Пункт первый. Сэрца — Радзіме, гонар — нікому
«Цiшотка» с орнаментом или «свiтшот» с жытняй бабай — эдакий городской от кутюр для тех, кто «мае гонар». Ну, и деньги, потому что выглядеть как аутентичный белорус выходит не дешево, и часто такая одежда шьется на заказ.
Вообще, белорусский национальный костюм — симбиоз повседневного деревенского с городским костюмом европейского образца. Документально существование нашей одежды датируется 16 веком и ассоциируется с белым цветом и красными орнаментальными узорами (обозначение можно посмотреть тут — прим. ред.) Одна из фирм современной белорусской одежды называется «HONAR». О концепции рассказывает ее основательница Карына Адзесенка.
KYKY: Как и когда вам пришла идея создать такой бренд? Что подтолкнуло?
Карына Адзесенка: Мы прыйшлі да шыцця нечакана для сябе. Разам з Паўлам (Павел Доўнар — заўв. рэд.) скончылі журфак, я тады працавала карэспандэнтам «Народнай волі». Павел — кіраўнік студыі відэапрадакшну «Zvonka», ён таксама з'яўляецца адным са стваральнікаў і рэжысёрам літаратурнага праекта «Litara A». Пра такое адзенне, сучаснае, але з нацыянальнай адметнасцю, марылі даўно. Паколькі ніхто такога не рабіў, вырашылі заняцца самі. З нараджэннем дзіцяці сталі больш часу праводзіць дома: так і ўзнік HONAR. Першымі былі вязаныя торбы з сімвалам кахання. Потым мы рабілі швэдары, а ўжо потым прыйшлі да кашуль, цішотак, суколак. І зараз вырабляем іх па папярэдняй замове.
KYKY: А общество в своей массе созрело носить такую вопратку? Почему не каждый решится надеть что-нибудь с национальным орнаментом?
К. А.: У нас усё схавана ўнутры, у глыбіні душы. Ёсць нацыянальныя коды, пра якія многія нават і не здагадваюцца. А насамрэч людзі хочуць насіць якаснае і сваё. Як нацыя мы сталеем. Таму калі-небудзь мы да гэтага прыйдзем.
KYKY: В описании вашего бренда указано «сучаснае беларускае адзенне для людзей, якiя маюць гонар». Что значит эта фраза? Кто он, белорус, который «мае гонар»?
К. А.: Сэрца — Радзіме, гонар — нікому. Гэта людзі, у якіх ёсць нацыянальныя каштоўнасці, пачуццё густу. Гэта людзі, якія не задаволяцца толькі чаркай і шкваркай. Ідэя ў тым, каб любіць сваё і гэтым адрознівацца ад іншых, адначасова ўзбагачаць сустветную культуру. Мы будзем і далей пашыраць асартымент. Імкнемся да таго, каб выпускаць поўныя лінейкі адзення для жанчын і мужчын два разы на год. Акрамя гэтага збіраемся выпусціць і дзіцячую лінію адзення. Мы стараемся, каб HONAR быў даступным і пры гэтым трымаў высокую планку якасці.
Пункт второй. Мода на фолк-музыку
Этно-трио 'Троица', фото Budzma.org
Беларусь обзавелась оперетой, а с нею «Павлинкой», и «Нестеркой», а много позже — и вокально-инструментальными ансамблями «Сябры», «Песняры» и «Верасы». Эти мотивы до сих пор нелепо выпячиваются под софитами сцены «Славянского базара», в то время как белорусский андеграунд (народное творчество «старой белорусской школы», наложенное на современенные мотивы) тихо собирает свои толпы поклонников, начиная с конца 90-х. О последнем тренде рассказывает журналист и музыкант Илья Малиновский.
KYKY: Илья, когда в общество стала проникать мода на фолк?
