«Иногда мне приходилось быть посредником между бандитами и отличниками»
Я родился и прожил первые 17 лет своей жизни в маленьком узбекском городке Джизаке. Его название можно перевести как «адское место». Население сейчас – около 165 000 человек. Отец – строитель, этнический татарин, чья семья переехала в Узбекистан в 1937 году, спасаясь от сталинских репрессий. Мама – архитектор, украинка из города Сумы, которая после окончания университета была по распределению отправлена на поднятие «голодной степи».
Школу я заканчивал в конце восьмидесятых – начале девяностых. Районы города были поделены, опасно было ходить из квартала в квартал: везде гоп-стоп, бандитизм. Учёба была больше не академическая, а на выживание – уметь остаться личностью и сохранить гордость в этих условиях. Я сам был отличником, лидером союза молодёжи нашей школы, в учительской меня за глаза называли Лениным. Иногда мне приходилось бывать посредником между бандитами и отличниками, потому что я умел находить общий язык со всеми. Часть учеников уже не хотела подчиняться, они не боялись никого: если директор школы говорил что-нибудь не то, на следующий день все колеса его машины были проколоты, а корпус исцарапан матерными словами. И ко мне обращался директор, чтобы я договорился с хулиганами.
Я пользовался уважением и у уличных хулиганов, потому что мой старший брат на тот момент был связан с одной из самых одиозных группировок в городе. Хотя он ни разу не вступался за меня, все знали, чей я брат, и понимали, что со мной лучше не связываться.
Бросить работу с квартирой и телохранителем ради института
Я мечтал стать дипломатом, поэтому после школы поступил в Ташкентский институт предпринимательства и внешнеэкономических связей. Но его вскоре закрыли – что государство решило, что частные вузы Узбекистану не нужны. И вплоть до сегодняшнего дня в стране нет частных вузов.
Пока учился, подрабатывал в первой американской библиотеке, весь состав был англоязычным. Общаясь с коллегами, я за полгода подтянул язык. А до того учил английский так: в 1991 году в Узбекистан приехали волонтёры из корпуса мира, и две семьи приехали в Джизак, чтобы преподавать английский на курсах. Я с ними сдружился, общался на бытовом уровне.
Один из работников библиотеки искал 80 переводчиков, которые поедут работать на золотодобывающий завод в пустыню Кызылкум. Там в центре построили маленький городок Заравшан с самым большим открытым рудником в мире. Я согласился. Ехать приходилось в полную неизвестность. Было непонятно: а вдруг нас вообще на органы везут? Но я не боялся.
Уехал в Кызылкум восемнадцатилетним мальчиком и за два года дорос от переводчика до административного директора завода. У меня была квартира, машина, телохранитель от завода. Но я осознал, что деньги и карьера не имеют такого значения, как образование, и уволился – чтобы поступить в институт. Все мне говорили, что я дурак. Ещё бы: в 1994 году у меня была зарплата в 1500 долларов, тогда квартира стоила столько же в Ташкенте!
Как мы делали самый популярный журнал в Узбекистане
После увольнения по просьбе мамы я поступил в Ташкентский архитектурно-строительный институт. Моя мама архитектор, и гуляя по Джизаку, вы можете увидеть множество зданий, построенных по её проектам. Я думал: что останется после меня? Хотелось сделать что-то полезное для общества.
Буквально в год поступления я открыл свою первую компанию – ателье по пошиву модной одежды для иностранцев. Мне было 20 лет. Компанию открыли вместе с бывшей сотрудницей библиотеки Деборой Рид. Однажды случайно встретились в метро, и она предложила мне стать администратором, себе же отвела роль дизайнера.
Когда мы создали первую коллекцию, и нужно было её показывать, выяснилось, что в Узбекистане нет моделей. Мы пошли в дом моделей, и средний возраст «актёра-демонстратора» был 40 лет.
Поэтому мы открыли ещё и первое модельное агентство в Узбекистане, которое потом существовало много лет. В 1998 году, когда я ещё учился в институте, мы приняли решение издавать журнал моды «Пери». Он просуществовал до 2004 года и стал самым популярным журналом в Узбекистане. Наша продаваемость достигала 50 000 экземпляров. Журнал был дешёвый, массовый, мы продумали кампанию по привлечению молодёжи, проводили конкурсы для желающих попасть на обложку журнала, на которые откликались десятки тысяч желающих. Когда ты делаешь что-то хорошо и делаешь то, что нужно обществу, оно всегда тебе отплатит.
