KYKY: Пару лет назад на Snob была колонка, по-моему, Ксении Собчак. О том, что с тех пор как в России стали разгонять митинги, все либералы начали заниматься благотворительностью. Потому что иного выхода нет. Бороться с системой невозможно, потому что никто не хочет сидеть в тюрьме. Единственное, что ты можешь сделать, – заняться «слезинкой ребенка». Можно ли сказать, что мы переняли эту же модель? Или у беларусов свои собственные отношения с благотворительностью?

Екатерина Синюк: Я не знаю, можно ли сравнивать происходящее у нас именно с Россией. Может, у меня идеалистическое представление, но мне хотелось бы выстроить свою систему активных людей внутри страны. Может ли это вступать в конфликт с тем, что существует в государстве? Я не знаю. Но в строительстве общественных институтов участвуют не только либералы. Там разные люди. Могу привести в пример российский фонд «Нужна помощь». Когда мы запускали «Имена», конечно, смотрели на них. Там средства собираются не только на благотворительные проекты, но и, например, на правозащитные. Для либералов это вполне подходит, да? Они могут пробовать создавать что-то вместе с другими людьми, а не вариться только в собственном соку.

KYKY: Я немножко не понимаю. Либералы с радостью принимают инициативу «Имена», потому что это, как вы говорите, своя система, существующая вне государства. А нелиберала устраивает, в принципе, то, что делает государство. Ему дополнительное государство в рамках этого не нужно, ему нравится то, которое есть. Разве нет?

Е. С.: Для того, чтобы что-то создавать, нужны усилия абсолютно разных людей. Либо финансовые усилия, либо активные действия вроде волонтерства. Я не знаю, как соотнести эту систему с тем, как себя чувствуют либералы, потому что да – я вижу, что они участвуют в финансировании проектов. Но они, допустим, пока не обращаются за помощью в финансировании своей деятельности. Они привыкли быть отдельно, и финансироваться тоже отдельно. Допустим, мы занимаемся привлечением средств к фонду «Геном». Можно сказать, это пока единственный фонд, который пришел к нам за помощью. Проект делает Анна Герина, которая занимается не только поиском денег для детей, являющихся подопечными этого фонда, но и борется с гос. структурами, выбивая этим детям то, что им положено от государства. Например, лечебное питание. Не дает пройти каким-то законам мимо конкретных семей. По сути, она и правозащитник, и благотворитель – и все делает сама. Я не делю общество на либералов и людей каких-то других взглядов. Либо активные, либо ничего не делают.

KYKY: Вы – знаменитость. Персона года по версии «Нашай Нiвы».

Е. С.: Честно говоря, это мимо меня прошло.

KYKY: Вот мы сейчас встретились с вами в кафе, и вы с порога сказали, что были в прокуратуре, разбирались с проблемами детей и энтерального питания. А ведь могли быть на каком-нибудь пафосном мероприятии, где можно договариваться с бизнесом, например, о финансировании проекта «Имена». Они же более крупные суммы могут перечислять на работу редакции. Поступали ли вам такие предложения, хотелось бы вам двигаться в этом направлении, вы вообще этим занимаетесь?

Е. С.: Занимаемся. Мы уже создали такую структуру как попечительский совет. Туда как раз входят и собственники IT-компаний, и другие бизнесмены, и топ-менеджеры. Для них есть фиксированный ежегодный взнос. Плюс читатели.

KYKY: А сделать так, чтобы был журнал «Имена» by Epam или Mercedes?

Е. С.: Идеальная модель – конечно, быть независимыми. Читатель поддерживает, попечительский совет формируется, а мы остаемся независимыми от одной структуры – пока это работает, нет смысла отказываться от модели. Если какая-то компания хочет поучаствовать в финансировании в рамках КСО или благотворительного бюджета, но не пиара, мы рады принять эту помощь. Но в основном все предлагают спецпроекты и пиар. Мы объясняем, что рекламу не размещаем. Если придем к пониманию, что денег нет, я буду рассматривать другие варианты: закрывать издание, искать бизнесменов и еще какие-то выходы. Кстати, на фейсбуке недавно был такой же комментарий. Меня спрашивали, не пора ли нам получать грант. Но мы пока еще верим в эту модель, которая есть сейчас. Видно, что поступления идут каждый день.

KYKY: А были у вас случаи с чиновниками, которые говорили: напишите о нас, мол, это мы помогли, и в следующий раз поспособствуем… Они видят в благотворительности некий профит для себя?

