Вода и зелень согласно генеральному плану

«Планировка Минска, без преувеличения – самостоятельный объект для экскурсии, – считает архитектурный критик Александра Боярина. – Обычно я показываю наш город и его планировку иностранцам на машине, но был бы у меня вертолет, делала бы экскурсию на нём.

Когда архитектор проектирует город, перед ним стоит сложная задача: разместить производство, жильё и места для отдыха (парки) так, чтобы человек оказался ближе к паркам, при этом рядом была работа (то есть производство), и производство не оказывало негативного влияния на природу и человека. Вариантов удачного композиционного расположения зелени при планировании города не так много. Это может быть зеленый диаметр, зелёные клинья, которые расходятся от центра и выводят жителей за город, зелёное кольцо, линейная схема и попросту равномерно разбросанные по плану маленькие участки. Минск – концептуальный город. Мы имеем водно-зеленый диаметр и два водно-зеленых полукольца. Из всех возможных вариантов, на мой взгляд, у Минска идеальная схема, благодаря которой максимальное количество жителей города имеют быстрый доступ к рекреационным территориям. Кроме того, диаметр совпадает с превалирующим направлением ветров, что позволяет городу «продуваться». Попробуйте найти другую столицу в мире, где вода и зелень находится так композиционно выгодно – это большая редкость.

Путешествие на машине даёт хорошее представление о водно-зелёной системе: кружась по улицам города, мы часто её пересекаем. Создаётся интересный образ Минска: идёт жилая застройка, потом открывается зелень и вода, потом снова жилая застройка, потом опять – зелень, вода. Если человек не видит, как это выглядит в плане, есть ощущение, что у нас везде вода и зелень. Обычно чем ближе к центру, тем территория застроена плотнее, и здания выше. А у нас в центре Минска находится гигантское открытое пространство с водной гладью, окаймленное Троицким предместьем, проспектом Победителей и гостиницей Беларусь. Для иностранцев масштаб этого открытого пространства – достопримечательность».

Комментирует архитектор Кирилл Скорынин:

«В целом концепт озеленения создаётся под определенные нужды. Например, Нью-Йоркский Манхэттен постоянно имеет угрозу подтопления. Периодически бывают ураганы, и наводнение причиняет огромный ущерб. Поэтому BIG architects специально спроектировали вдоль берега высокую полосу, которая является и барьером от стихии, и классным местом для города с видовыми точками на залив, беговыми дорожками и так далее. В Минске проект создавался задолго до общемирового тренда на экологичность. Его смысл – в создании воздушного коридора, что окольцовывает город. Такая непрерывная цепь озеленения не очень характерна для европейских городов. Безусловно, и там вы найдете парки у воды, но у них не получилось связать их в систему. Наш город строился относительно недавно и практически с нуля, поэтому мы смогли такую штуку себе позволить. Сейчас водоохранная зона водно-зеленого диаметра начала застраиваться, что может нанести большой вред всей системе».

Широкие улицы и проспекты

«Многих иностранцев удивляет ширина наших улиц и проспектов: Дзержинского, Пушкина, Независимости, Победителей, улицы Машерова. В больших европейских городах вы тоже увидите широкие проспекты, но обычно это основные транспортные магистрали. В жилой застройке улицы, как правило, достаточно узкие (оттого, на мой взгляд, более уютные). А у нас всё в очень крупном масштабе: проспекты широкие, до домов большие расстояния и сами здания высокие. Но я считаю это недостатком нашего города, – говорит Кирилл Скорынин.

Архитектор Павел Нищенко добавляет: «Конечно, все зависит, откуда приехали иностранцы. Конкретно бывавшие у нас, очень удивляются ширине улиц. Наверное, наиболее широкая – Притыцкого в районе станции метро «Спортивная», где её ширина составляет около 100 метров. Вообще, микрорайоны, эта бесконечная масса панели впечатляет даже меня, особенно Каменная горка, Сухарево, Малиновка».

Микрорайоны как рай для пешехода

Кирилл Скорынин: «У нас традиционно жилые кварталы застраивались по принципу микрорайонов, а на Западе – по квартальному принципу. Чтобы представить, что такое квартальная система, достаточно открыть в Google Maps карту Нью-Йорка. Весь город представляет собой равномерно расчерченную на клеточки карту – даже Центральный парк вписан в квадрат.

Улицы располагаются только параллельно и перпендикулярно друг другу. Квартальная система представляет собой сеть взаимосвязанных улиц со сквозным проездом. У нас только старая часть города застроена в квартальной системе, а в основном в советских городах приняли микрорайонную систему. В микрорайоне все не так: даже при проектировании существуют правила, что есть объездная магистраль вокруг, в внутри все проезды – тупиковые. Нас даже учили, что мы не должны создавать сквозных проездов, чтобы не было трафика через микрорайон. С одной стороны, концепция микрорайонов достаточно прикольная для пешехода: в квартальной системе ты часто не можешь пройти по диагонали, особенно если и он плотно застроен. Но в нём есть своё преимущество: у жильцов внутри квартала есть своя территория, по которой никто не ходит. В микрорайонах можно из точки А в точку Б пройти по прямой, по диагонали – как угодно, но на машине проехать нельзя. Поэтому все дворы заставлены машинами. В этом заключается минус микрорайонов. Очень неудобно парковаться, и много неосвоенных территориий, которые нельзя занять. Существует нормативное расстояние от проезда до детской площадки, и это просто какая-то неблагоустроенная «зелёнка».

