Лидия Михеева, социолог, исследователь визуальной культуры, автор статьи о «Жыве Беларусь»
«Не стало Балабанова. Все стали размышлять, почему он был первым, важнейшим, незаменимым русским режиссером. Почему по ряду его фильмов можно было показать человеку из западного мира, что такой «пост-совок», и что такое боль как подкладка повседневности. Но главное, что было в фильмах Балабанова - это герой. Понятно, я про Багрова-Бодрова. Герой может был и странноватый, не в трико Супермэна и не мир спасал, а локальные задачи решал, но проституток жалел, и правда для него была мы помним в чём, а не в баблишке и понтах гламурных. Суровый он был парень, хоть местами и бестолковый. Но принципиальный. Ну и так далее. Мочили его сильно, но зритель его не жалел. Зритель его уважал, со всей его придурью. Симпатизировал его сильному выживательному звериному началу и моральному закону внутри его.
Далее сравниваю то, что сравнивать в принципе почти невозможно. Вышел польский фильм про Беларусь под названием «Жыве Беларусь». Насилие на экране - может и не меньше, чем у Балабанова бывало. Тема заявлена примерно в том же ключе - про уродов и людей (люди - они как бы вне системы, а уроды - в системе). Но образ героя (героя - не в романтическом смысле, с большой буквы Г, а - хотя бы - персонажа - но персонажа сопротивления) прописать не получилось. Почему? Время такое? Страна такая, где сопротивление приравнивается к терпению? Не знаю. Герой, которого жалеешь? Это как? Жалость, конечно, высокое чувство, но...
И это только один аспект, может быть не самый значимый, через который можно посмотреть на «Жыве Беларусь!». Меня при просмотре, например, терзало то, как скупо вылеплен коллективный портрет противопоставляющих себе системе неравнодушных молодых людей. Представлены они музыкантами с хлипкими понятиями о политике вообще и каких-то внеиндивидуальных ценностях (выкрикивают какие-то лозунги со сцены, а хрен бы объяснили, что они в этом конкретно вкладывают) и журналистами, которым только дай информационный повод, и которые как бы с боку припека. В свободное время наши змагары пьют пиво в клубе. Этим, собственно, их революционная деятельность ограничивается. И вся проблема (якобы) в том, что из этого вялого субстрата, которому пивасик и рок-н-рольчик - предел мечтаний, власть пытается вырвать жертв и тоталитарно-зверски нагнуть где-нибудь, например, в армии. А не нагибала бы - так и пили бы дальше своей пивас и «спявалі песні пра каханне» (как простебался в незапамятные времена Вольский).
В общем, фильм получился не про тех, кто сопротивляется, и не про стратегии сопротивления, а про то же, про что снимает свои потемкинские репортажи БТ, только с полностью инверсированными цветами, оно про ту страну, в которой «змагарам» (которых в фильме нет) больно жить. И которой, увы, нет на карте, потому что страна эта сконструирована главным образом из страхов и обрывков лукашенковской пропаганды, как антитеза ей же. А какая с пропагандой может быть вообще полемика? Может ли она быть удачной?
Вот и получается, что фильм вместо «Жыве Беларусь!» вполне можно было бы назвать «Живет Белоруссия». Собственно, авторское название статьи было именно таким «Жыве Беларусь» как «Живет Белоруссия».
Николай Халезин, арт-директор в Belarus Free Theatre
«Сразу оговорюсь: я могу предъявить фильму много претензий, может быть даже очень много. Ну, так я могу и всему белорусскому кинематографу вместе с российским огулом высказать столько же, если не больше. Конструктивная критика может помочь авторам в будущем избежать ошибок; неконструктивная – загнать создателей фильма в депрессию.
Я поначалу попытался разобраться в том, какой период новейшей белорусской истории сам взял бы для фильма. Долго раздумывал, и остановился на периоде 1994-2000 гг. Руководствовался тем, что сам оказался внутри драматичных событий, когда накал страстей зашкаливал. Терял друзей, жил надеждой, ощущал нерв времени, наблюдал развитие мноих историй – грязных и чистых, красивых и трагичных. Но это я. Франак выбрал тот период, внутри которого оказался сам, и построил сюжет на документальном, лично прожитом материале. Это очевидный плюс, поскольку даже мировой тренд сегодня – это документальные истории и сказки.
Мог ли сделать это лучше? На мой взгляд, мог бы. В первую очередь, жестче определяя целевую аудиторию и точнее работая с отбором сцен. Но для того, чтобы сюжет был отстроен «бронебойно», необходим опыт, которого у Франака не было. Давайте все-таки отнесемся честно – это дебютная работа, и не только для автора сценария и исполнителя главной роли.
