KYKY: Руслан, ты один из любимых героев прессы, если речь заходит о современном искусстве. Наверняка тебя что-то в журналистах раздражает. Что?
Руслан Вашкевич: Как правило, то, что мы каждый раз знакомимся: где родился, где учился... Скоро похороны, а мы все знакомимся. Интересное интервью не зависит от остроумных ответов, если речь идет о художниках: что могут рассказать эти странные запутанные люди широкой читательской аудитории? На мой взгляд, хороший разговор всегда зависит от глубины вопросительных знаков.
KYKY: Есть ли какой-то вопрос, который ты всегда хотел услышать, но тебе его никогда не задавали? Видишь, я заставляю тебя делать свою работу.
Р. В.: Да. (cмеётся). В один из последних разговоров с ведущим передачи «Двое в городе» Юрием Ивановым (канал «Культура») я предложил ему поменяться местами в эфире, и это был интересный опыт. Но вообще, любой вопрос для меня – некоторое напряжение. В журналистском допросе мне всегда чудится фраза из детской страшилки: «Отдай свое сердце!» Сейчас, понимаешь, пришла мода много говорить, синдром модераторства сожрал нафиг все съедобное, на «круглых столах» обгрызли все «углы», они взялись уже сами за себя. А пишущих толковых критиков не так много: большая проблема по сей день найти такого человека.
KYKY: Ты считаешь важным, что между художником и зрителем должно быть некое связующее звено — человек, пишущий об этом?
Р. В.: Да, ведь сейчас все равно никак не убежать от медийного формата. Если событие не прозвучало из утюга, то зачем гладить белую рубашку?
KYKY: Получается, нужно прикладывать двойное усилие, чтобы понять, что ты что-то сделал. И, по сути, если твой проект не получил прессу, все обнуляется?
Р. В.: Получается такая странная вывернутая через задницу история. Все будто бы зависит от количества просмотров и лайков. Все научились пользоваться бело-черным пиаром, скандалами, и самые тупые провокации здесь по-прежнему работают на ура. Я двумя руками за любое хулиганство, наглость, наезды на мораль толпы со стороны художника.
Мне кажется, художник в принципе — это вор в законе, он нарушает любые табу и требует за это уважения к себе, и если это проходит один раз, он увеличивает дозу, переходя все новые границы.
Трансгрессия требует свое, это дико завораживает — гораздо больше, чем коммерческий успех или отзывы критиков. Конечно, в таких случаях провалы от побед не отличить, грани уже нет. Это по-настоящему круто.
KYKY: Несмотря на то, что ты часто используешь провокационные высказывания, ты никогда не занимался очевидным черным самопиаром?
Р. В.: Потому что для меня провокация — не крайняя точка. Отжатые пространства нужно срочно подпирать изнутри, иначе говна натечет в два раза больше. Грош цена любой афере, если за ней нет реального плана. Как замах заканчивается броском или ударом, так и символическую претензию нужно чем-то обналичивать, иначе это просто «фантики», пустой медийный пшик. «Обналичка» — это уже другая история…
Классно, когда на поле культурного активизма и декоративного экстрима появляются реальные «беспредельщики», по-настоящему отчаянные люди, с ними состязаться у художничков уже не получается. Потому что для первых это не игра.
Артисты тут им не конкуренты в готовности перешагнуть черту, и сохранять бойцовскую профессиональную стойку просто смешно. Начинается недолгий срач, но потом все равно арт-подвигами в местной тусовке считают какую-то свою «липу». По мне, так не хватает «королевской» идеи, чтоб сдохнуть за нее прилюдно и красиво. И шлифуйте вы свои круглые столы хоть до посинения.
KYKY: К тебе такая «королевская» идея уже пришла, или ты в ожидании?
Р. В.: Как видишь, еще нет. Но у меня появился план, появился свой ритм, именно это я и определяю как «большую охоту». Ожидание цели – магнит для меня, оно делает пронзительным сам процесс. Теперь стараюсь ввязываться только в стремные дела. Пока ты к этому готов, чувствуешь себя живым. Это стало моим принципом: если есть чувство страха, если есть привкус крови во рту, этим интересно заниматься.
KYKY: То есть ты сам себя сознательно выталкиваешь из зоны комфорта?
Р. В.: Да. Но я не беру в заложники никого, кроме себя.
KYKY: Себя не жалко? Постоянные вызовы самому себе не ведут к эмоциональному выгоранию?
Р. В.: У нас не так много вариантов. Хор скелетов в шкафу не дает спокойно спать. Думаю, есть какая-то плата за это. Я имею в виду: ты неудобный персонаж для других, ты же сам себя вытолкнул в эту зону. И вокруг тебя растет поле тишины. Многое зависит тут от человека: удерживаешь ли это поле, не растворяешься в нем? Поэтому включается следующий механизм: ты должен это поле заполнять свидетельствами своего присутствия, доказательствами себя. Это могут быть художественные проекты или подброшенные в воздух идеи, кураторская работа или посильная помощь врагам.
