Шествие было иллюзорным, как молодежная развлекательная телепередача. И хотя мы телевизор уже давно не смотрим и даже привыкли не верить газетам, от ощущения присутствия экранного жанра 1 мая освободиться было невозможно. Любой человек, заброшенный внутрь праздничного шествия, становился невольным производителем иллюзий двусмысленности и невнятности. Рядом шагало чувство, что желание очередной русской революции – это самообман, а радикальные лозунги – иллюзия.
Можно скользить по «телеканалам» первомайского шествия – легко переходить из одной его части в другую, задерживаться на новых территориях и покидать их. Шествие, цепляясь за улицы, медленно ползло, как гусеница, размахивая красными флагами. Флаги окутывали лица активистов, палки растяжек хрустели на ветру и ломались, запущенные в толпу из громкоговорителей кричалки и речевки тут же забывались, книги и листовки приходили в руки непонятно откуда и бесследно исчезали. Я не замечал лозунгов, бесконечно курил и дополз до митинга вместе со скучными «РСД». Как и телевизионный канал, митинг не отражал никакой реальности, но, подобно телевидению, формировал иллюзию собственной значимости. Митинг так же, как и телевидение – бесконечно старые вещи. В нем больше нет участников. Но ведь концерт может быть действительно хорош, только если сам сочиняешь музыку. Невозможно получить наслаждение от чтения без собственных упражнений в письме.
Чуть позже мы услышали крики со сцены Эдуарда Лимонова: «Капитализм – дерьмо!», «Все отнять и поделить!» Я, в общем-то, поддерживаю Лимонова, но есть ребята и покруче.
***
Соседом Федора Михайловича Достоевского по лестничной клетке в Петербурге в доме № 2/5 на Кузнечном переулке, был Александр Баранников. Историки русской литературы смакуют момент, что «первые признаки предсмертной болезни появляются у Достоевского в часы обыска у Баранникова, а решительный приступ той же болезни настигает его буквально через несколько минут после задержания еще одного члена Исполнительного комитета «Народной воли» – Николая Колодкевича». Достоевский почувствовал себя плохо 25 января, а 28 – сходит со сцены: «царь и цареубийца сходятся у его смертного ложа». А 1 марта 1881 года история России пошла по известному только ей пути.
Член исполнительного комитета партии «Народная Воля» Баранников был арестован в ночь с 25 на 26 января. Чуть позже вместе со своими соратниками переведен в страшную тюрьму – Алексеевский равелин Петропавловской крепости. Узнав о своем приговоре «каторга б. срока», был раздавлен. Он мечтал о смерти. Правда, ждать ее оставалось недолго: «Один за другим умирают заключенные: 13 июля 1883г.— Клеточников, 6 августа 1883 г.— Баранников, 9 августа 1883 г.— Тетерка, 11 сентября 1883г.— Ланганс, 18 марта 1884 г.— Михайлов».
Александр Баранников
Алексеевский равелин был закрыт практически сразу после смерти революционеров, в 1884 году. Побегов из равелина не было. Ближе всех к этому подошел Нечаев, просидевший там десять лет и сумевший осуществить невозможное. Он перетянул на свою сторону жандармов и наладил через них связь с другими заключенными равелина и даже с партией «Народная воля». Но его план погубил предатель.
Баранников принимал активное участие во многих акциях народовольцев. Однажды они вместе с Желябовым попытались взорвать мост, по которому проезжал царь Александр II: «В Екатерининский канал, на Гороховой улице, под Каменный мост были опущены гуттаперчевые подушки, наполненные динамитом. Баранников и Желябов ночью погрузили эти подушки в воду с тем, чтоб при проезде царя по этому мосту произвести взрыв, совершить это посредством электрической батареи должен был рабочий Тетерка. Недалеко по набережной был маленький помост; на нем Тетерка должен был мыть картофель; под ним, в корзинке, была скрыта батарея. Не предусмотрели, что у Тетерки не было часов; к моменту приезда царя по мосту он опоздал...»
Эти люди были настоящими революционерами. Я не могу найти подобных примеров ни в современной политике, ни в современном искусстве.
***
В Институте «База» начались лекции радикального художника Олега Мавроматти по скайпу. На лекциях он рассказал о «Дневнике боли» Боба Фланагана, о художнике Wafaa Bilal, увлеченного различными модификациями своего тела, об арт-проекте, посвященного искусственному выращиванию плода. Олег Мавроматти попросил нас придумать перформансы, которые бы мы были в силах осуществить. Пусть даже в «бумажном» формате, у студентов оказалось много любопытных идей и тем. Это вселяет в меня некоторый оптимизм. Учиться в «Базе» совсем не скучно.
Единственный белорусский художник, о котором здесь меня спрашивают, – это Денис Лимонов. Должно быть, для всего остального современного белорусского искусства нужна какая-то специальная оптика. Странное дело, но белорусские художники и журналисты от искусства поднимают исключительно скучные темы, которые, на мой взгляд, никогда не смогут задать «направление». В белорусском современном искусстве отсутствует критика и споры, хотя если выйти на улицу, то, куда ни глянь, всюду слышны ругань и звон разбитой посуды.
Таких же «скучных людей» хватает и в Москве. Все это льется однообразной песней, даже в еще большем количестве, чем в Минске, из глянцевых журналов, со страниц газет и радио. Я видел, как скучное московское искусство покрывается пылью в галерее, чернеет и разваливается.
Но у меня есть чувство, что сегодня просто «не те люди у микрофона». Я верю, что где-нибудь в эти дни кто-то обсуждает хитрый план, роет подкоп или готовит восстание... Надо же все-таки во что-то верить.
фото: Влад Чиженков