Илья Малиновский: На мой взгляд, моды как таковой не было и нет! Когда-то Иван Иванович Кирчук сказал: чтобы фолк собирал огромные площадки в нашей стране, нужно начинать воспитание с детства. Если ребенок будет расти в белорусскоязычной среде, то и подростком он будет искать белорусскоязычную музыку. А это значит, что какой-то процент обязательно полюбит фолк. Но в целом, даже во всем мире нет примеров стран (кроме, разве, африканских) где фолк — массовая культура. Поэтому про моду на фолк говорить не приходится. Это просто одна из музыкальных ниш — не из самых маленьких, но и не из самых больших. У нас это еще и способ показать свое недовольство государственной политикой, фактически уничтожением национальной культуры, постоянного сравнения ее с российской (при том, что Россия многонациональна, и со славянами ее роднит лишь небольшой процент населения). Все наши символы ценны именно тем, как бы громко ни звучало, что обращают внимание остальных на существование настоящей культуры. Белорусскость — это не чарка на посошок и 100 грамм шашлыка под литр водяры в центре города. Белорусскость — вот она: красивая, красно-белая и мелодично-лиричная.
KYKY: Что происходит с белорусским обществом и какие символы должны быть в арсенале белоруса?
И. М.: У нас сейчас, на мой взгляд, происходит подъем патриотизма. На этой волне люди сами начинают искать «свае адметныя рысы». Самое простое — вышиванка. Ну, не драники же с бульбай на пару, которые уже всем оскомину набили, и не соломку с льняным постельным бельем делать своим личным идентификатором! Про существование вышиванки знает каждый. Вышиванку сложно, но можно купить в государственных магазинах, да и глубоко разбираться не надо. Ведь далеко не каждый отличит белорусскую вышиванку от той же украинской. К тому же что тут скрывать: белая одежда с красным орнаментом — это красиво. Лично мне вообще очень нравится это сочетание цветов. Ну и ново это для нас. Ведь все мы, так или иначе, постоянно пытаемся удивить окружающих чем-то новым (одежда, изобретение, прическа, политический ход). А тут новое оказывается еще и красивым забытым старым, да еще и родным.
В конце концов, у большинства европейцев дома лежат национальные костюмы, которые они с гордостью носят на свои национальные праздники. А мы тоже европейцы, так исторически сложилось.
KYKY: Но от этого ведь маниакально тянуться в Европу и отказываться от своего не перестали?
И. М.: Думаю, уже скоро вышиванки будут носиться только на праздники (причем те, которые государство не отмечает), и это будут этакие флешмобы наподобие хлопков в центре города и без умышленного скопления в одном месте. А узор белорусам мил в любом случае, даже если они этого не хотят признать. Это генетический код. Так же как и с языком: в классе 9-ом «не люблю, не понимаю», а на 1-м курсе «может, попробовать полностью перейти на мову?»
KYKY: Дальше мыслей о переходе дело движется редко. Что мешает?
И. М.: Политика партии. В остальном мы очень правильно движемся. Мы наконец вспомнили, что история начинается не в 1917 году, и далеко не совок — самое славное время нашей земли. Наш язык, культуру, историю, интеллигенцию уничтожали около 70-ти лет, а мы все равно начали вспоминать, казалось, забытое и гордиться этим! Ну не круто ли? Мне повезло, что я родился в такое переломное время! Развлечений и мне, и моим детям хватит.
KYKY: Может быть, фольклор в музыке — это просто грамотный маркетинг?
И. М.: Нет, это же не добавляет поклонников, не увеличивает гонорары. Да и исполнять фолк без души не получится. А фолк нужен любой музыке: и рэп, и хэви метал так или иначе появились благодаря фолку. Глядишь, и мы когда-нибудь благодаря белорусскому фольклору придумаем новое музыкальное течение. А единственной модной тенденцией, пожалуй, можно назвать татушки. Но и их появление все в том же патриотизме. Чтобы даже на пляже или в постели все были уверены, что ты именно белорус.