Е. С.: Государство нас пока воспринимает как угрозу, и это большая проблема, потому что ряд проектов вроде интернатов и приютов находится под эгидой гос. органов. И любое предложение вроде совместного сбора средств воспринимается в штыки. Мы говорим: «Они же у вас живут, эти люди. Вам помощь нужна?» – «Да, нужна. Но не надо». Один из ближайших вызовов для нас – научиться взаимодействовать с гос. органами. Их участия, собственно говоря, не требуется. Нужно, чтобы они просто не мешали реализовывать проекты. Конечно, частные лица нам помогают – когда я интересуюсь, кем являются подписчики, я вижу среди них много гос. служащих. Но они не хотят светиться и не говорят об этом напрямую. Они представляются как просто читатели, физлица.

KYKY: Давайте вернемся к вопросу про публичные мероприятия – почему вы на них не ходите?

Е. С.: Я сознательно на этот год отказалась от любых мероприятий. Ни на какие награждения мы не ездили, хотя приглашают много: например, выступить на конференции. Если посчитать, сколько это занимает времени, у меня просто не останется на развитие проекта, которым в штатном режиме занимаются два человека. В «Именах» две составляющие: журнал и фонд, вернее, исполняющий обязанности фонда (организационно мы как фонд не оформлены, потому что деньги у себя не собираем – они напрямую идут в конкретный проект). Чтобы заниматься этими двумя направлениями и при этом обновлять сайт, нужно работать 24 часа в сутки 7 дней в неделю. Примерно так и получается. Мы в этот раз собираем краудфандингом сумму гораздо большую, которая как раз и нужна для работы редакции, чтобы нанять людей в штат. Два человека – это неэффективно и отнимает все время. Мне бы хотелось искать финансирование, рассказывать бизнесу про возможности. Но пока это сознательное решение в целях экономии времени.

KYKY: Когда я гуглила ваше имя, а гугл же противный – выдает в первую очередь ту информацию, которая была связана с какими-то скандалами. Так вот, до журнала «Имена» критики Екатерины Синюк, журналиста портала TUT.by, полно. Военно-политическое обозрение отправляет вас на НТВ, дальше еще какой-то ужас происходит. И ты понимаешь, что у человека была одна жизнь, с тоннами вот этого всего, а сейчас у человека вторая жизнь – вы для всех идеал и пример. Чуть ли не святая. Вам стало легче дышать в профессии?

Е. С.: Ничего не поменялось! Есть проект «Имена» со своей миссией, целями и задачами. А есть я как журналист. Как журналист я испытываю все то же самое, что испытывала раньше. Статья про интернат, где детям требуется энтеральное питание, и которую я писала как журналист, показала, что весь удар приходится на меня – человека, который это все раскопал.

От волонтеров до властей, которые сначала вообще ничего не понимали. Кто-то хвалит и говорит «спасибо», а кто-то, у кого интересы задеты, расстраивается и угрожает. Это стандартно. Думаю, ничего не поменяется, если ты берешь проблемные темы и пишешь о них.

KYKY: А в чем заключается критика в адрес «Имен»? Честно говоря, ни разу не видела.

Е. С.: Есть критика на уровне профессионального журналистского сообщества. Ну, вроде – «почему вы только про инвалидов пишете»? (хотя мы не только про инвалидов пишем). Кто-то считает, что все тексты длинными делать не нужно, можно покороче. Когда вышла первая публикация про питание, пошла критика не от аудитории, а от тех, кто этой ситуацией был задет. Что еще? Есть неадекватные комментарии: «Именно такие проекты в Украине привели к Майдану. Что вы людей поднимаете?» Есть еще критика – наверное, даже не критика, а непонимание – почему мы вообще собираем деньги? Но, в принципе, чем дальше мы продвигаемся, тем больше людей о нас знает, и таких вопросов со временем будет все меньше.

KYKY: А вы сами становитесь жестче? Когда каждый день видишь боль и страдание – ведь невозможно остаться прежней. Но если хирург будет падать в обморок при виде крови, он не сможет оперировать. За этот год вы чувствуете вот это очерствление?

Е. С.: Нет. За этот год я чувствую оживление. До этого у меня был просто журналистский опыт. Проблемные материалы и скандалы всегда трудно переживать – неприятен шквал обвинений. А сейчас мы пишем точно о таких же проблемах, но есть вот эта кнопка «помочь», за которой стоит человек или организация, что-то делающая для решения проблемы. А мы им помогаем. И таких организаций, людей становится больше. Общение с ними – это новое для меня.

KYKY: Очень сложно журналиста на эмоции пытаться «тянуть». Журналист почему-то считает, что его личные эмоции – это не важно.

Е. С.: Я не знаю. Какие эмоции? В ситуации с детским питанием мне морально тяжело было видеть этих детей. Потом, когда ситуация стала развиваться, я похудела на 3-4 килограмма (а я и так весила 48). Получается, что все мои эмоции уходят внутрь.

За время существования «Имен» я прилично похудела, многие это заметили. Эмоции, наверное, мало что скажут.

