В конце 80-х — начале 90-х годов, когда в Беларуси появился бизнес, в Минске начали работать первые частные юридические консультации, клиентами которых становились в том числе иностранные инвесторы. Интерес к Беларуси у иностранцев был большой: тогда к нам пришли даже транснациональные корпорации (ТНК), например, «Макдональдс», «Coca-Cola» и «Форд», а ведь в Беларуси процент ТНК в числе иностранных инвесторов до сих пор крайне низкий, то есть их приход на белорусский рынок — большая редкость. В то время интерес иностранных инвесторов был высоким ко всей территории постсоветского пространства, потому что шли процессы разгосударствления, допуска на рынок частного капитала, и инвесторы не хотели упустить возможности. Свои рынки они уже освоили, там рентабельность и горизонт возможностей были понятны, и новые рынки привлекали открывающимися перспективами.

Кстати, в последнее время все заговорили о гостиничном буме, а ведь первые попытки входа иностранных инвесторов в гостиничный бизнес были именно тогда, в начале-середине 90-х годов. Интерес, в частности, был нацелен на такой топовый минский отель, как «Планета», но в 1996 году его акции были изъяты в государственную собственность, с его участием был создан национальный туристический концерн «Белинтурист», и про инвестиционные планы можно было забыть на неопределенный срок.

Страна-пугало для инвесторов

Бум интереса иностранцев к Беларуси начала-середины 90-х был непродолжительным. После него начался спад: в период конца 90-х — начала 2000-х Беларусь из бывших республик СССР привлекала наименьшее количество иностранных инвестиций как в абсолютном выражении, так и на душу населения, и с каждым годом разрыв только увеличивался. Не в последнюю очередь это было связано с нормативным закручиванием гаек: произошла отмена пятилетнего моратория неухудшения инвестиционных условий, отмена существенных налоговых льгот, постоянно расширялся список лицензируемых видов деятельности (был момент, когда их стало примерно 400), а зарегистрировать компанию с участием иностранного инвестора было целым делом: нужно было чуть ли не за руку водить инвестора по государственным коридорам, чтобы в его существовании и соответствии личности паспорту убедились все заинтересованные лица и задали ему все интересующие вопросы.

В итоге внезапно обнаружилось, что в международных рейтингах инвестиционной привлекательности Беларусь занимает последние строчки: например, к концу 2000-х Беларусь была на 183-е месте из 183-х по налогообложению в рейтинге Doing Business Всемирного банка. С этим надо было что-то делать, и примерно с середины — конца 2000-х подход поменялся. Очевидно, власть поняла, что закручивать гайки неэффективно, потому что страна постепенно превращается в пугало для инвесторов. Началась либерализация: количество лицензируемых видов деятельности резко сократили, регистрация стала намного проще, даже активизировалась приватизация, начатая еще в 1993-м.

Начиная с 2008–2009 годов действительно случился прорыв: например, в 2011 году Беларусь заняла седьмое место в мире по простоте процедур регистрации компаний. Мы начали очень резко набирать позиции, опережая даже соседние Россию и Украину.

Немногие знают, но в последние годы, по данным Всемирного банка, Беларусь признана одним из ведущих в мире реформаторов: в 2012 году она замыкала тройку мировых лидеров по совокупному эффекту от либерализации условий ведения бизнеса. И как юрист-практик я могу сказать, что если сравнивать сегодняшнюю ситуацию с точки зрения законодательства с тем, что было в начале 2000-х, то выглядит она значительно лучше. Но инвестиционного бума по-прежнему не наблюдается. Давайте разбираться, почему.

Почему страна улучшает рейтинги, изменяет законодательство, проводит международные инвестиционные форумы, но не достигает того, чего хотела бы, а именно — резкого увеличения объема прямых иностранных инвестиций? Формальные правила для привлечения инвестиций у нас отличные: низкие ставки налогов (во всяком случае, в сравнении с близлежащими странами налог на прибыль не высокий, а подоходный, наверное, вообще самый низкий в регионе — 12%), есть квалифицированная рабочая сила, есть ресурсная и производственная база, развита система преференций для иностранных инвесторов. Сложно к чему-то всерьёз придираться, если говорить про классические факторы, влияющие на принятие инвесторами решений. Значит, есть нечто, что государство не принимает во внимание при проведении реформ, но что влияет на поведение инвесторов? Моя гипотеза состоит в том, что «нечто» — это наличие неформальных факторов, которые существуют параллельно с формальными, и определяют инвестиционную картину; условно говоря, разрыв между теорией и практикой.