В Европе когда-то пытались так делать. В Амстердаме и Париже есть такие районы, но их посчитали неудачным опытом и сейчас так не делают. И вообще, стараются по возможности уходить от многоэтажных домов и строить их только там, где это совсем необходимо, а жильё делать более низкое и стараться делать смешанную застройку. У нас традиционно зонировалось: здесь жильё, а здесь производство. И существует такое явление как маятниковая миграция: уехали на работу – приехали с работы. Микрорайнон – это чисто жилой район. Как правило, на работу или в институт люди едут совсем в другое место. От этого у нас такое широкие дороги, потому что нам надо много перемещаться».

Интерьеры советского времени и «тоталитарная» архитектура

Александра Боярина уделила бы время, чтобы показать иностранцам колоритные здания и интерьеры советского времени: работы архитектора Лангбарда, ГУМ, привокзальные «башни», интерьеры и атмосферу универсама «Центральный» и магазина «Океан», Дома Литератора. «Не тронутые евроремонтом, эти интерьеры представляют собой памятник своего времени. Там остались уникальные старые светильники, интересные стеновые панели. Это сейчас при комплектации интерьера административных зданий используют стандартные светильники и отделку европейских фабрик – это уж точно не интересно иностранцам. По архитектуре же беглого обзора вполне достаточно. Сталинский ампир – не та достопримечательность, которую можно ходить и долго рассматривать: это лишь архитектура той эпохи. Из современных объектов я бы показала нашу библиотеку. Это действительно шанс услышать иностранное «вау», в котором перемешиваются и удивление, и восхищение, и немного ужаса. Ну, и пожалуй, Дворец Республики – тоталитарная архитектура привлекает иностранцев».

Кирилл Скорынин также считает, что советские архитектура и интерьер – то, что стоит показать. «Думаю, в ЦУМе можно что-то ещё увидеть от советского интерьера, но только если посмотреть вверх, на винтажный подвесной потолок из металла латунного цвета, с дырочками. В магазине «Океан» использована стенная панель в виде чешуи. После прихода Хрущёва к власти, на жилье стали сильно экономить, и советская архитектура для обычных людей стала очень бедной. Зато не экономили на общественных зданиях: театрах, научных учреждениях. Например, 15-й корпус БНТУ, где мы учились, очень интересен. Архитекторы любят его ругать по определённым причинам, но, на мой взгляд, он показывает крутой советский модернизм, который у нас в небольших количествах сохранился. В университете изначально были спроектированы эскалаторы, ведущие с первого на восьмой этаж, но они никогда не работали. По легенде, когда эскалаторы включили, становилось очень шумно, и они передавали вибрацию в аудитории, из-за чего там было некомфортно находиться. Здание протяжённое, и между первым и вторым этажом был длинный коридор-галерея: там было пространство, с которого можно было смотреть на студентов, находящихся внизу. Таких решений – маленьких, но вкусных – было достаточно много. Дворец Молодежи еще вспоминается как хороший пример советского модернизма. Я считаю, что вся эта советская тема – то, что нам можно монетизировать. Бывает, люди приезжаю к нам, чтобы посмотреть на оставшееся от Советского Союза. Для них это фантастический мир, строгий советский режим, который когда-то существовал».

Станции метро и белорусский орнамент

Кирилл Скорынин: «Лучше всего сесть в наше метро и проехать от станции «Восток» до станции «Площадь Ленина». Еще на «Немигу» можно заглянуть: там висит здоровая деревянная лодка под потолком. Для многих европейцев это уже будет что-то удивительное, потому что там станции такими парадными не делались, за исключением каких-нибудь совсем старых. Они часто бывают интересными, но больше имеют утилитарный характер: оформлены с использованием одинакового цвета, стиля, темы. Поэтому советские станции иностранцам тоже будут интересны, потому что они такое увидят разве что в Москве, в Питере и в Киеве.

Интересно, что у нас в архитектуре и интерьере всегда искали советскую белорусскость. Это можно видеть на разных станциях метро: всегда пытались вставить какой-то орнамент. Можно увидеть в этих общественных зданиях, где всё время висели какие-то орнаментальные люстры. Орнаменты появлялись и на крышах учреждений. Например, рядом с магазином Европейский на проспекте Независимостии есть НИИ Средств Автоматизации. Его можно узнать по скульптуре раскрытой книги на кровле. По сторонам от книги пустили орнамент. Насколько я понимаю, это и был поиск белорусской идентичности: был советский стандарт, но его нужно было адаптировать под что-то местное».