Мои рабочие будни начались, когда я вылетел из политеха. Сначала туда поступил, сдав все экзамены на пятерки, но потом это оказалось не мое, и, естественно, я вылетел. Начал работать за станком на экспериментально-фурнитурном заводе. Работа была тяжелая - постоянные мозоли на ладонях от ручек, на которые надо было давить, чтобы сверлить. Брака от меня выходило много, наверное, я одни убытки приносил. Но со мной работал живой антисемит. Причем, золотые руки были у чувака и высшее образование, действительно отменный был специалист по фамилии Зверьков. Но у него во всем были виноваты евреи, что бы ни происходило: урожай-неурожай, засуха-наводнение, приливы-отливы… Живой зоологический антисемит, я раньше таких не встречал. Самое смешное: на фурнитурном заводе половина рабочих инструментального цеха были евреями. Потом они все съехали в США и отлично устроились.

Рабочий класс

На фурнитурном заводе я хлебнул рабочего класса. Я уже тогда начал ненавидеть идеологов, которые объявили партию авангардом пролетариата. Я видел этот передовой класс, необразованный, забитый и полностью уничтоженный. Они подсиживали, доносили друг на друга, стучали. Из-за десяти рублей премии или отпуска летом готовы были удавить. Некоторых я вспоминаю – до сих пор руки тяжелеют. Никогда в жизни ни с одним из них я бы не пошел в разведку. Рабочий класс никогда не был в авангарде, все это вранье. Литература, живопись, кино про них – все это говно. По восемь часов в день шел разговор о межнациональных отношениях и сексе в самых скабрезных его проявлениях, целую смену. Иногда это было смешно. У нас был чувак, который ездил на шабашку. Полгода работал на заводе, потом на полгода уезжал куда-нибудь в Уренгой. Вот его рассказы – просто фантастика. Как в Ханты-Мансийском национальном округе советская власть давала местным жителям квартиры, и ханты по центру комнаты все равно ставили чум и ходили срать по углам квартиры. И что портвейн, оказывается, замерзает и продается на развес. Ты такого не услышишь больше нигде. Причем, такие люди не рассказчики, они говорят топорным языком, перемежая все порциями мата и ужасными сценами секса.

Мой сменщик был совершенно помешан на сексе. Раньше в киосках продавался гэдээровский журнал «Ойленшпигель», где на последней странице обязательно печатали эротическую фотографию. Я как-то дал ему номер, он смотрел на фотографию, смотрел, потом сказал: «Все, больше не могу». Написал заявление на отгул и побежал к жене.

С тех пор я знал, как с ним поменяться сменами: дать невзначай журнал полистать. Он начинал нервничать, теребить ширинку и клал начальству заявление на отгул. Эти истории иногда всплывают у меня в памяти. Даже тюремные байки не катят по сравнению с ними. Кстати, на «МАЗе» куча народу отсидело, они выходили с зоны и работали в третью смену. Один мужик из работяг был депутатом Верховного Совета БССР. Непосредственное начальство было против его выдвижения, но идеологи все равно настояли, сделали депутатом. У него случилась белая горячка после того, как он отметил выдвижение. Пришел на проходную родного завода и потребовал, чтобы убрали кирпичи, которые загораживали ему проход. Вызвали скорую и отвезли его в дурку.

«МАЗ»

После фурнитурного завода я попал на «МАЗ». Работал в третью смену и видел с утра одну и ту же картину: выходишь с проходной, а к ней подогнали три бочки с пивом. На часах 5-30 утра. К остановке подъезжает автобус. Выгружаются рабочие, они, деревянные совсем, как солдаты Урфина Джуса, сразу идут к бочкам. Выпивают пару бокалов, их немного отпускает, появляется выражение в глазах. После этого их запускают на завод. Обратно от «МАЗа» автобус пустой идет. На нем я возвращался домой на Калиновского. И вот длинная такая кишка - едешь и спишь в автобусе на заднем сидении.

Как-то неизвестные пацаны зашли и начали меня тормошить, хотели чего-то. Я встал, вырвал трубу поручня и согнул ее в кольцо натурально. И они все просто вышли из автобуса молча. Представляете, какое здоровье надо иметь, чтобы по восемь часов таскать железки! Они вышли, а я обратно спать.

Пахать по восемь часов - это тяжелее, чем разово разгружать вагоны. Я по три раза в день обедал, потому что не хватало калорий! Работа была жутко тяжелая физически. Тормозной барабан со ступицей для мазовского прицепа – представляете размеры – это все в сборе надо растачивать. Но вначале их надо собрать, запрессовать вкладыши и посадить на винты диаметром двадцать два миллиметра. Заворачиваются пневмогайковертом, который сам весит килограммов десять из рук, как бешенный конь, пытается выскользнуть. Потом все это дело тельфером на вертикально-расточной станок. Наподнимаешься за восемь часов так, что после смены реально ничего не хотелось. Но когда ты молодой, все не так ужасно переносится. Мне, конечно, в морду никому дать не тянуло, но снять напряжение надо было. Я как зверь читал. Повезло, что я попал в отличную среду, вращался с художниками. Меня тянуло к художникам, я с ними тусовался. Тогда в моде сабо были, обувь такая голландская, их сабниками называли. Чтобы удрать от милиции, скидываешь и бежишь босиком. А еще в то время начали появляться джинсы. Мы сидели в сквере Янки Купалы, у нас там аллея была, я впервые Цеслера увидел: художники, волосатые, с канистрами пива, в расклешенных джинсах и всегда с девушками на голову их выше. И все время менты на газиках проезжали мимо. И вот как-то ментовский газик останавливается прямо напротив нашей лавочки, выходит чувиха в ментовской форме и в джинсах, юбку ментовскую фирменную задирает: «Ну как?». Приехала специально показать, похвастаться: мы же эксперты были! Вот такая вот разношерстная компания была.

