Когда умер Дэвид Боуи, я просила двух человек рассказать о нем белорусам. Отказались. Написали, что это личное, и пусть оно таким и останется – все равно не поймут. Я задумалась. И правда: кому тут рассказывать про мертвого музыканта? Белорус в принципе боится смерти как огня, даром, что «главный» не курит, не пьёт и на лыжах катается. И все же я буду про смерть, уж простите. Можно обмочиться и дальше не читать.
Иногда так обидно становится, что родители оставили нас с Лукашенко, а сами ушли. В моей семье смерти старшего поколения начались с нулевых. Жутко несправедливо. Хочется укрыться с головой одеялом и уйти хотя бы в учебную литературу по программированию, в музыку или в кинематограф. Чтобы не видеть и не слышать всего того, что происходит вокруг.
Моя бабушка Нина, пока была жива, очень ругала меня за то, что много работаю. «Нашла бы себе нормальное место, чтобы с 9 до 18, и не напрягаться». Ей казалось, что счастье – это не напрягаться, не работать на износ. Мой ребёнок слышит обратное: работай, только в этом есть какое-то подобие гармонии. Таких, как я, много. Мы живём так, чтобы не повторять ошибок старших: наши дети свободны с горшка, и, кажется, ответственность, привитая с детства, должна помочь в будущем. Хочется верить, что если бы у нас сейчас был выбор, как тогда у бабушек и дедушек, мам и пап в середине 90-х, мы бы смотрели в сторону самого либерального, культурного и интеллигентного из возможных реформаторов.
Хочется верить, пока не откроешь комменты на Facebook. В понедельник я поставила на аватар молнию с обложки «Aladdin Sane», потому что явственно почувствовала, как музыка становится ближе и больше и как Боуи уходит в эти свои песни. Пришел коммент: «А кто это?» От типичного белоруса-погребника, доказывающего окружающим, что современному человеку не стыдно не знать, кто такой Дэвид Боуи. Мне казалось, уничижительная форма применима только к своим же, белорусам, которые лишний раз не пиарятся. «Кто такой Сергей Пукст? Артур Клинов – а кто это?» Но нет, здесь другое – искренняя бравада собственным невежеством.
Почему невежды упорствуют? Их не мучает кризис фантазии и та мысль, что ты, ленивая свинья, за последние годы не сделал ничего полезного. Ни для себя, ни для собственной девушки или жены, ни для работодателя, который платит тебе зарплату. Хотя лично мне всегда проще представить себе не самого человека, а его маму – добрую простую белорусскую тетушку, которая подтирала сыну сопли до сорока, потому что помнит его в пеленках и боится, что он оттуда вылезет и расшибет коленку.
Почему мама белоруса не научит его быть мужиком? Это такая любовь или дикая трусость?
Наверное, боязнь того, что дети уйдут жить своей жизнью, а родители останутся стареть одни, а ведь старость у тех, кто выбрал Лукашенко или любит Путина, ужасна. Как итог – молодое инфантильное робкое поколение, которое знает Солодуху, Михалка и Тарантино – остальное их внимания не заслуживает.
А еще эти люди страшно боятся рисунков на стене. Они видят «ангела смерти» в мурале на Воронянского и зашторивают окна. Главной жалобщице Анастасии Еремеевой 24 года – это ведь самый расцвет, возраст музыки, любви, жизни, экспериментов. Вместо всего этого девушка пишет петиции и жалуется в Мингорсиполком, где сидят такие же трусы: несмотря на то, что изначально арт-проект Urban Myths был согласован с властями (иначе художникам бы не разрешили рисовать), сегодня в сеть вывалили бумагу о том, что Минский городской художественно-экспертный совет по монументальному искусству «не рассматривал эскизный проект и авторскую концепцию граффити на доме №13, к.1 по улице Воронянского», а потому принято решение «удалить либо изменить образное решение» мурала.
«Будь трусом» – хорошую песню записали про них юниоры, правда? Наверное, ребятам из группы «Час Лайна» так же, как и мне сейчас, обидно, что родители и деды оставили их с Лукашенко, а сами ушли…
Кажется, люди на Воронянского думают: как только им закрасят ангела смерти, они будут жить вечно. Вот глупые. Умрут точно так же, оставив своих детей в глубокой обиде на то, что теперь придётся разбираться самостоятельно: дрожать в страхе смерти или благодарить каждый прожитый день за счастье узнать новое.
Я бы, пока не поздно, сделала футболки с человеком без лица, магниты, детские тетради, сувенирку – все, что угодно, чтобы как можно чаще напомнить о том, что ни память, ни творческую мысль стереть с лица Минска невозможно.