Пункт третий. Патриотичный нательный арт
«Наши древние орнаменты — это очень крутая современная тема. Хотя бы потому, что она пиксельная». Промоутер Николай Серов, архитектор Евгений и дизайнер украшений Танюшка Ноженко предпочитают бабочкам на пояснице и хроническому белорусскому недовольству миром татуировки с белорусским орнаментом и национальную идею.
KYKY: Николай, у вас треть руки в татуировках с белорусскими национальными узорами. Что они означают?
Николай Серов: Да, вы очень внимательны. Моя рука действительно на треть забита татуировками. Если говорить об узорах, то для меня это символы Беларуси и моего отношения к ней. Начал наносить рисунки на тело несколько месяцев назад, но в ближайшем будущем планирую доделать рукав полностью. В верхней части — белорусская зорка, на нижней — символ жизни, единения солнца, земли. Третья татуировка на руке — знак атеизма. Я причисляю себя к людям науки, и почему я сделал такую татуировку, полагаю, можно не объяснять. Эскизы рисовал Женя. И вообще он был одним из первых, кто сделал подобные тату.
KYKY: А почему вы вообще решили их сделать?
Николай: Тату я хотел давно, но всегда считал, что такие шаги, как и эскизы рисунков, должны быть осмысленными, хорошо обдуманными и уверенными. Не люблю разговоры из разряда «Это же на всю жизнь…», но с этим не поспоришь. Как только я окончательно принял решение и довел концепцию нательного арта до ума, то тут же приступил. Всю историю человечества татуировки существовали, пока христианство не табуировало их, приравняв чуть ли не к смертному греху или символом служения Сатане. Но если нет Бога, значит и Сатаны нет. Так что я совершенно спокойно сплю без света и с тату на теле, не боясь небесной кары. Говоря о национальных мотивах в рисунках я убежден, что гораздо лучше популяризировать что-то свое, отличное от остального. Что мы, собственно, и делаем.
KYKY: Почему раньше такую тенденцию люди назвали бы колхозом, а сегодня это модно и круто?
Евгений: Люди сначала смотрят и критикуют, а через пару лет повторяют. И колхозники — это как раз те, кто считает колхозным белорусское в Беларуси, раз уж мы заговорили об этом.
Николай: Одна из причин кроется в оппозиции. Они приклеили свои штампы к языку, дискриминировали его. Но это только одна причина. Наши люди носят одежду с американским флагом, потому что так все делают, это считается мейнстримом. Я считаю, что как раз тут больше пахнет колхозом, потому что все как один в стойле. Есть много людей с креативными идеями, которым не хватает смелости их реализовывать. Им проще сказать «колхоз» и набить розочки на шее, а потом втихую восхищаться чужой смелостью и креативом.
Евгений: Если говорить о дизайне, то наши древние орнаменты — это очень крутая современная тема. Хотя бы потому, что она пиксельная. Она никогда не устареет, и это сейчас очень модно, это наше, традиционное. Но белорусы любят упускать свое: своих героев, символы, язык. Я долго жил в Москве и скажу так: в Беларуси жить гораздо комфортнее, чем в России, тем более в Москве. Это несравнимо, но наши люди, к сожалению, этого не понимают думая, что где-то что-то лучше. Есть такая фраза: «Когда ты внутри своей страны, ты представитель нации, когда ты за границей, ты ее лицо». Основная ошибка белорусских людей в том, что они, принижая самих себя, опускают и Беларусь. Грубо говоря, если по Минску идет, например, итальянец или тот же россиянин, основная масса белорусов начинают сразу у него спрашивать, что же он тут делает, и рассказывать, как тут все плохо. Я бы за такое штрафовал.