ГОРИЗОНТ

После «МАЗа» был «Горизонт». Я обслуживал автоматические линии, которые подают не просто ядовитую жидкость, а сверхъядовитую. Если посмотреть на старый приемник «Океан», то у него передняя панель красивая и блестящая. Чтобы добиться такого цвета для алюминия, панель окуналась в специальную гальваническую ванну, где была дрянь: цианистый цинк или цианистая медь, сейчас уже не помню. Подача жидкостей регулировалась при помощи задвижек. А задвижки вместе с двигателями горели, потому что среда была очень агрессивной. Я всю смену носил двигатель в 10 кг весом в руке, потому что приходилось постоянно менять задвижки. В цеху были участки, на которые заходил, и у меня сразу кровь из носу шла. А во дворе «Горизонта» находился склад со сверхъядовитыми жидкостями. Если бы что-то произошло, там бы всю округу химическая атака накрыла. Все бы сдохли вплоть до Комаровки.

На заводе автоматика не срабатывала, и когда повышался уровень чего-нибудь, над крышей стоял выхлоп. Стая воробьев пролетала – все падали, потом крыша была в мертвых воробьях. Это центр города, улица Куйбышева на минуточку. Завод был ужасный.

Когда началась перестройка, и в стране потиху разрешили заниматься бизнесом, я еще работал на «Горизонте». У меня мать была совсем-совсем советская женщина, которую я не должен был позорить. Она всю жизнь честно работала, и в ее представлении я должен был тоже работать на заводе. И, наверное, почетно умереть на работе, среди выпрямителей на 5000 ампер и гальванических ванн с цианистым цинком. Но у меня уже кое-что по бизнесу получалось. Я договорился с начальником, что буду ходить в третью смену, а за это отдавать свою зарплату. И два года я на «Горизонт» приходил ночевать, просто спал, а днем зарабатывал уже серьезно, черт знает сколько, родителям и не снилось. В 87-м купил видеомагнитофон. У знакомых они уже были, тех, кто закупался в чековых магазинах. Через пару лет, когда ушел с «Горизонта», мне встретился мой бывший начальник, хороший такой мужик, который признался, что за мной приходили из первого отдела: «Слушай, рассказываю честно. Тебя хотели посадить. Я должен был сделать так, чтобы ты организовал среди рабочих платный просмотр порнографии, а они потом написали бы заяву». Я просто охренел. Все никак не мог понять, почему несколько человек ходят вокруг меня и просят, чтобы я им устроил просмотр порнухи. Эти рабочие должны были быть свидетелями. Я уже тогда был бельмом на глазу. Хорошо, что в итоге выпустили какое-то постановление и тех, у кого были видеомагнитофоны, решили не трогать. Вот работа идеологических отделов, которым нечем заняться было. Это не КГБ, который ловит шпионов, а КГБ, который занимается идеологией. Сейчас они делают то же самое: снимают что-то на камеру, а потом это всплывает на телевидении.

Чергинец там не работал

Когда я уволился с «Горизонта», я больше на заводах не работал, наелся по горло. Я видел всех этих рабочих, которых показывали по телевизору. У нас был Герой социалистического труда, у которого в бригаде делали оружие, пистолеты продавали налево. Потом кого-то поймали и посадили, скандал был. Я на рабочих смотрел тогда и думал: если эти люди, которые меня окружают, – пролетариат, представляю, какое дерьмо у них авангард. Там наверху, наверное, самые отъявленные негодяи должны собраться.

Недавно был в Бельгии на заводе, который принадлежит японской компании. Запахи вроде те же, но все по-другому. Идешь сверху по мосткам, рабочие чего-то варят. Там много ручного труда и сварки, но все необычайно чисто по сравнению с тем, что я видел на том же «МАЗе». Не знаю, может, сейчас времена изменились. Хотя не верю ни секунды. Потом в этой Бельгии нас отвели в столовку, правда, в vip-зал с официантами, где кормили как в очень приличном ресторане. Я не знаю, как рабочих там кормят. Но они тоже работают с 5 утра в две смены.

Зато наш рабочий класс ничего не боялся, если им вожжа под хвост попадала. Помню, как на «Горизонте» в столовой нас накормили до массового отравления. Весь завод, вся вторая смена траванулась. Еле утихомирили. Работяги, которые вынуждены были идти на больничный, могли просто разнести конвейер. Основной зарплатой был спирт, который нам выдавали на протирку контактов. Естественно, какие там контакты? Дыхнул – и тонким слоем! Все внутрь шло. За спирт на «Горизонте» вообще могли удавить, и были свои градации: начальнику 400, этому 200, а этому - 150. «А ты вообще не протирал!». И по графику всех расписывают. Ну и в карты любили поиграть. Причем, при зарплате в 200 рублей в месяц банк доходил до 900. Кстати, пацаны, с которыми я работал и которые занимались вентиляционными системами на «Горизонте», впоследствии открыли свой бизнес и стали миллионерами. Профессионалы были. Вот так я хлебанул рабочих будней, посмотрел изнутри, как это все выглядело. Так из меня и получилось что-то. Я реально работал и знаю, что это такое. Вот Чергинец там не работал. Да и думаю, не смог бы.