В чем проявляется эта неформальная сторона? Например, в индивидуальном порядке принятия решений по тому или иному проекту. Или в субъективной практике от региона к региону, от области к области. Или в отсутствии единых прозрачных правил, на которых можно поучаствовать в приватизации госсобственности. Или в традиции поддержки нерентабельных государственных проектов за счет инвесторов, когда инвестор не может знать, какой именно ему достанется подарок. Причем, дело может быть даже не в существовании самой практики, а только в ее возможности — уже это становится барьером на пути инвестиций.

Например, все до сих пор вспоминают обещанные и не предоставленные льготы «Форд», в результате чего инвестор покинул страну. Хотя кейс имел место в середине 90-х, а сейчас на дворе 2014-й.

Прошло много лет, но осадок остался; инвестору достаточно только дать понять, что односторонняя игра возможна, после чего можно не играть в нее годами — он все равно выберет для инвестиций другую страну.

В целом неформальный подход к формальным правилам привычен для достаточно рисковых юрисдикций, скажем, для инвесторов из стран восточного региона, где тоже на практике работает индивидуальное решение — это у них в культуре, традициях страны. Но такой подход точно не привычен для транснациональных корпораций, которые в первую очередь хотят видеть четкий обезличенный алгоритм, прописанный на основании законодательства: мы делаем это, получаем это, за шагом А следует шаг Б.

Может, дело в режиме?

Возможно, я сейчас скажу крамольную вещь, но инвестору по большому счёту всё равно, каков политический режим в стране. Ему важнее, чтобы правила были понятными. Среди почти десятка основных факторов, оказывающих влияние на инвестиционное решение, есть только один, косвенно связанный с политическим устройством: это ожидание инвестором политической стабильности. То есть не демократии, автократии или анархии — а исключительно стабильности. Понятно, что если политика государства приводит к международной реакции в виде экономических санкций, как это сейчас происходит с Россией, то инвесторы вряд ли проявят интерес к такой стране в краткосрочной перспективе — но это уже как раз ситуация политической нестабильности, она в равной степени возможна и в демократическом государстве, только в результате других причин. Соответственно, если инвестору скажут прямо: «Да, там автократия: решения принимаются так, так и так. Тебе понятны эти правила? Ты идешь на них?» Инвестор взвесит риски, определит, с кем и о чем стоит договариваться, но ситуация будет для него понятной. Скорее, ему будет непонятно, если скажут: «Слушай, там-де-факто автократия, а де-юре демократия, поэтому написанные правила вот такие, а неписаных, извини, нет». Вот этого он не поймёт. Почему в Казахстане всё на порядок лучше с иностранными инвестициями? Почему в Китае инвестиционный бум? Ведь политическое устройство Казахстана или Китая отличается от белорусского лишь в деталях.

Инвестору, приходящему в Беларусь, было бы проще, если бы ему в деталях прописали, как у нас все работает, и заверили, что работает оно именно так, а не наоборот. Тогда он, скорее всего, придет.

Но пока нет конкретных объяснений, кроме попытки выглядеть одним образом, а представлять из себя нечто другое. Нельзя забывать, что инвесторы между собой общаются, и иногда очень активно. Они не приходят вслепую: собирая информацию из разных источников, они все равно уточняют условия у кого-то из близлежащего региона, в торговых представительствах, у международных консультантов, имеющих офисы в Беларуси; короче говоря, инвестиционные рейтинги — это лишь часть информации, и далеко не всегда самая важная.

Наша проблема в неопределённом общем фоне, когда не совсем понятно, как повернется дело, при отменном законодательстве и хороших условиях. Этот неопределенный фон, на мой взгляд, и заставляет инвесторов не проявлять интереса, который от них ждут в Беларуси.

Государство по-прежнему наращивает показатели инвестиционных условий, но теоретически, если проанализировать методику обработки данных для продвижения страны в международных рейтингах, можно понять, что достижение высоких позиций возможно при применении нужного алгоритма. К сожалению, это очень незначительно влияет на объем привлекаемых инвестиций. А вот что действительно имеет смысл сделать — это привести неформальные правила в соответствие с формальными, то есть те самые прекрасные инвестиционные условия сделать реально и эффективно действующими. Или второе, что хуже, но что тоже может оказаться действенным: легитимировать существующие правила. Устраивает — приходите. Да, на мой взгляд, второй путь тоже был бы эффективнее нынешнего балансирования между теорией и практикой с необходимостью постоянно объяснять инвестору, почему все так, а не эдак. Да, возможно, это понизило бы Беларусь в рейтингах, но как ни парадоксально, на практике инвестиционная привлекательность страны выросла бы. Хотя, конечно же, первый путь намного лучше.