Это то же самое, что к тебе пришли домой, а ты говоришь: «Ой, так все плохо. Здесь грязь, унитаз не смывает — иди посмотри. А вот тут кран протекает. А тут таракан пополз. Как я вообще живу в этой квартире?». А потом ты еще и в гости поехал, сидишь в чужой квартире и говоришь: «Ой, как у вас тут классно. А у меня все плохо. Не хочу возвращаться». Эти люди унижают образ страны и, соответственно, самих себя, а многим только это и нужно: послушать, как тут все хреново, и поехать назад всем рассказывать. Лично я с этим борюсь.
Николай: Я занимаюсь организацией концертов и мероприятий, привожу сюда много артистов из России и показываю им такой Минск, который они бы никогда не увидели из окна автомобиля или сидя за витриной фешенебельного ресторана. Таким же образом я поступаю со всеми приятелями и друзьями из-за рубежа. Надо ли говорить, какие восторженные комментарии я слышу от них о нашем городе? Я делаю это потому, что считаю очень важным умение делиться тем, что ты любишь. Свою страну я люблю и знаю, чем, кроме драников и Национальной библиотеки, можно заинтересовать гостя из любого государства.
Евгений: Страна — это ты. Ты внутри страны и ты ее представитель. Если не ты — больше некому. Все просто. Хватит уже ныть. Это должен разумець каждый сознательный белорус.
Танюшка: Я уже пять лет живу в Индии. Раньше там была такая история: все индусы спрашивали у украинцев, белорусов, русских: «Кто ты?». И многие отвечали: «русский». Кто-нибудь говорил: «Нет, я Белорус». У него спрашивали: что это? Три-четыре года назад было только понятие бывшего Советского Союза — раз по-русски говорят, значит, все русские. Приходилось начинать рассказывать про Восточную Европу и порой проще было сказать Russia. А сейчас не проще — каждый должен гордиться своей родиной. Теперь говорят: «Я из Беларуси», «Я из Украины». И вот уже год назад индусы начали отвечать: «А я знаю Беларусь — у вас столица Минск, и там красиво». Если расскажешь людям, в чем различие, это сработает. Приятно, когда нас различают, мы ведь все из разных стран, хоть и язык общий.
Николай: Мы продвигаем вегетарианство, велоспорт, экологию. Мы не настаиваем, но своим примером вдохновили многих людей что-то поменять в жизни. Пока никто нас за это не проклял, все довольны. Три года назад, когда я ездил на велосипеде, все смеялись, а сейчас на велосипеде каждый третий. Также мы очень любим беларускую мову. Я очень обрадовался, когда увидел билборды с белорусскими словами. Не те ужасные плакаты с социальной рекламой, над которой все смеются, а другие, посвященные языку. Даже так называемой «клубной тусовке», с которой я связан в силу своей деятельности, уже много лет пытаюсь ненавязчиво прививать любовь к нашему языку.
KYKY: Много среди них белорусскоговорящих?
Николай: Пока нет. Они медленно к этому идут и вообще далеки от этого. Такое ведь на ТНТ не показывают. У этих людей взгляд на мир отличный от моего. Но это не мешает мне делиться с ними своим мнением и взглядами.
Николай, Евгений и Танюшка
KYKY: А почему вы сами не говорите на белорусском?
Николай: Я стараюсь расширять свой словарный запас и использовать некоторые белорусские слова в русской речи. Язык — живой организм. Он будет видоизменяться и сам себя корректировать.
Евгений: Мы говорим «дзякуй», «слухай», «калi ласка», «чуеш», «чакаеш» и гэтак далей. Вставляем в русский. В нашей стране, на жаль, нiхто ўжо не пачне вось так раптам размаўляць. Русский язык наш язык, беларуская мова таксама наша. Мы маем права мiксаваць. Трасянка — почему нет? Все страны смешивают языки. В Америке своя трасянка, в Индии — своя. Никто из-за этого не подумает, что я из деревни.
Я из Минска, и менавіта таму размаўляю. Разумееце? Это как раз таки у деревенских какие-то проблемы с восприятием своего же. Комплексы какие-то. В Минске размаўляць — модно.
редакция KYKY, рубрика «Культ»,