«Белорусский журналист испытывает горячее желание показать американцу Дэвиду Тангу дулю - бедолага не знает, как тяжело выживать в тюрьме. Вот почему у нас чаще получается журналистика, которая борется с ветряными мельницами методом набрасывания на лопасти говна», - объявив пару недель назад конкурс на вакансию журналиста, главред KYKY Саша Романова столкнулась нос к носу с проблемами профессии.  

Уверена: высокий процент самоубийств в Беларуси обеспечивается в том числе белорусской журналистикой. Вспомните анекдот про бабушку, которая смотрит в деревне «Беларусь-1» и думает: «А дзе ж тая Беларусь, хачу ў ёй пажыць!» Белорусская журналистика работает с идеологическим представлением о реальности - именно поэтому в рейтинге свободы СМИ стран Восточного партнерства Беларусь который год занимает последнее место. Вообще, исторически журналистика - это такое гордое блядство. Конечно, ты отдаешься читателю каждый день много раз за просто так (если за деньги, тебе в пиар). Но помимо блядства ты должен вести себя как сука, чтобы этот же читатель не заскучал и не ушел в другое СМИ. Белорусские журналисты умеют вести себя только как няшки и на полном серьезе полагают, что их будут читать до гроба - лучше, конечно, чтобы вместе с читателем и похоронили. Согласна, читателю плевать на свободу слова, но полагать, что он будет любить тебя пушистым - глубокое заблуждение. Читатель растит таких монстров, как Дмитрий Киселев - импотент в профессии, променявший кайф журналистики, которой занимался лет тридцать тому назад, на чистые глазенки слепой веры бабушки, которая никогда не видела в своей газете реальный мир.  

Фото: Владимир Воробьев

Первое впечатление о белорусской журналистике я получила, разумеется, на журфаке. Не на самих занятиях, потому что ни одна живая душа не учила нас, как доставать темы из-под земли и тянуть из собеседника жилы - я получила первый опыт в редакции БелТА, куда пришла пробовать силы. Задачей было сдавать по пять новостей в день в ленту. Мой одногруппник, пытаясь ввести меня в курс дела, поделился ноу-хау: «Вот смотри, у меня тут десять шаблонов в папочке - для разного типа новостей. Если менты тебе говорят, что произошло ДТП, открываешь шаблон со старой новостью и просто меняешь количество машин с трех на девятнадцать. Если конференция слесарей - берешь отчет годичной давности, там порой и менять ничего не надо». Ну ладно новости, это отдельная история, их до сих пор в Беларуси никто генерить не умеет. Но такой же подход у нас во всем. Кажется, белорусская журналистика растит ленивых пропагандистов, которые не могут не пользоваться шаблонами. И пусть некоторые СМИ напоминают стенгазету «Боевой листок» для каторжан в тюремном дворе, большинство, наоборот, является подневольной прессой надзирателей исправительного учреждения. В их мире несправедливость наказывается мгновенно, как в плохом кино, но для демонстрации реальной картины мира ни один из белорусских журналистов не пошевелит и пальцем.  

Вообще, журналистика не может быть профессией для нормальных людей. Заявляя это как главный редактор, я понимаю, что поток стихов и сочинений в мой почтовый ящик о том, как бешеная обезьянка трахнула журналистку на пресс-конференции (реал стори - пришло вчера) не иссякнет, а наоброт, достигнет пика, и тем не менее.

Фото: Nancy Rica Schiff

Буквенная журналистика - реальная возможность заявить о себе, если ты для телека мордой не вышел, на книгу не набралось мозгов, а для реального дела слишком ленив. У нормального человека в жизни слово «хуй» звучит раз в год из подворотни, а журналист ежедневно думает: оставлять ли ему это слово четыре раза в одном абзаце или хватит одного? Больше всего в белорусской журналистике меня бесит убийство живой речи. Вот это наш тренд номер один: журналисты переписывают тексты за своими собеседниками, уничтожая харизму персонажа и его характер. В погоне за стилем письма легко кастрировать интервьюируемого, лишив эмоции и настроения: человек перестает быть собой и становится стерильным роботом - таким, каким его видит некто журналист. 

