В 2013 году, когда я еще был студентом пятого курса университета МИТСО, мне предложили бесплатно поработать интерном на только что появившейся кафедре международного права в этом же ВУЗе. Я с удовольствием согласился и проработал там до 2016 года. После разногласий с МИТСО перешел в другой ВУЗ – преподавал международное право и был заместителем начальника отдела по международным связям в БИПе. Моя основная претензия (скорее личный вопрос к бывшему месту работы) – отсутствие свободы слова, на которую влияет «рука спецслужб». Но давайте обо всем по порядку.

Как меня сократили после лекций об ЛГБТ

Когда я начинал работать, в ВУЗе на должности проректора был, кажется, самый адекватный человек, которого вообще можно представить на управляющей должности. Что интересно, это сын бывшего главы федерации профсоюзов Леонида Козика, Андрей Козик. Под его руководством я проработал всего год – в 2013 году Андрея Козика выперли, и в администрацию университета пришли чекисты. Но до этого у меня была, считай, полная свобода. Например, практически каждый вечер пятницы, когда вся «верхушка» университета уходила домой, я мог читать студентам лекции, к примеру, о правах ЛГБТ-сообщества, про отмену смертной казни в стране. Тем на такие лекции нет места в академической программе по правам человека, а на официальном уровне их нельзя туда добавить, что бы вам сейчас ни говорили. Вообще, любой преподаватель имеет право лишь незначительно изменить программу по своему предмету. Но даже самые малые «вмешательства» в учебный курс нужно согласовывать с заведующим кафедры или администрацией. Естественно, за инициативу не доплачивают, поэтому все работают по стандартному плану. 

В идеальном учебном процессе все должно быть иначе. Преподаватель должен еще летом подробно расписывать программу своего курса и перед началом семестра вывешивать ее на всеобщее обозрение. Студенты должны сами выбирать, что им интересно изучать и по каким темам писать курсовые и дипломные работы. Я за то, чтобы сохранить понятие «кафедра», но добавить понятие «модули по выбору». Но такой системы в наших ВУЗах на данный момент просто не может быть. Не нужно слушать сказки, про Болонский процесс. Я уверен, что на мой курс записалось бы немало студентов, а на другие... Что делать с преподавателями, предметы которых не интересны студентам? «Уважаемые и заслуженные» просто останутся без зарплаты – «рынок» все расставит по своим местам, но этот шаг еще надо решиться. У нас очень много лишних предметов. В Оксфорде или Йельском университете у студентов-юристов 4-6 предметов в год, у нас же – больше десяти в семестр. Зачем в ВУЗах существуют курс идеологии и пожаробезопасности?

О лекции про ЛГБТ-сообщество я заранее объявлял студентам, никого не заставлял приходить – кто хотел, тот их и посещал. У меня был принцип никогда не отмечать студентов на парах: весь курс, который я читаю, можно было найти в сети и выучить дома. Смысл учебы в том, чтобы научиться мыслить. Но если есть желание послушать преподавателя и подискутировать – велком на занятия.

Когда проводить семинары про ЛГБТ в ВУЗе стало невозможно, решил устраивать редкие, но большие лекции за пределами университета. Первый раз организовал встречу в 2016 году в ЦЭХе. Несмотря на то, что вход был платный, пришло около 140 человек, среди них были и мои студенты. В 2017 лекция прошла в культпространстве «Верх», на ней собралось около 120 человек. Кстати, некоторые коллеги и  правозащитники говорили, что собрать аудиторию на лекцию по правам человека за деньги – нереально. Но после последней лекции я на заработанные деньги улетел на московский концерт Земфиры. До этого мне позвонили из администрации ВУЗа и сообщили, что новый проректор приглашает меня на беседу.

Университет, который превратился в мир Оруэлла

Тут надо пояснить: в 2013-14 годах к власти в моем ВУЗе пришли КГБшники. Например, бывший министр обороны Леонид Мальцев сейчас работает проректором по научной работе, экс-министр внутренних дел Юрий Сиваков – на кафедре международного права, вы же знаете его биографию? Так вот, после открытой лекции управленцы МИТСО попросили меня удалить из Facebook место работы. Это был один из звоночков.

В 2010 году, будучи студентом, я, как и многие, вышел на «площадь». Я гордился этим поступком, но, будучи преподавателем, никогда не пропагандировал любовь к митингам своим студентам: у каждого такое решение должно стать личным выбором. Иногда в частной беседе объяснял, почему это сделал сам. В иных случаях доходило до смешного: когда в ВУЗе заставляли ходить на государственные митинги или спортивные мероприятия от БРСМ, говорил, что боюсь терактов. Ученикам, опять же, не советовал так делать.

