Начнем с очевидного: мы и не заметили, как кончилось вчера. Два года нового информационного порядка — с его катастрофичной повесткой, регулярными траблами и стабильными травмами — все это ежедневно убивает наши прежние роли и каналы вещания. Эффект наших усилий и прежде был спорным. В поле военных действий он становится еще менее очевидным.
 
И тут можно обозначить четыре проблемных измерения темы: усталость публики, аварийная миграция, медийный террор и сдача инициативы.

Усталость — это реакция юзеров на абсурдную пестроту альтернативного информационного поля.

С одной стороны, ад войны, шиза московского карлика с ядерной кнопкой и монотонные хроники быта политических сидельцев. С другой — дежурный паек обывателя: криминал, угар, здоровье, отдых. А в разрывах между первым и вторым — разговорные жанры широкого профиля. Сквозняки без летальных исходов и серьезных последствий. И кто неделю спустя вспомнит очередные посиделки на троих, новый кинг-сайз спич Чалого или ехидную реплику Шрайбмана?
 
Главное, что, на мой взгляд, произошло: наши медиа однозначно стали сервисом. Неважно чьим. Заложниками процессов, повлиять на которые нечем. Критические разборы усохли до телеграммных шпилек. Фактология вытеснила концепты. А узкая прослойка профессиональных аналитиков ушла в оперативные комменты на злобу дня.

Когда прежде мы рассуждали о важности инфотеймента, мало кто предполагал, что разница между колонкой штатного политолога «Радио Свобода» и фельетонными «Саўкай і Грышкай» станет почти незаметной. В обоих случаях с нами говорит не персона, а радиоточка. На единственно знакомом ей языке.
 
Предсказуемость альтернативы столь же скучна как предсказуемость диктатуры. После 2020-го пришла новая стабильность. Противостояние на автопилоте. Мы не делаем событий. Мы движемся в фарватере сторонних жестов, чужих обломов и не наших катастроф. А это значит, что мы вторичны. И личная позиция в комплекте с острым взглядом тут мало кого интересует. Даже если предположить, что она вдруг нарисовалась. Усталая публика нас не бросает. Она просто позволяет титанам слова вещать мимо себя.

Кино кончилось в октябре 2020-го. И пошли длинные титры. Да, они, наверное, что-то значат. И, вероятно, даже важны. Но кто любит титры? И как их сделать, чтобы народ сказал «Вау!»? Можно убежать в фельетоны и приколы. Но останется неясным, зачем мне все это есть.

II

Аварийная миграция порезала поле независимых медиа как пиццу, раскроив не только систему производства, но и запросы потребителей. Как писать, когда ты вроде как минский портал, но половина команды в Варшаве, треть в Батуми, а остальные — в Мадриде? Как сохранить эффект присутствия в ситуации фатального отсутствия?
Беларусы Кракова, мигранты Берлина и айтишники Вильнюса — это одна нация или три диаспоры? И как говорить с теми, кто остался в родном зоопарке? Что у нас осталось общего кроме борьбы?

 
Возможны варианты. Универсальный язык и вечные сюжеты беларуской идентичности — или сеть локальных версий больших ресурсов. В любом случае важна сегментация. Выход на разные формы вещания и местные рынки. Иначе мы движемся из ниоткуда в никуда. Иначе мы говорим с космосом. А космос молчит в ответ.

III

Медийный террор — еще одна пластинка на вечном реплее. И здесь я не про сволочные суды, кривое право-лево-судие и дикие сроки для тех, кто просто профессионален. Я про боевых скоморохов режима. Про дрессировку страха и воспитание безнадеги.

Был у меня в биографии период, когда пришлось пару месяцев слушать по долгу службы всю обойму державного медийного спецназа. Азаренок, Пустовой, Гладкая, Лазуткин, Муковозчик, Петрашка, Тур и прочие говорящие головы, имен которых не удержит память. И я реально заболел. Контент был откровенно токсичным.

Истерики на подзаводке. Дворовой гон пополам с методичками ГБ. Колхозный пафос и блатные наезды. Мечты повесить всех супостатов — но сперва расстрелять. Блеск очей и крики «С нами бог!». Вождь посреди пшеницы и Жанна Бичевская на подпевках. Песни и пляски для новой войны. Слава богу, авторам этого дикого шоу хватило ума не дать Грише огнемет.

