Я долго думал над тем, что мог бы написать в этом формате, и у меня возникло следующее наблюдение: вопрос «СРАЗУДА», а с подачи KYKY эта фраза стала не только вопросом, но и мемом в городе, так вот, вопрос этот — вещь из мира клуба «Дозари» и «Блондинки и брюнетки», ответив на который, очень сложно остаться человеком.

Современная сексуальность трактует телесное измерение любви как нечто самое важное, я, кажется, понимаю, почему так происходит, ведь в обществе потребления именно cold sex и та иллюзия обладания, которую дает оргазм, является final frontier. К ней мы стремимся, выстраивая отношения с людьми, которых воспринимаем как вещь. Физический контакт в этой искаженной парадигме дает иллюзию, что человек — «мой», ведь «ты ее трахнул». На самом деле все неизмеримо тоньше. Трахнув ее, ты можешь трахнуть ее мечты о тех очках Бетти Барклайз, которые она из тебя мечтает достать, а также того симпатичного мальчика, которого, как ей кажется, она с помощью этих очков соблазнит, чтобы обладать им уже самой. Я понимаю, что мир глянца и даже интеллектуального глянца стремится к упрощениям, но «сразуда» — это как раз то (красивое?) упрощение, которое аннигилирует смыслы. Я затрудняюсь определить границы сексуальности, во всяком случае мое «сразуда» однозначно не про койку.

У меня есть впечатление, что в простой прогулке с правильным человеком по городу, в разговоре об опавшей листве и ледяном небе может быть куда больше секса, чем в простом соитии. И тут мы возвращаемся к теме «где»: потому что Беларусь, на мой взгляд, — последнее место в Европе, где еще верят в любовь и где описанная мной схема еще не прибита cold sex и шоппингом. В Йене я встретил девочку, которую звали Анне, а также ее прекрасного парня, который работает концертным промоутером. У них все вот так, в парадигме cold sex, жизнь расписана на ближайшие 50 лет, причем видно, что они друг друга любят совершенно не так, как понимаем любовь (все еще) мы, белорусы. Для них любовь состоит из перспектив совместного домовладения, единых интересов в музыке. Мне кажется, когда-нибудь кто-нибудь из них может встретить настоящего человека, скорее всего — из Восточной Европы, из мест, не вовлеченных в эти убогие схемы символического производства. И, прогулявшись с ним по холмам, любой из них — Анне ли, парень ли ее — на минуту поймет, что такое мир некоммерциализированной чувственности. И дальше, даже отдаваясь своему партнеру, он (она) будет думать исключительно об этом удивительном человеке. Кто в данном случае будет «обладать» ей (им)? Большой вопрос, согласитесь.

Культура, к которой мы сейчас стремимся, понимает соитие как обладание, и в этом огромное отличие от того, как понимаю обладание я. Для меня обладание — то, чем (кем) заняты мои мысли, а секс с незнакомым человеком — даже если она икона стиля и потратила на пластику $20 тысяч — вещь пугающая и отвратительная. Я уже вырос из периода разговоров о ебле по туалетам в клубах и все понимаю немного по-иному.