Потом на рынке появился ещё один женский журнал, принадлежащий людям более высокого уровня. Мы поняли: либо конкурируем, либо уходим из бизнеса. Конкурировать было технически невозможно. Люди пришли с большими деньгами, контактами. Они переманили часть моего персонала на зарплату в два-три раза выше. С точки зрения бизнеса это честно – я не виню своих людей, которые ушли туда работать. Но были инструменты и менее порядочные. Нас сдвигали в очереди в типографию, оказывали давление на рекламодателей. Мы поняли, что если будем продолжать, всё закончится банкротством, и общество при этом будет не на нашей стороне. В Узбекистане есть понятие авторитета, и люди будут на стороне авторитета. Даже если я прав с точки зрения закона или западной цивилизации.
Взаимодействие с государством тоже было непростым. Несколько лет мне угрожали – как первому частному журналу – мол, если я не буду выполнять определённые разнарядки, отберут лицензию. А когда я пришёл в государственный комитет лицензию сдавать, её забирать не хотели.
В общем, мы решили, что пришло время заняться чем-то новым. Стали создавать международные туристические журналы – c 2002 года в Узбекистане, с 2004 года – в Великобритании.
«Было сложно, но в 2008 году я решил полностью переехать в Англию»
Осенью 2005 года я поехал в магистратуру Лондонского университета искусств, обучаться издательскому делу. Поехал по стипендии Chevening – конкурс был 300 человек на место. Тяжело было принять совершенно другую систему обучения. Наше обучение построено на большом количестве лекций, приходится записывать конспекты, делать рефераты. Практических заданий очень мало.
Английская же система построена на принципе self-study. Лекции у нас были два раза в неделю, в среду и пятницу, с 9:30 до 12:00. Иногда проводились воркшопы, семинары. За тобой назначается куратор, с которым ты раз в неделю встречаешься. Получаешь задание, уточняешь все интересующие вопросы, куратор направляет, говорит, что почитать и к какому эксперту сходить. Можно никуда не ходить, но в конце ты должен сдать результат. Существуют чёткие дедлайны, только по мегауважительным причинам можно их отсрочить. Я знаю, в системе Chevening были люди, которые не выдерживали и уезжали, притом что Британия полностью им всё оплачивала.
С партнёрами из Великобритании, с которыми я познакомился ещё в Узбекистане, выпуская туристический журнал, мы открыли компанию Silk Road Media. Она занимается изданием книг туристического плана, путеводителей. Стартовый капитал мизерный, нас было всего три человека. Но материальная и моральная поддержка партнёров, их знание страны дало мне уверенность, что я могу чем-то заниматься здесь. Было крайне сложно, когда в 2008 году решил полностью переехать в Англию. Я сменил лучшие условия на худшие. От налаженного бизнеса в Узбекистане переехал в страну, где пришлось начинать с нуля.
Было сложно привыкать к другому образу жизни, к большим расстояниям, к тому, что каждый день на метро придётся ездить – в Лондоне все ездят на метро, вплоть до миллионеров.
В 2009 году я начал издавать журнал, который сейчас выпускается в формате OCA Magazine. С 2011 мы взялись за издание книг, c 2012 года проводим международный фестиваль Open Eurasia, где даём талантливым людям (прежде всего, писателям) евразийского пространства заявить о себе. Евразийская творческая гильдия, вице-председателем которой я являюсь, объединяет писателей, художников, режиссёров по всей Евразии, туда можно вступать и беларусам. Мы помогаем открыть британской публике новые имена из Узбекистана, Казахстана, Беларуси и так далее. 27-29 сентября Евразийская творческая гильдия, например, участвует в литературном фестивале в Пинске с презентациями книг, дискуссионными клубами и творческими встречами.
Как устроен Узбекистан и в чём секрет моего успеха
В моём случае, я думаю, сыграли роль два фактора. Первый – удача. Важно оказаться в нужное время в нужном месте. Второй – открытость ко всему новому, отсутствие страха изменений. Меня легко зацепить, если сказать: «Знаешь, чувак, а давай сделаем то, что ещё никто никогда не делал». Ко мне часто приходят друзья и говорят: «Есть бизнес, давай вложимся по 10 тысяч и заработаем столько-то». Мне это неинтересно. Я фанат издательского дела. Работаю по 16 часов в сутки, по выходным работаю – и получаю от этого огромное удовольствие.
Меня деньги никогда не интересовали как цель, только как инструмент. Они мне давались легко. С семи лет я знал, что деньги лежат на улице – если тебе надо, просто пойди и возьми. Мы собирали бутылки, находили лимоны с выброшенных теплиц, обменивали какие-то вещи на облигации, которые можно было в банке обменять на деньги. С третьего класса я не брал деньги у родителей.