Новое руководство долго не увольняло меня – понимало, что банально потеряет хороший ресурс. Я иногда ходил на планерки, слушал, что преподавателям можно говорить, а что нельзя. Например, нам строго запрещалось отчислять заочников, потому что они приносят деньги ВУЗу. Часто кто-то из администрации просил преподавателей поставить оценку «хорошему» мальчику или девочке. Ко мне с такими просьбами до смены руководства не приходили: я на беларуском разговаривал, все думали, что я из БНФ (хотя и близко нет) – мне было очень смешно. А потом пришли, но я не поставил.

Раньше в МИТСО каждый год проходила церемония награждения лучших студентов и преподавателей «Юрфак Medium Awards», победителям которой вручались награды. В 2016 году мне вручили «лампочку» в последний раз – это была десятая награда за четыре года учебы и преподавания.

Я вышел на сцену с речью, сказал, если мои студенты станут милиционерами или судьями, которые выносят несправедливые приговоры, как это делается сейчас, я не пожму им руку: «Я вас этому не учил».

На моей странице в Facebook сохранилась запись этого выступления. Сейчас я понимаю, что это и был переломный момент, после которого меня вскоре уволили – ВУЗу надоело терпеть. Я так и сказал проректору на последней встрече: «Долго же вы меня терпели». Дело было так: я уехал преподавать во Вьетнам на пару месяцев, потом улетел работать с Комитетом ООН по ликвидации дискриминации в отношении женщин в Женеву. Когда окончательно вернулся в Беларусь (в конце учебного года), мне сообщили, что в ВУЗе идет сокращение, и места для меня там больше нет. Правда, потом узнал, что мою ставку «раздербанили»: на одно место взяли трех человек.

Почему беларуские ВУЗы застряли в прошлом

Первый архаизм – отсутствие среды для людей с ограниченными возможностями и дискриминация. Я уверен: в стране нет ни одного университета, где есть полный доступ ко всем аудиториям и залам для колясочников. Что им остается? Многие просто не ходят в ВУЗы – им стыдно там появляться. Вторая проблема – студентов не вывозят за границу для обмена опытом. Много ведется разговоров о Болонском процессе, но на практике нет ни Эразмуса, ни других европейских программ. Хотя, прошлый проректор моего бывшего ВУЗа Андрей Козик находил партнеров и отправлял преподавателей и студентов в другие страны. Была прекрасная кооперация международного отдела и деканата, все доверяли друг другу. Но в один момент всего этого не стало. Только в теории администрация ВУЗа должна сама подавать подобные идеи.

Но сейчас в университете, где учат юристов, ректор – бывший прокурор, который заводил дела на Северинца и Статкевича. Там, где учат журналистов и международников, во главе стоят чиновники из министерства образования, которые вышли на пенсию и работают в ВУЗе посредниками между ректоратом и министерством. О каких перспективах можно говорить?

Студенты, как и преподаватели, – очень разные. Например, когда я читал лекции по правам меньшинств, некоторые ученики могли писать письма наподобие «спасибо, мы думали, что мы одни». Другие студенты писали заявления на имя декана о том, что я предвзятый и непрофессиональный  преподаватель, поэтому нужно снять меня с экзаменов. Отвечаю на вопрос «был ли я пропагандистом?»: я юрист-международник и прекрасно понимаю, что Крым был оккупирован, захвачен российской властью. Если я говорю об этом публично, считается, что что-то пропагандирую? 

Я убежден, что юрист на этапе обучения должен быть подкован со всех сторон. Он должен знать про работу Конституционного Суда, иметь представление о том, кто такие правозащитники Алесь Беляцкий и Татьяна Ревяко, знать, кто такая Анаис Марин. Но в университетах, где преподают международное публичное право, не говорят о проигранных Беларусью делах в Комитете по правам человека. При этом я не могу сказать, что в моем прошлом ВУЗе не было адекватных преподавателей. Многие после моего увольнения звонили и кулуарно говорили, что поддерживают мою позицию. Но публично все молчат. Сейчас средний возраст ВУЗовского преподавателя – 40-45 лет, у него чаще всего есть семья, поэтому он держится за свое место работы.

Преподаватель обязательно должен быть прогрессивным. Если мы говорим про человека, который рассказывает студентам про права человека – он должен знать, о чем новый альбом рэпера Фейса, почему певица Монеточка отказалась выступать на «Нашествии» и как сидят активисты на Окрестина. Если ты не знаешь, чем живут студенты, тебе не о чем с ними говорить.