IV

Но я все же о другом. Информационный режим немного времени живет по законам войны. Черные клоуны с клоунессами вылетают на экраны с четкой миссией —пугать и строить. Их задача не переучивать и вербовать. Их миссия — письмо черным по черному. Дремучий фейерверк с переходом в парадный расчет. И это уже не информационная работа. Это боевой стендап.
 
Они не убеждают. Нечем там убеждать. Они прессуют и давят. Демонстрируют силовые аттракционы. Чтобы все заткнулись. Тявкали лишь по команде. Чтобы в цирке были тишина и порядок.

И вот вопрос вопросов: возможен ли тут симметричный ответ? Думаю, да. Но симметричный не значит зеркальный. Соразмерный по броской динамитной подаче — но с иным зарядом.

V

При этом, на мой взгляд, стоит исходить из нескольких очевидных пунктов.

1. В ситуации медийной войны канонические принципы «чистой» журналистской работы перестают быть релевантными. Боевой режим медиа — мобилизация, агитация и пропаганда. Плюс блокировка аналогичных действий противника.

2. Жизненно важен перехват инициативы. Не зеркалить, а опережать. Из комментатора вырасти в автора и спикера. Создавать события. Задавать темы и ракурсы. Бить по складам и коммуникациям.

3. Отказ от боевых приемов оставляет поле боя противнику. Значит, отсидеться не выйдет. Значит, нужны бойцы — соответствующей заточки и квалификации.

4. Требования достоверности и фактчекинга никуда не исчезают. Но к ним прибавляются новые акценты: военная цензура, вербальная заостренность, манипулирование эмоциями и политическая целесообразность.

5. Это значит потребность в новом качестве текстов. Включить холодную злость самурая. Открутить эмоции. Жечь. Цеплять. Превратить публицистику во второй фронт нашего сопротивления.

6. Итогом должна быть новая медийная мифология (в духе украинской). Иначе никак: ответом на черную магию может быть только белая.

VI

Речь идет о системном построении новой карты смыслов. Стратегически важна новая оптика. Не центровка на страданиях и жертвах. Не хроника посадок. Не бесконечный список пострадавших. Не панорамные репортажи из жизни беженцев и мутные истории пожелавших вернуться в родной зоопарк. Не плоские описания очередной политической разборки.

Так что — про все это нельзя писать? Можно. Но важно понять: а) это не причины, а следствия, б) приоритетно другое, в) важен вербальный дизайн: яркая подача и точечные смысловые акценты.
 
Главное пока остается непрописанным. А значит — его не видно без спецприборов.
Но о каком главном здесь, собственно, речь? О вещах принципиальной значимости. О строительстве новой нации на пепелищах прежних концептов.
 
Фактически, сегодня мы заново изобретаем Беларусь. Строим беларускасць 2.0.
Гэта наша агульная супольная справа. Якая можа стацца нашай супольнай перамогай. Альбо супольнай паразай.

VII

Беларусь — незавершаны праект. І найгоршае, што можна з ім зрабіць — гэта ператварыць у шумавыя інфармацыйныя плыні. Забаўбатаць стратэгічную глыбіню і масштабны сэнс наяўных працэсаў.

Трэба бачыць перспектыву. Прачнуцца, як казаў спадар Акудовіч, у сваёй краіне. На новабудоўлі будучыні. Якая ўжо зараз жыве і дзейнічае па-за дзяржаўнымі межамі, медыйнымі шаблонамі ды бюракратычнымі цыркулярамі — ўсё адно якога паходжання ды аўтарства.

Почему это важно понять? А иначе мы останемся навечно ушибленными августом 2020-го. Честными ребятами с хаосом в голове. Взвинченными. Растерянными. Беспомощными перед лицом конца ясного прошлого и внятного настоящего. Попутчиками непонятых сдвигов.

 
Это слабая позиция, способная порождать только слабые жесты. Протокольные встречи. Ритуальные визиты. Формальные протесты. Официальные заявления. Короче, дружбу по переписке. Пока в наших полях беснуются азарёнки.

VIII

В разрыве линии фронта — между путинскими агит-истериками и украинским геройским эпосом — мы, новые мобильные, со своей непринужденной вежливой медийностью, пока смотримся тихой заводью среди двух лесных пожаров. Все как любят беларусы: протест комнатной температуры. Движ без резких движений. И знаете что? Нас даже заметят. Пожалеют. Могут дать денег. Но не больше. Так не выигрывают. Так даже не выживают.

Пока на первой линии медийного фронта заметны лихие рестораторы, скорострельные блогеры, смурные литераторы и суматошные соцсети.

Но если нас нет — зачем мы есть?