11 часов советского ностальжи – и вот мы готовы увидеть #открытиегода. Новое здание Музея современного искусства «Гараж» распахнуло свою окно-дверь 10 июня 2015 года для Вуди Аллена, Миуччи Прада, Стеллы Маккартни, дочери владельца Harrods, мамы Ди Каприо и иных героев глянцевой хроники. 12 июня оно же объявило о готовности принять всех неравнодушных к концептуальному искусству в обмен на 400 российских рублей.
К воскресенью 14-го в «Гараже» не осталось и следа ни от Вуди Аллена, ни от Кубанского Казачьего хора, развлекавшего почетных гостей. Зато уже за триста метров до входа в цитадель авангарда нас встречали светлые поликарбонатные панели фасада, деревянная кладка с ароматом финской сауны, согретая утренним солнцем, а также украшенные красно-белыми чулками в крупные горошины стволы лип детского парка, названного в честь человека, не написавшего ни одной детской книги, и детей, в общем, не очень-то и любившего (Максим Горький – прим. KYKY).
«Гараж» – итог трехлетней работы культового архитектурного бюро ОМА голландского архитектора и теоретика современного искусства Рема Колхаса. По заказу фонда «Айрис», принадлежащего Дарьи Жуковой, он любезно согласился реконструировать заброшенное с конца 80-х здание типового советского кафе «Времена года». В результате москвичи и гости столицы получили заметный арт-объект, уникальность которого заключается в отсутствии претензии на какую бы то ни было уникальность.
Искусство переделать советский общепит в музей
Р.Колхас оставил практически неизменной архитектурную форму типового объекта советского модернизма: сохранил плиты перекрытий, грузовые лифты, используемые для подачи салата «Столичный» и котлет по-киевски, фрагменты кирпичной кладки, облицовки и традиционного для монументального искусства тех лет панно-мозаики, под названием «Осень» .
При этом комбинат общественного питания «Времена года» превратился в открытое, комфортное и дружелюбное пространство, где советское прошлое соседствует с мультимедийным настоящим, где зеленая плитка (главный материал советских мед. учреждений) дружит с прозрачными стеклянными стенами, металлоконструкциями и деревом, а оставленные в потолке световые просветы уживаются с люминисцентными лампами.
Так «освоить» (не реконструировать, но осмыслить) объект советского монументализма мог только человек, сознание которого никогда не испытывало на себе ни удушающей заботы о гражданине со стороны партии и власти, ни смертельных объятий «духовных скреп». Монументальность и претенциозность мозаики «Осень», изображающей парящую на просторами необъятной родины сексуальную Юдифь, встречается на противоположной стене с едким оранжевым цветом гардероба, в котором оставлены детский самокат, авоська с кефиром и чемодан от Louis Vuitton.
Что было на выставке
Тема «новой интерпретации» прошлого звучит и в инсталляциях. Масштабный проект научной группы «Гаража» – «Полевые исследования» – приглашает в мир идеологического противостояния «СССР-США», позволяя стать участником американской национальной выставки 1959 года. Представленные в павильонах Сокольников достижения американской промышленности (от посудомоечных машин до кадиллаков) перевернули выверенный годами и сложенный в стройную систему быт советских граждан. После первой пробы Pepsi и Bubble Gum, вкус березового сока, которым «щедро поила родина», уже не казался таким привлекательным.
Экзистенциальные потрясения на американской выставке ожидали не только советских тружеников, но и мастеров художественного цеха. В одном из павильонов Сокольников были представлены работы абстрактных экспрессионистов, таких как Поллок и Ротко. Это был принципиально иной взгляд на искусство, взгляд чистой абстракции. Без пробивающей на патриотическую слезу березок, округлых крестьянских бедер и героизма покорения строительных высот. Только идея, холст, цвет. В девственное поле советского реализма упало заразное зерно авангарда, навсегда разделив искусство в СССР на официальное, то есть соцреализм, и неофициальное, нонконформистское. После американской выставки 1959-го всего 3 года и власть, в лице Н.С.Хрущева, сформулирует свое однозначное отношение к «новому искусству».
