На днях в Хьюстоне вооруженный псих снова стрелял в упор в толпу старшеклассников. Почему такие ситуации происходят? По просьбе редакции KYKY Александр Мамонтов рассказал, что чувствует человек, у которого в руках винтовка Драгунова. Около 20 лет назад Александр служил снайпером в роте особого назначения, на тот момент единственной в вооруженных силах РБ.
Мир делится на две примерно равные части. Ты и все остальные. Те, которые стоят в очередях, обсуждают покупки, ругают детей, встречаются, ссорятся, строят планы. Они постоянно мельтешат в сетке прицела. Снайпер – работа нервная. И очень одинокая.
Весна. Стрельбище на опушке леса, где упражняется вся наша рота. Руководитель стрельб – старший прапорщик Иван Иваныч – мужчина в жизни неприметный. Существует ниже уровня груди всех остальных людей, но с лихвой компенсирует малый рост постоянными криками в пространство, как с мужчинами подобного формата зачастую и происходит. В тот день Иван Иваныч был обуреваем служебным рвением. Он производил шума и жестов больше, чем новозеландская команда по регби перед ответственным матчем. Автоматчики тем временем отщелкивали свое «упражнение №1» и стайками покидали огневой рубеж. У снайпера все происходит не так быстро. Втроем, по одному на каждый взвод, мы лежали на правом фланге. Работа нехитрая в мирное время: крутить барабанчики на прицелах, вглядываясь в места на мишени, куда легли пули, периодически делая новые выстрелы. Все остальные хоть словом перебросятся, хоть перекурят вместе в окопах, пока ты сидишь один, стараясь поочередно напрягать руки, ноги, спину, грудь, живот, чтобы не мерзли и не затекали. Ты достигаешь такой степени сосредоточения, что, кажется, видишь, как растет трава, и как муха делает медленные взмахи крыльями. И нет понятия «сказать под руку», потому что нет ни рук, ни ног в этот момент. Тебя нет вообще. Ты – по ту сторону мира. Откуда сейчас вылетит птичка.
Внезапно из-за нашей нашпигованной свинцом опушки леса выбежала косуля. Стрельба прекратилась. Вооруженные мужчины замерли в растерянности. Надо знать, какое чувство власти охватывает тебя, когда влипаешь глазом в резинку прицела. Стрелять по шахматным фигуркам – это одно, видеть близко в прицел выражение глаз противника – совсем другое. Я видел, как косуля обернулась, слегка двигая нижней челюстью, переступала с ноги на ногу. Иван Иваныч первым нарушил тишину весеннего утра. С криком «Дай сюда-а-а!» он выхватил автомат у первого попавшегося солдата и стал целиться в косулю стоя. Прицелился. Выстрелил. Мимо. И тут наших солдат прорвало. Началась беспорядочная стрельба. Палили азартно, со страстью. Словно пытаясь расстрелять какую-то свою обиду. Мы втроем лежали поодаль, успевая лишь удивляться шквалу огня.
В вопросе «а слабо в косулю попасть» мы находились в несколько ином измерении, чем автоматчики. Попасть можно было ей хоть в глаз. Вопрос в том, кто от этого станет хоть чуть более счастлив.
Я помню, как впервые увидел ее. Снайперская винтовка Драгунова стояла у стены в пыльном свете оружейной комнаты, одинокая и непричастная, как музейная кочерга. Я взял ее в руки и остолбенел. Это как впервые надеть кожаные штаны или байкерский «косоворот». Буквальное ощущение вооруженности, метр сорок силы и власти. Приклад – к плечу. Ствол – в горизонталь. Вы сливаетесь в абсолютное целое, как фрагменты пазла. Рация скрипит: «Огонь разрешаю». Глубокий вдох, свет клином сошелся на цели. Палец – на себя. Кхах! Резкий кашель винтовки. Удар в плечо.
Вооруженные мужчины победили косулю. Вокруг стало тихо и как-то стыдно. Иван Иваныч, подозвав к себе двух молодых солдатиков, приказал им: «Идите подберите и закиньте в лес подальше. Пока не видит никто...»
Я вспоминаю свою службу с теплотой. Одно только послевкусие убрал бы из жизни. После того, как неделя за неделей, месяц за месяцем рассматриваешь мир сквозь прицельную сетку, то позже, привыкнув к ощущению власти и всемогущества, так пусто бывает видеть «то же небо, опять голубое», но только «на общих основаниях». Или дело просто в оптике, или сознание снайпера не растворить в утреннем американо. И даже тогда, когда от тебя это не требуется, ты продолжаешь смотреть на мир, как на две примерно равные части. Ты и все остальные.