Я сам не сторонник занижения планки, и не адепт формулировки «для Беларуси сойдет». Но следует понимать, что кино – это сложный синтетический вид искусства, где работают сотни, если не тысячи мелких и крупных элементов. Мой знакомый звукорежиссер «закопал» плохим звуком фильм одного маститого белорусского режиссера, поскольку тот не выполнил своих договорных обязательств. Когда дебютант-сценарист оказывается впервые на съемочной площадке, и ему все начинают задавать вопросы, смысла которых он подчас не понимает вовсе – тут и «железный человек» в исполнении Роберта Дауни-младшего оробеет.
Конечно, мы все хотим от белорусского дебютанта фильм как минимум уровня дебютных «Иванова детства» или «Свой среди чужих». Но это невозможно, и причин тому прорва. Да, хотелось бы диалогов Тарантино и построения кадра Ларса фон Триера. Но их сегодня не может быть по определению. Завтра может случиться все что угодно, но не сегодня. Для того, чтобы это произошло, люди должны иметь возможность заниматься кинематографом профессионально, а не спорадически. Кто мог еще пару лет назад предположить, что подобный фильм, основанный на документальной белорусской истории, с бюджетом в пару миллионов долларов вообще выйдет варианте без цензуры? Да никто.
Если вернуться собственно к кино: возможно, живости фильму добавила бы псевдодокументальная манера, живой кадр – подглядывание за жизнью воинской части с плечевой неустойчивой камеры. Соответственно, придавив качество звука и кадра. Возможно, тогда появилась бы живость и иллюзия документальности. В построении сюжета можно было обойтись без «музыкальной» составляющей, которая работает на конъюнктуру, но, на мой взгляд, излишне «припудривает» историю. Что касается кастинга, у меня ощущение, что с ним можно было поработать более тщательно. И Каролина Грушка оказалась здесь не в своей среде – это очень чувствуется. Она очень талантливая актриса, знаю ее по прекрасным работам в театре, и коммерчески ее приглашение скорее всего оправданно, но изложению истории она вряд ли принесла пользу, если не брать во внимание старательно сыгранные любовные сцены, которые она постаралась вытащить. Еще одна заметная слабость – слабая репетиционная подготовка сцен. Конечно, виновен в этом лимитированный бюджет, но, следует помнить, что зритель на это поправок не делает.
Наблюдал в фейсбуке несколько рьяных споров о том, достоверно ли показана армия. Это, по-моему, пустой спор. Конечно, она показана «киношно», и местами не избежав штампов, но говорить о том, что там перегнута палка просто смешно. Или вы не знаете статистику армейских преступлений? Я служил еще в советской армии, и сравнение здесь не очень корректно, но два моих сослуживца ныряли в петлю, из которых спасти удалось одного. И даже мне, человеку спокойному от природы, довелось трижды поучаствовать в массовых битвах, две из которых завершились переполненным госпиталем и даже комиссованием некоторых участников. Конечно, каждый из служивших может рассказать свои истории, в том числе и те, в которых будет все тихо, чинно и по уставу. Но, повторюсь, у Франака она своя, и он свою историю рассказал. Рассказал отчаянно, смело, бросившись в чужую для него среду. Это заслуживает уважения? По мне – безусловно. И если он будет развиваться в этой сфере, страна может получить высококлассного сценариста, и, возможно, режиссера».
Вадим Добровольский, главный редактор раздела «Искусство» портала artaktivist.org
«Этот фильм необходимо оценивать с разных точек зрения. И в первую очередь, как идеологический продукт, сделанный профессиональным политиком Франаком Вячоркой для европейской фестивальной публики и достаточно узкого круга зрителей в Беларуси.
Но я попытаюсь сконцентрироваться на своих непосредственных ощущениях как зрителя, погруженного волей-неволей в контекст фильма. И первое, что бросается в глаза – неестественная жесткость фильма. Даже не факт ее наличия (никто не сомневается в жесткости дубинок омоновцев), а то, что она становится центральным стержнем всего фильма. Кажется, что авторы в лучших традициях фильмов категории «B» залили картонных героев морем кровавого кетчупа, очевидно, рассчитывая тем самым вызвать сочувствие у любопытствующих европейских зрителей. Что ж, возможно, у кого-то это действительно вызвало чувство жалости к героям, но думаю, у большинства зрителей, в том числе и меня, это вызвало лишь чувство неловкости.