KYKY: 30 октября в Полоцке и 3 ноября в Витебске ты представил публике асинхронный художественный проект «Культпролёт». Почему две выставки почти одновременно? Хочешь увеличить присутствие Вашкевича на территории РБ?
Р. В.: После проекта в Гомеле («Иди и смотри» во дворце Румянцевых-Паскевичей с ноября 2014 по январь 2015 – прим. KYKY) появилась внутренняя уверенность в продолжении подобных арт-интервенций. Может быть, по-другому, не так масштабно, как это было на гомельской локации, но делать точечные выездные выставки, используя логику места, хочется. Идея сегодняшней интеракции в том, что несколько выставок открываются практически одновременно с разницей в пару дней в совершенно непохожих местах. Их одновременность и последовательность должны создать ощущение «атаки».
KYKY: С чем ты борешься? Смотри, сейчас основной фокус общественного нытья сосредоточился на неповоротливости нашей госмашины и прочих ее недостатках, но вряд ли ты заточен под подобное кафкианское мировосприятие.
Р. В.: Да, никогда ничего хорошего я от государства не ждал, я и дальше готов ожидать это «ничего»; учитываю этот фактор как ветер при стрельбе.
У меня другая головная боль — свое «советское государство» в голове, и, поверь, это та еще машина, которая мешает жить.
Но я знаю, как много зависит от нас самих. Мне вообще близок нормальный пофигизм и позиция бойца. И неважно, с кем ты дерешься: с тренажером, собственной тенью, с картиной. Я не одержим идеей изобразительного искусства как такового — скажем, не более одержим, чем многие (думаю, те, кто зарабатывает на нем, одержимы гораздо больше), но сдаваться не собираюсь. Пока госмашина занята другими делами, что, кстати, совсем не плохо. С другой стороны за дело взялось независимое художественное сообщество: художники, критики, философы. Там вылезли свои проблемы. Корпоративные интересы, кураторская конъюнктура мешают строить общее открытое пространство. Эксперты, сами того не желая, пока делают больше вреда, чем пользы. Получается такой Союз художников, только навыворот. К сожалению, другой системы здесь не придумали, поэтому в своей борьбе люди начинают тупо дублировать и зеркалить эту же систему.
KYKY: То есть та же номенклатура, просто с новой терминологией?
Р. В.: Типа того. Люди начинают работать только на свой круг. Имеют право, если это их маленькая коммерческая фирма, которая продвигает себя на рынке. Но в целом это полная херня, которая никак не может быть экспертным мнением или законом, равным для всех. В такой ситуации нужно объявлять крестовый поход к зрителю. Так что мои выездные проекты – это план побега, поход за территорию Минска, он нужен мне физически. В этот момент я реально делаю определенные шаги ногами, я точно понимаю, что не топчусь на месте.
KYKY: «Культпролёт» проводится в Витебске, который считается культурной столицей Беларуси, и Полоцке — древнейшем городе и культурной колыбели в некотором роде. Интересно совпало.
Р. В.: Да, получилось отлично, тем более, все это в одном направлении от Минска, при желании можно оба проекта посмотреть за один уикенд. И хотя я вначале обманывал себя выходом на маргинальные территории, но оказалось, это совсем не тот случай. Наоборот, образованная зрительская и художественная публика в этих особых местах недоверчива к столичным «штучкам». Бегство в эти города — это мое нападение на Минск.
KYKY: В восприятии большинства, и правда, в Витебске проходит только, не побоюсь этого слова, «Славянский базар», и это такое снобское незнание. Мы думаем, что вся культурная жизнь периферии — лубок. Важно показывать, что актуальные события могут происходить не только в столице?
Р. В.: Мне очень нравится эта идея. В Витебске была возможность выбрать для выставки разные места: Художественный музей, похожий на исполком, Ратуша, дом-музей Шагала… Пафосные места. Но исследуя периферию, мне было важно найти альтернативную площадку. И потом, тут до зрителя рукой подать. Это было единственным требованием в моем райдере. Арт-пространство в Витебске называется «Толстого, 7»: колоритный хаос сквота, где пока можно делать все, идеальное поле для творческого самоубийства. Туда я подготовил новый проект, который называю «Витрины/Простыни», — одного размера большие холсты, которые визуально выглядят «мимо» и «не о том», сделанные в такой эконом-эстетике Ikea-style. Эти крупно нарубленные высказывания похожи на «новые» декорации для нашего съехавшего мира, это вместо войны и мира, и их супрематическая категоричность созвучна с Витебском. В Полоцке – другая история, там я выставляюсь в здании бывшего иезуитского коллегиума: традиционная, музейная архитектура, тихие залы, высокие потолки, серьезная академическая атмосфера. Конфликт с современным искусством в таких местах всегда рождает новую коммуникацию со зрителем. Там как раз отлично смотрится интерактивная серия «ХЭ» и сложносочиненный полифонический проект «Музей».
KYKY: Руслан, у тебя удивительным образом получается непафосно произносить в общем-то пафосные вещи.
Р. В.: При этом на выходе у меня нет ни одного доказательства того, что я тебе сейчас говорил. Но они будут, обещаю.