Все наши газеты, журналы, сайты, каналы и радио делятся на две категории. Первая - унылое дерьмо. Вторая – пациенты урологического отделения. И если в первом случае все понятно и требуется утилизация, то со вторым сложнее и интереснее. В том смысле, что некоторые больные имеют свойство иногда выздоравливать. Но пока этого не произошло, мы наблюдаем причудливую походку, странные манеры, нелепые телодвижения и крики, от которых все внутри холодеет. Откуда недуг? Возьму на себя наглость поставить диагноз. Так происходит в том случае, когда вы говорите – и себе, и окружающим, - что делаете медиа для одних людей, а на деле делаете совсем для других.
Начнем с моей епархии, журнальной. Тут все довольно просто и безобидно. Нормальный потребитель такой продукции, если несколько нивелировать различия в жанрах, – условный средний класс, или черт пойми, как еще его теперь называть. Никто на самом деле не знает, что это значит. Пусть явление и трудно поддается описанию, очевидно, что оно есть, оно настоящее, и мы этих людей видели, щупали, наблюдали в зеркале. Словом, аудитория существует. Что происходит дальше. Представим условную компанию, которая продает, скажем, столы. Столы, конечно же, будут «лакшари». Менеджер, который принимает решение дать рекламу в журнал или нет, - человек наверняка тонкий, вечером ходит в оперу, смотрит сериал Mad Men, читает московскую «Афишу» и поддерживает раздельный сбор мусора. Но «лакшари» прочно входит в голову. А так как зарплата у такого человека никогда не «лакшари», а самое близкое «лакшари» - это костюм Brioni и упомрачительно дорогой внедорожник босса, то начинает происходить странное. Менеджер не видит меток всего этого богачества в издании и приходит в отчаяние. Затем в отчаяние приходят менеджеры, которые работают в журнале. А так как граница между церковью и государством, то есть людьми, производящими контент и его продающими, у нас, мягко скажем, проницаемая, то происходит эрозия. Именно отсюда: непрофессиональная верстка, перепечатка интернета, ворованные фотографии и пресс-конференции с голливудскими звездам, раздутые до масштаба cover-story. При этом забываются простые вещи. Чувака в Brioni, кроме своего отличного пиджака, вполне себе могут интересовать и еще какие-то вещи: от политики до образа жизни людей, с которыми он (ну да, в силу Brioni) никогда не столкнется.
Второй момент. Я помню историю про то, как одна компания не приняла в дистрибуцию номер издания, где я работаю, из-за того, что там была фотография спящего в носках человека. Человек в носках работает в Skype. Фото сделал Саша Васюкович, которого публикуют в легендарном «Русском репортере».
Круто и престижно – это не когда часы на разворот. Круто и престижно – это профессионально сделанная работа.
Глупо, конечно, предполагать, что перекрут яичка случился только в журналах. Огромное количество хороших, славных, талантливых людей работают в профессиональных и популярных медиа, которые зависят от денежных вливаний, не совсем генетически происходящих от наших лесов, полей, озер. В принципе,ничего плохого в грантах нет, пока вы думаете про читателя или делаете медиа для себя, что вообще самая правильная стратегия. На деле же хорошие, славные, талантливые люди, уловив в сумбурной лекции, прочитанной на плохом английском языке, где-нибудь на конференции в Варшаве, например, слово «маппинг» или «активизм в регионах», возвращаются домой возбужденными – если возвращаются – и начинают лихорадочно что-нибудь про этот маппинг да активизм соображать. Если окажется, что сограждане этот активизм в душе не целовали, то всегда можно сделать интервью с каким-нибудь иностранцем или написать эссе. Так будет хорошо для отчета.
Хуже всего, конечно, с государственными СМИ. Там тоже работает огромное число хороших, славных, талантливых и очень профессиональных людей. Но все это история не для бабушки с Васильевки и даже не для чиновника из Мингорисполкома. У государственных медиа, так сложилось, целевая аудитория уже некуда – один единственный человек.
Дела печальны. Но с изменившимся лицом бежать к пруду - преждевременно. Оценив всю горечь положения, нужно просто признать, что мы имеем дело отнюдь не со временным искажением пространства. Ни завтра, ни послезавтра, ни когда-либо еще здесь не напечатают Esquire. Не откроют арт-центр в три квадратных километра, не начнут покупать шрифты, не станут читать Кормака Маккарти, не прекратят заказывать в коктейльном баре «водочку с морсиком», не устроят несанкционированный карнавал на проспекте, и пресс-конференции для русских журналистов с Поволжья внезапно не станут лаконичней. Это так есть, из этого сделан воздух за окном. Надо постараться перестать врать себе и думать «возможно…», «а вот потом…», «а когда…». Мы в романтической ситуации: у нас нет выбора, кроме как работать с невозможным.