«Пидарасы!» – объявит на 30-летии московского союза художников Н.С. Хрущев. И пояснит, что «в вопросах искусства он сталинист».
В одном из залов «Гаража» представлена выставка фотографий «Инсайдер» героя русского авангарда, участника группы «Коллективные действия» Георгия Кизельвальтера. Повседневная жизнь советского арт-сопротивления, портреты друзей-художников, их творческих мастерских и квартир. Кабаков, в перепачканных краской драных джинсах, на фоне плаката «Проверено на партийной чистке» и скульптурные, умные лица тех, кого Кизельвальтер случайно запечатлел на «Смену-7» в проекте «Любишь меня, люби и мой зонтик» (1984), снимая, по его собственным словам, «своих изнутри, находясь среди близких и равных».
В пространстве «Гаража» протертые от времени джинсы Кабакова встречаются с умышленно порванными модными DSqured2. А интеллигентные бородачи с фотографий Кизельвальтера смотрят из своих художественных мастерских на поколение бородачей-хипстеров, потягивающих пуэр в лофтах. Кажется, что без спец. подготовки или словаря мы не поймем ни «Древо современного русского искусства», ни «Теорию бесконечности» японской художницы Яёй Кусамы. Но парадоксальным образом, оказавшись в закрытой комнате полтора-на-два метра и погрузившись в мир психиатрических галлюцинаций и фантазий 86-летней японки, происходит та самая встреча взглядов, когда любые пояснения являются избыточными.
Мироустройство, предложенное Кусамой, оказывается доходчивее любых научных теорий и космических спутников. Ты просто входишь комнату и оказываешься внутри вселенной, заполненной то белыми, то разноцветными горошинами, светящимися шарами, и вот уже «души в миллионах световых лет» внутри тебя и навсегда с тобой.
«Гараж» не может «поразить», он не преследует данной цели
Таковой была задача советского монументального искусства, призванного транслировать величие власти через архитектуру. В пространстве «Гаража» можно задавать неудобные вопросы, как, например, на знаменитом фото Юлиуса Коллера «Знак вопроса», появившегося как раз в 1968-ом, когда советские власть с добрыми намерениями вошла танками в Чехословакию.
Будущее и сегодня оказывается большим знаком вопроса. Проект Риркрита Тиравании «Завтра – это вопрос» продолжает иронию Ю.Коллера относительно того, насколько мы вообще вправе предопределять момент, следующий за данной минутой времени: от размышлений о «завтра» до навязанных моделей «лучшей жизни» следующим поколениям. Р. Тиравания предлагает остаться в моменте настоящего и максимально использовать, освоить, пережить этот момент. В том числе, с помощью техник «парадоксальных действий», не характерных для музейного пространства: начиная от партии пинг-понга, заканчивая поеданием пельменей.
Проходное пространство «Гаража», напоминающее по словам Р.Колхаса аэропорт, готово принять детей и родителей, гомофобов и геев, «нашистов» и «яблочников», буддистов и лидеров РПЦ.
Но готовы ли те, кто декларирует толерантность и христианскую терпимость впустить это пространство в себя? Проблема этого интеркультурного топоса под названием музей современного искусства, лишь в том, что покидая его, ты снова оказываешься в мире, где существуют «оппы» и «укропы», в подземных переходах продают портреты вождей и иконы. Владельцы немецких авто благодарят не Фердинанда Порше, а созданного редакторским отделом программы «Вести» мифического деда, а на станции метро «Парк культуры» женщины, возраста переспелой черешни, затягивают песню про «одинокую ветку сирени – я твои целовал колени».
Но осознание того, что ты в любой момент можешь снова «совершить ошибку и покинуть комнату», выйти за пределы зоны комфорта навстречу непонятному, смущающему, задающему неудобные вопросы искусству, позволяет с легкостью пережить очередные 9-часов телепортации в советское прошлое, где нужно надеть на матрац льняную, на два размера меньшую, чем нужно, простынь, нажать «педаль для слива» и встретиться глазами с проводницей, которая на вопрос «есть ли у вас молотый кофе» ответит так же четко, как на посвящении в пионеры: «Да! Тры у адном!»