Белорусские журналисты создают себе полумертвый рыбий мир. Но ведь читатель каждый день сталкивается с целой палитрой настроений агрессивных колхозников - почему в интервью он должен читать унылое и вычищенное говно? Или, наоборот, зачем ему ад и трэш, созданный воспаленной фантазией журналиста-разрушителя (про этот типаж надо бы отдельно, но качественный контент разрушители тоже не создают - они лишь программируют общество на тот побег от реальности, который выбрали себе сами).

Не важно, стараешься ты сделать жизнь розовее или чернее - ты плохой журналист. Журналистика - это королева серых зон. Советские шаблоны СМИ создали нам биполярный мир, где есть только черное и белое. Но правда в том, что убийца может оказаться нормальным парнем, на войне есть место любви, миру и маме, а добрячок, занимающийся благотворительностью, вполне возможно, заколачивает на сиротах бабки. Динозавр журналистики Альберт Плутник говорил, что журналистика - это бескорыстная оппозиция: «Неправильно говорить о журналистике как о четвёртой власти. Она никакая не власть и на власть не претендует. Она, не слишком рассчитывая на признание, указывает власти на её слабые места». 

Фото: David LaChapelle 

Я не понимаю, почему белорусская журналистика так старается избегать неудобных вопросов. Мы сглаживаем углы и страшно боимся расковырять проблему, потому что она так или иначе затронет нашу тусовку. Минск слишком мал, и все трутся друг с другом как сельди в банке - у нас даже нет критика, которому все плюют в лицо, а потому и журналистика стремится к нулю. Для журналистики нужен контент, который загоняет человека в угол. Приготовься к тому, что тебя все будут ненавидеть, причем, эта ненависть - оборотная сторона уважения. Поскольку белорусский журналист хочет со всеми дружить, ему остается только план Б - великая белорусская колумнистика, от которой никому не больно, не жарко и не холодно. Но ведь журналист никогда не был проповедником, не говоря уже о том, что до 30 лет писать колонки запрещено, причем во всем мире. К слову, американская журналистика тонка и интеллигентна, и какой-нибудь колумнист Дэвид Танг будет писать в «Таймз», почему костюм нельзя носить без носков, а миллионы будут его читать на полном серьезе! Белорусский журналист испытывает горячее желание показать этому Дэвиду Тангу дулю - он не нюхал пороху, бедолага, и не знает, как тяжело выживать в тюрьме. Вот почему у нас чаще получается журналистика, которая борется с ветряными мельницами методом набрасывания на лопасти говна. Но реальной жизни как не было, так и нет.  

Кадр из фильма 'Страх и ненависть в Лас-Вегасе'

Правда заключается в том, что объективной журналистики не бывает. Люди в медиа должны жить, смеяться и злиться, высказывать свою точку зрения, даже если она противоположна той, которая принята в обществе. Вот эту модель разбитной журналистики придумал Хантер Томпсон, который испортил репутацию наркотическими трипами, и теперь каждый пьяный графоман, сидя в баре, считает своим долгом повторить на салфетке «Дебри в Кентукки упадочно и порочно». Прикол заметок Хантера был в том, что там сплошь живые персонажи, а они намного интереснее придуманных. В них есть все: резкость суждений, байки и совсем ненормированные вещи вроде мата. Журналисты забыли, что в этом мире очень интересно жить. Поэтому журналистика в наших условиях может существовать только в web. Телевидение умерло довольно давно, радио потеряло репутацию, а печатная пресса слишком долго думает, что писать, чтобы от тебя не отреклись рекламодатели.

Только web меняется каждый день, как море, и подразумевает постоянный поиск, эксперимент и субъективный взгляд на события. Только жесткий субъективизм, верю, вытащит белорусскую журналистику из болота.