Я никогда не заполнял журнал в ВУЗе, это действие казалось мне очередным архаизмом. Общался со студентами в Telegram – отправлял в мессенджер таблицы с оценками за проверенные работы. Когда выезжал за границу, старался фотографировать места, о которых говорил студентам на лекциях. Да и всегда старался описать вопрос с двух сторон.

Например, когда читал лекцию о праве на жизнь, рассказывал студентам о своей встрече с мамой Дмитрия Коновалова, осужденного за теракт в Минском метро.

Говоря про архаизмы, не могу не высказать свое субъективное мнение по поводу правила, что занятия должны проходить исключительно в аудиториях. Сейчас я преподаю в ECLAB, читаю курс о правах человека. Иногда делаю это в парке за столиком возле «Лаўкі» – разве не здорово? Увы, системы Liberal Arts в принципе не приживаются в академической среде в нашей стране. Преподаватель во многих беларуских ВУЗах – бог, которого приветствуют стоя. Я своим студентам запрещал так делать, мне было некомфортно.

Еще один архаизм – экзаменационные билеты. Я никогда их не использовал, они лежали на столе формальности ради. Это какой-то «бараний» метод, смахивающий на идиотизм. Несмотря на то, что я приятельствовал с немногими своими студентами, экзамены у меня всегда были строгие и равные. 

И что сделать, чтобы всё это изменилось

Открыть границы, развязать руки преподавателям и посмотреть, как ВУЗы будут существовать в состоянии свободы. В первую очередь, нужно открыть программы по обмену опытом. Возить студентов в Париж: они спустятся в метро и поймут, относят себя к расистам или нет. Показывать Амстердам, чтобы определить их личное отношение к легалайзу. Когда я учился, лучших студентов ВУЗа два раза в год отправляли в тур по Европе. Так я смог побывать в Гааге и увидеть Международный уголовный суд и Международный Суд ООН. Эти поездки помогают молодому человеку избавляться от стереотипов. Например, ты перестаешь думать, что в Администрации беларуского президента работают только недостойные, а на мове говорят лишь выходцы из БНФ. Жизнь разная, и люди разные. В наших же ВУЗах, проректоры отправляют студентов на российский фильм «Крым» и принудительно водят на хоккейные матчи. А потом заявляют, что все делают только на добровольной основе. В этом Оруэлле жить невозможно.

Когда я работал в ВУЗе, который находится под патронажем профсоюза, у меня была идея, что все мы стоим за кафедрой только для того, чтобы будущее поколение поменялось. Но потом понял, что администрация ВУЗа так не думает. Я ушел, но с удовольствием вернусь при условии, что мне все же дадут реализовать мою идею. Я за то, чтобы не сваливать из Беларуси, а думать, что нужно сделать, чтобы здесь стало лучше. Я могу за один рубль прочитать курс «Права человека» на ФМО – но при условии, что это будут лекции по моей авторской программе. Как думаете, администрация согласится?

Для сравнения: больше месяца я читал курс по международному праву и правам человека во Вьетнамском университете профсоюзов. Там много свободы, но примерно столько же ограничений, как и у нас. Я приходил на пары в костюме (несмотря на дикую жару), хотя легко мог обувать кеды. Лекции проводились на английском языке. Но так как студенты не могли говорить свободно на иностранном языке на все темы, на некоторых лекциях был переводчик.

Позже я подружился с некоторыми студентами. Когда мы общались за пределами ВУЗа, они рассказали, что части лекций про политику Вьетнама, Лаоса и Камбоджи им просто не переводились.

Я не удивился – во Вьетнаме все еще читают лекции по основе коммунизма. Там, как и у нас, нет свободы слова и процветает государственная цензура.

Я как-то спорил с местными преподавателями, пытался объяснить, что курс по семейным отношениям, где рассказывают, что женщина должна готовить, в современном обществе не нужен. Они доказывали обратное, мол, во Вьетнаме именно по таким принципам развивается общество. А еще, что парадоксально, вьетнамцы очень «радостно» реагируют, когда слышат про правонарушения в Китае, и абсолютно нейтрально слушают такие же темы о США. В целом, Вьетнам беднее, чем Беларусь, в том числе, и по человеческому потенциалу. Просто мы за одеждой ездим в Литву, а они закупаются в своей стране – вот и всё отличие. Мне понравился опыт преподавания там: у меня был статус профессора, мне платили хорошие деньги за преподавание и при этом на парах я делал и говорил все, что хотел. Если бы такие же условия создали у преподавателей в Беларуси – было бы очень круто. Но пока – как в песне моей любимой певицы: «Без шансов, без вариантов».