Тем более, учитывая, кинематографический потенциал новейшей белорусской истории. Можно вспомнить драматичные события 19 декабря 2010, которые в фильме представлены как бестолковые топтания пары десятков демонстрантов и омоновцев на небольшом пятачке кинопавильона, с последующим избиением первых. Хотя на деле для многих людей (по крайней мере, меня и многих моих знакомых) этот день стал днем радости спонтанной солидарности, который сменился одной из самых глубокий депрессией в гражданском обществе.
Указанное выше ощущение кинопавильона, а с ним искусственности всего сюжета и действа на экране, не покидает все время. Именно потому, на мой взгляд, большинство дискуссий вокруг фильма свелось к обсуждению «а так ли на самом деле в Беларуси, как оно показано в фильме?» Все от того, что никто не поверил не столько фактам в фильме (никто же не думает о фактах, смотря захватывающие исторические фильмы), а самой кинематографической канве. И потому зрительская жалость к героям, а через них и ко всей белорусской оппозиции, к которой апеллируют авторы, не спасает фильм «Жыве Беларусь».
Максим Жбанков, журналист, культуролог
«'Жыве Беларусь!' – попс, але няправільны. Бо ўвесь ланцужок падзеяў нагадвае не «Непераможных» ці маладзёвыя рамкамы, а клясычныя хронікі пакутаў хрысьціянскіх сьвятых – узыходжаньне да прасьвятленьня. У чым пытаньне? У тым, што абраны аўтарамі фармат «глядацкага» кіно з ягонымі простымі схемамі ды наскрозь пралічанай эфэктнай карцінкай працуе насуперак жаданьню зрабіць высокую драму.
«Жыве Беларусь!» - ня проста камэрцыйны прадукт. Гэта прадукт са звышмэтай. Адзінае, што ніхто з аўтараў ня здольны яе дакладна сфармуляваць.
Кажуць – з большага словамі аднаго са сцэнарыстаў і прамоўтара праекту ў Беларусі Франака Вячоркі - пра неабходнасьць прыцягнуць увагу эўрапейцаў да «беларускага пытаньня». І адначасова - пра неабходнасьць выхаваньня айчыннага глядача. Пра тое, што хацелі зрабіць цікавае якаснае кіно. Пра тое, што хацелі пазначыць поле падставовых праблемаў грамадзтва. Пра супрацьстаяньне лукашыстскай прапагандзе. Пра абуджэньне сьвядомасьці. І так далей – сьпіс можна працягваць.
Але ў суме кожным разам размова ідзе пра пэўную «інтэрвенцыю сэнсаў» ў сьвядомасьць глядача, распаўсюд ды тыражаваньне пэўнага сканструяванага сьветапогляду. А гэта робіць стужку зьявай перад усім не мастацкай, а прапагандыстскай. Пазытыўную рэакцыю ў гэтым кантэксьце выклікае тое, што зроблена «правільна», «па-нашаму». А гэта ўжо матывацыя не эстэтычная, а палітычная.
Часам нават небездакорны фільм здольныя выратаваць арыгінальны стыль, аўтарскі драйв, ці атракцыйны зьмест. Аднак візуальны шэраг у Лукашэвіча шаблённа карцінны, амаль «галівудзкі» (асабліва гэта тычыцца менскіх эпізодаў). Падзеяў няшмат, затое мелядраматызм зашкальвае. Парад шакуючых атракцыёнаў разгортваецца па нарастаючай, ператвараючыся ў самадастатковае хорар-шоу з даволі банальным зьместам. Жахі вайсковага побыту пасьля FullMetalJacket альбо нават «Ста дзён да загаду» – далёка не навіна. Усё астатняе – таксама.
Айчынным «сваім» нічога новага стужка не распавядзе. Айчынныя «чужыя» глядзець яе матывацыяў не маюць. А замежнікі ў чарговы раз атрымаюць наскрозь зацёрты «беларускі трохкутнік»: Чарнобыль, дыктатура, ракенрол.
«Жыве Беларусь!» як фільм – па вялікім рахунку, няма там што абараняць. Пасрэднае кіно. А вось як мабільную прэзэнтацыю айчыннай драмы адзначыць можна. Праўда, не ў якасьці мастацкага тэксту. Хутчэй як акт суседзкай салідарнасьці. Прома-тур для краіны, пакуль няздольнай самастойна пра сябе распавесьці з эўрапейскіх экранаў».
Кадры из фильма «Жыве Беларусь»