Когда я приехал к вам, почувствовал, что Беларусь – это славянский Узбекистан. Из всех стран СНГ экономическо-политическая модель Беларуси ближе всего к узбекской. Города строились в советское время по одинаковым типовым проектам, есть идентичные микрорайоны с такими же названиями, домами, площадками, как и в Беларуси. Отличаются язык, климат, религия. Узбекистан – это степь, горы, отсутствие зелени. Это хлопковые поля, которые осенью сплошь белые. Весной много зелени вокруг холмов, а к маю всё становится жёлтым.
В Узбекистане есть такое понятие, как махалля, – это район с местным самоуправлением, как семья на 5000 человек. Все друг друга знают, всё делается общинно. Похороны, свадьба, день рождения – не нужно никого звать, люди сами приходят и всё организовывают. Когда мой отец умер, семье не пришлось хлопотать. Молва прошла – и через час всё было организовано. Принесли столы, кто-то побежал на кладбище, кто-то позвал муллу.
Как ведутся дела в Беларуси и в Англии
В Англии почти не бывает такого, чтобы вчерашнего студента сразу взяли на работу в хорошую компанию. Для начала он проходит там стажировку – от полугода до двух лет, если брать юридические фирмы. Стажировка не оплачивается, в редких случаях компенсируется проезд и обед.
Конкуренция в Лондоне очень большая, и компании интересно взять на работу уже разогретого специалиста, вошедшего в курс дел. На какие деньги стажёр живёт? Либо работает по ночам где-нибудь в общепите, либо копит деньги заранее, либо его содержат родители. Зато потом выходит на зарплату в 3000, а в юридических фирмах – и 10 000 фунтов.
Чтобы взять людей к себе на работу, Евразийская творческая гильдия организует стажировки по такому же принципу. Мы уже провели стажировки в Бишкеке и Астане, в этом году второй раз проводим в Минске. Отбираем восемь стажёров в основной состав и восемь в запасной. Как правило, до конца доходят человека три-четыре. Стажировка длится четыре месяца, по окончании мы выплачиваем 1000 рублей. Предусмотрены полностью оплачиваемые командировки в Лондон, Тайланд. Среди тех, кто дойдёт до конца, отберем людей для работы в Минске и в Лондоне.
Мы пытались сразу нанять человека здесь. Но он так воспитан системой, что результаты будут так себе. Хотя беларусы талантливы, у них нет потребности делать что-то оперативно.
Темп работы в Британии выше раз в 40, в Казахстане – раз в пять. Если в Казахстане решение о встрече принимают на месте, в России – через два дня, в Беларуси у нас однажды два года заняло, чтобы что-то решить.
На стажировке мы учим работать по мировым стандартам – например, пресс-релиз должен быть написан за час, а не за день. Можно, конечно, забрать человека в Англию на три месяца и обучить его всему там, но это неэффективно. Он приедет в Англию и будет работать на шесть с плюсом, а потом вернётся в Беларусь, и всё станет, как прежде. На эту тему есть интересные исследования: почему русские в Англии открывают всем двери и говорят «пожалуйста», а потом этот же человек выходит из самолёта в Шереметьево и сразу начинает материться на окружающих. Это адаптивность к среде.
Беларусь как дача для англичан
Я до сих пор не определился, на кого похожи беларусы: и не русские, и не европейцы – что-то посерединке. По сравнению с москвичами более открытые и дружелюбные, больше улыбаются, лучше идут на контакт. И при этом осторожные, консервативные. Взять даже гастрономию – в Минске разновидностей столовых и национальных кухонь меньше, чем в моём родном Джизаке. В прошлую стажировку я предложил ребятам: давайте приготовлю вам том-ям. Первые 15 минут к нему даже подходить никто не хотел. Пришлось убеждать, а двое так и не попробовали.
У британцев, например, культура построена на том, чтобы всегда узнавать что-то новое. Это островитяне, мореплаватели, они открыты к экспериментам. Вы англичанину предложите драники попробовать – он воспримет это с энтузиазмом.
Здесь всё делают не спеша, рассудительно. Стоять в очереди в «МакДональдсе» 15 минут – норма жизни. Первое время это напрягало, а сейчас уже почти не нервничаю. Я считаю, что Беларусь – одно из лучших мест, куда можно летом приезжать на дачу. Красиво спокойно, тихо, безопасно, всё зеленое. Курортная зона Европы, можно сказать.
Алиса Альта, рубрика «Деньги»,