KYKY: А вы подаете милостыню на улице?

Е. С.: Помню, дала пару копеек дядечке, который сказал, что только освободился из тюрьмы, и ему нужны деньги на метро. Ему было явно не на метро нужно. Но я же не буду разбираться, на что ему эти деньги. Хотя обычно разговариваю с такими людьми. Был случай летом возле Академии Наук – бабушка просто не могла выйти из магазина. С хлебом и какими-то котомками. Она стояла, а я спросила, какая помощь нужна. Оказалось, дойти до дома. Это была одинокая бабушка. То ли в России были ее родственники, то ли еще где-то – точно не скажу. Я вспомнила про патронажную службу, где помимо самих братьев и сестер милосердия есть волонтеры, которые ухаживают за такими людьми.

KYKY: На «Свободе» была публикация про секс у людей с инвалидностью. Сделали ли бы вы что-то подобное в «Именах», или есть все же табу в темах?

Е. С.: Если в этом есть история, которая цепляет и трогает, то надо рассказывать. Я действительно часто не чувствую никаких барьеров, мы со многими из героев общаемся по телефону или скайпу. Наоборот, они более свободны в своем мышлении и взглядах на жизнь. (Пока интервью готовилось, на «Именах» появился текст о «сексуальной революции» в Мозыре – первой семье колясочников, у которой родился ребенок – Прим. KYKY).

KYKY: А что значит «более свободны»?

Е. С.: Например, Саша Макарчук, которому мы собрали деньги на школу, где он обучает других людей с инвалидностью компьютерной грамоте. Помню, он хотел приехать в дом-интернат для престарелых, набрать учеников. Звонит: «Хочу приехать». Думала, надо ему автобус поискать. А он говорит: «Да я сам приеду» – «Ты точно сможешь?» – «Да какие вопросы: полчаса туда и полчаса назад». Он нашел какого-то бизнес-партнера, который скупил партию кружек с логотипами «Имен». Договорился, отпечатали – это ведь тоже процесс, чтобы погрузить и привезти в Минск эту партию! Когда он собрал деньги, ему надо было зарегистрировать общественную организацию, а это значит – обойти кучу порогов. «Какие проблемы? Сейчас я туда-сюда метнусь и все решу», – говорил Саша мне по телефону. Он видит цель и понимает, как ее добиться. Мне было непривычно ходить по мингорисполкомам и открывать организацию, а он на своей инвалидной коляске, вообще обездвиженный (!), не видит проблемы. Он многие вещи делает гораздо быстрее, у него нормальный менеджмент. И таких историй много. Эти люди – такие же, как и я. Ментально мне они близки, мне с ними интересно. Поэтому если в их жизни возникает вопрос секса, и они говорят, что им важно сделать такой проект, – значит, об этом надо рассказать.

KYKY: Но вы навещаете и больных, и умирающих людей, разговариваете с ними. Как от этого потом отойти?

Е. С.: Я же почти не пишу сейчас, в основном редактирую. Была только в интернате для детей, когда мы писали про энтеральное питание. Если говорить про моральное состояние и те случаи, которыми я занималась, то мне хорошо запомнился мой материал на TUT.by о том, как после операции в частной клинике девушка впала в кому. Еще на ОНТ был сюжет об этом. Ольге сделали операцию по изменению прикуса накануне свадьбы, она впала в кому. Поскольку у нас центров комы нет, девушку выписали домой. Чтобы за ней ухаживать, приехала мама, которая бросила все в деревне. Очень старенькая. У мамы не хватало сил, чтобы просто ее перевернуть.

Я передавала в тексте ощущения того, как это происходит, когда один человек полностью недееспособен, а второй – старенькая мама. И нет никого, кто бы им помогал.

Из поликлиники могут прийти, но не приходят так, как нужно. Это было очень тягостное ощущение. Ты уходишь от них, закрываешь дверь и понимаешь, что они там остались вообще одни. Когда был эфир на ОНТ, чиновники сидели и говорили: «Ой, мы будем помогать». Через несколько лет я позвонила, чтобы спросить, как там эта мама. А она еще больше постарела, вообще не осталось никаких сил ухаживать. Помощи ей от государства нет. Мы с «Именами» собирали деньги на год работы патронажной службы, и я передала туда контакты этой мамы. Теперь я знаю, что к ним ходят. Что девушку переворачивают, что она ест, что у нее нет пролежней. Что мама может выйти на улицу. Ты знаешь, что есть структура, которая помогает. И ощущение уже другое. Потому что какой бы тяжелой ни была ситуация, ты даешь выход человеку.

KYKY: А что стало спусковым механизмом для запуска «Имен»?

