистично предположить, что даже в случае политической воли будет продана половина акционерного капитала. То есть выручка от продажи составит примерно пять миллиардов долларов. Это о-о-очень упрощенная оценка, на которую могут повлиять десятки факторов. И, как мне кажется, факторов, которые будут тянуть сумму от продажи вниз, большинство. То есть, скорее всего, оценка в пять миллиардов – это оценка «сверху». 

В 2021-м дефицит беларуского бюджета составит примерно два миллиарда долларов. Все выплаты по внешним долгам – три миллиарда долларов. Простая математика: 2+3 – вот те самые пять миллиардов. И вывод тоже простой: если бы беларуское государство сейчас занялось активной приватизацией, оно бы в теории смогло закрыть потребности в финансировании страны на один год, не залезая в золотовалютные резервы. Но только на один год.

Речи про долгие, безбедные годы существования от продажи «фамильного серебра» уже давно нет. 

И это, вероятно, одна из причин, почему у нас уже десятилетие не было крупных приватизационных сделок. Логично предположить, что для беларуских властей минусы потери контроля за ведущими предприятиями (хотя бы частично) намного перевешивают пять миллиардов долларов.

Этот вывод никоим образом не значит, что приватизацию проводить не надо – это значит, что одномоментная выручка не есть цель беларуской приватизации. Основная наша мотивация – сделать беларуские предприятия более эффективными, чтобы они не были грузом для беларуского бюджета». 

Как делать приватизацию, если госзаводы – это история не про прибыль, а про электорат

Сергей Гуриев: «Если народ знает, что заводы продают не в интересах народа, новому собственнику придется непросто. У него просто не будет стимулов инвестировать в это предприятие – напротив, он начнет выводить из него активы. Пытаться полностью его «ободрать», как мы это видели в России. 

Как можно добиться восприятия справедливой приватизации? Во-первых, открытый, конкурентный способ их продажи и открытое использование денег от этой продажи. Их могут пустить на выплату пенсий, выплату пособий людям, которые в итоге потеряют работу, и так далее. Можно каждому гражданину отправить долю от продажи родины на мобильный телефон. Так или иначе, но люди должны знать, что деньги, полученные от приватизации, не уйдут только в карманы инвестбанкиров. 

Когда вы приходите в Беларусь и говорите: давайте устроим честную распродажу госпредприятий, люди отвечают: «Что значит честную? Иностранным инвесторам? Может, и российским даже?!» До 2020-го господин Лукашенко боялся потерять суверенитет, поэтому считал, что слишком много российских собственников в Беларуси – это опасно. 

Такого же рода соображения есть в странах-соседях России и Китая. Мол, если и продавать китайским инвесторам, для баланса нужно привлекать и российских, а еще лучше и не тем, и не тем. Но есть страны, которые находятся между Россией и Китаем, куда другие инвесторы просто не приходят. У Беларуси, очевидно, есть другие инвесторы. И есть международные организации, которые помогут привести таких людей. До 2020-го подобные разговоры велись, но они были остановлены по политическим соображениям. 

Чтобы в Беларусь пришли настоящие, конкурентные инвесторы, нужно расчистить балансы некоторых предприятий.

Госпредприятия и госбанки – это порочный круг, который душит не только беларускую экономику, но и экономику России, Китая и других. Госбанки плохо управляют рисками и дают госпредприятиям кредиты, которые они никогда не вернут. Но приватизировать предприятие с такими долгами невозможно, их просто никто не купит за нормальную цену. 

Дальше есть два пути: продавать предприятия в том виде, в котором они существуют, или повысить их стоимость за счет реструктуризации. Обновить менеджмент, совет директоров, придумать новую стратегию – это вещи, которые могут длиться год, а то и больше, но они значительно удорожают заводы. 

Приведу пример Украины. Как вы знаете, это очень коррумпированная страна, более коррумпированная, чем Беларусь. Тем не менее, Украине удалось резко повысить качество управления на нескольких госпредприятиях, включая, «УкрНафтоГаз». Это крупнейшее предприятие страны, сравнимое с российским «Газпромом», потери которого были макроэкономической проблемой Украины. Для понимания: они составляли несколько процентов ВВП Украины. Вся макроэкономическая проблема этой страны была решена после 2014-го, методом наведения порядка в «УкрНафтоГазе». Без приватизации, за счет хорошего менеджмента и международного совета директоров. 

И еще одна вещь, из-за которой приватизации непопулярны: госпредприятия по определению служат для того, чтобы создавать нерыночные рабочие места.

По сути, это механизм получения политической прибыли: госбанк дает кредиты своим друзьям, госпредприятия нанимают на работу потенциальных избирателей. Как только предприятие приватизируется, людей приходится увольнять. И очень важно, чтобы эти люди в итоге не пострадали. Правительство обязано пойти им на встречу и помочь пройти переподготовку, создать свой бизнес и так далее – на это нужно потратить сколь угодно много денег. Приватизация сама по себе не должна быть источником несправедливости – она должна быть источником улучшения экономики страны». 

Заметили ошибку в тексте – выделите её и нажмите Ctrl+Enter

«Эвтаназия гигантов и дно допустимой бедности»: Чалый — о единственном для Беларуси выходе из кризиса

Деньги • Ирина Михно

Задумывались ли вы, как будет выглядеть Беларусь через десять лет? Журналист Сергей Харитонов провел онлайн-дискуссию на эту тему – и нам больше всего понравилась часть, где аналитик Сергей Чалый говорит про нищету и эвтаназию. Разумеется, в разрезе экономики. KYKY публикует фрагмент выступления Чалого – о том, что нас ждет не к 2030-му, а уже вот-вот.