Е. С.: Много всего. У меня в какой-то момент очень сильно поменялись приоритеты в жизни. Вот ты живешь, и что-то происходит: работа, личная жизнь. А потом этого всего нет. Ты теряешь все. Вот прямо в один день. Мне кажется, в жизни так устроено специально. Работая на кого-то, ты находишься в рамках системы, которая тебе не дает возможности, времени и ресурсов заниматься историями и героями, которые тебе интересны. Из-за этого начинаешь терять интерес к работе. Хотя сознательно я пришла в журналистику еще после 9 класса, и ничего больше в жизни делать не умею. Я поступила на журфак, и все время, пока училась, тоже работала как журналист. И кроме того, чтобы продавать мороженое и пиццу в Америке по студенческой программе, как я это делала несколько лет назад, выбора не было. Вернее, журналистика и была осознанным выбором. И тут я поняла, что дойдя до некого этапа, не могу делать то, что мне интересно. Я бегаю по пресс-конференциям и делаю бессмысленные материалы, которые ничего не меняют. Не в том смысле, что не надо делать материалы, если они чего-то не меняют. Просто в беларуских СМИ очень много дублирования. Я стала задавать себе вопросы, и это был серьезный этап переосмысления. А в последний год перед тем, как я ушла с TUT.by, ко мне как раз стали приходить герои с проблемами, которые не решаются.

KYKY: Как к журналисту TUT.by они приходили?

Е. С.: Да. Это было в 2015-16 годах. Я много читала, много смотрела, и в фейсбуке «Такие дела» таргетировали на меня свою рекламу, а параллельно ко мне по инерции продолжали обращаться люди. Как раз один из последних моих материалов на TUT.by назывался «Cтарик и горе. Как обидчивый минский пенсионер в 70 лет стал бомжом» – про 70-летнего дедушку, которого дочь выселила на улицу. Дедушка был вредный, состарился, они что-то не поделили. После опубликования материала его дочка приезжала в Администрацию района – думали, что с этим дедом делать. И потом все, тема забылась, я занялась следующей. Через какое-то время мне позвонила эта дочка и сказала, что дедушка замерз на улице, его привезли в больницу и он там умер. Я плакала очень долго.

А потом еще и Саша Моцный повесился. Не помните эту историю? В Климовичах была приемная семья, где сначала повесился отец, потом маму Ирину Моцную посадили на четыре года за то, что она вроде бы физическое наказание использовала.

Саша был их приемный сын. И вот этот Саша звонил мне на протяжении долгого времени. После того, как их отец повесился, чиновники очень испугались, и, не зная, что было причиной, детей изъяли и раскидали по разным семьям. Кто был помладше – тому было проще приспособиться. А вот этому Саше было 15-16 лет – подростковый возраст. Ему было очень плохо, и он остался один без поддержки, потому что для него отец был авторитетом. Саша поступил в Минск, и здесь у него не было ни денег, ничего. Он звонил мне и жаловался на чиновников образования, которые давили на эту семью. Конкретно этот ребенок не выдержал. Я записывала некоторые разговоры с ним и другими детьми, может, как-нибудь, если понадобится, сделаю их публичными. Уже тогда было видно, что дети находятся в очень плохом состоянии. И в один день я захожу в новости и вижу: Саша повесился. Опять три дня я отходила, гуляла одна по лесу. Так много героев, о которых я писала, не нашли поддержки и выхода. Один замерз, второй повесился. При том, что людям можно было помочь. Я написала об этом пост на Фейсбуке, и TUT.by перепостил его. На сайте случилось обсуждение, я читала комментарии и понимала, что люди, как всегда, погрязли в обсуждениях. Но иногда стоит перестать обсуждать какие-то вещи – должен быть выход. И я стала сама для себя делать презентацию, выписывая эти случаи. А потом пошла с ней на «Талаку» и показала ее Жене Клишевичу. Он на первом этапе вложился финансово, и мы совместно с платформой «Талака» запустили сайт «Имена».

KYKY: Круто…

Е. С.: Вот сейчас мы записывали краудфандинговый ролик ко второй кампании, приглашая сниматься наших героев. И одна из героинь хорошо сказала, что есть такая классная штука – ответственность каждого человека за каждого человека. Когда в Беларуси такое наступит, общество станет более сознательным, и, соответственно, более активным. Из таких людей уже, наверное, и должны формироваться либералы, консерваторы, или еще кто-то. А у нас многие люди совсем без взглядов. Вот им и хочется объяснять какие-то вещи в «Именах». Может, мы длинновато пишем, но по крайней мере, люди нас благодарят за то, что они узнали о проблеме. Они дочитали до конца и они это обсуждают. Надо сначала узнать свою страну и понять, что здесь есть и чего нет. Если обобщить, мы здесь в самом начале пути, только выстраиваем сознательные модели поведения. И тут, поверьте, непаханое поле.

Помочь проекту «Имена» можно здесь.