Зачем инвесторы едут в Беларусь

Что вообще государство может предложить инвестору? То, чем располагает само. Скажем, в начале 90-х после непродолжительного периода малой приватизации в России началась приватизация большая. Основными ее объектами стали, прежде всего, сырьевые монополии — нефть, уголь, металлы. В Беларуси с сырьем скромненько, кроме, разве что, калийных месторождений. Крупных инвесторов в Беларуси вдохновляют всем известные голубые фишки: нефтеперерабатывающая промышленность и «Беларуськалий», который оценен государством в $30 млрд и ни долларом меньше. Это если говорить про безграничные амбиции. Мы, конечно, ждем, когда ученые наконец посмотрят серьезно на белорусские недра и найдут там газ, нефть и алмазы, но пока у них не складывается, а потому инвесторам можно предлагать только то, что имеем. А имеем мы, в силу былого статуса «сборочного цеха СССР», большое количество промышленных предприятий, которые и можно было бы продавать, если бы не переоценивать их нынешнюю значимость. Да, промышленность могла бы быть приватизационным козырем, но в 90-х, когда эти предприятия еще были технологичны и современны. С тех пор прошло 20 лет, и многие предприятия белорусской промышленности стали складом сильно отставших технологий на фоне мировых инноваций. Государство взялось за модернизацию, но исполнять государственный наказ нужно рядовым чиновникам и работникам госпредприятий, которым боязно и тревожно за каждый собственный шаг, и в итоге модернизация стала процессом, а не результатом. На мой взгляд, сегодня многие промышленные объекты — это для инвестора всего лишь площадки, на базе которых можно создать новые производства, а то и вовсе объекты недвижимости, откуда нужно вынести устаревшее оборудование и перепрофилировать под другие цели.

Но социальное государство на то и социальное, что стремится сохранить рабочие места, но инвестору решать государственные проблемы за свой счет становится очень дорого и нервно: в конце концов он инвестор, а не меценат. В итоге ничего не меняется.

Если рассматривать ситуацию в целом, то основные наши плюсы — это местоположение, образованное трудоспособное население и та самая большая доля нераспроданной государственной собственности, которая рано или поздно может стать частной, как это уже произошло везде по соседству. И если в отношении собственности идти на принцип «ни пяди своего не отдадим», то в сухом остатке мы имеем только человеческий ресурс. Собственно, так и происходит: Беларусь в итоге становится неплохой площадкой для IT-проектов, попытка остановить отток айтишников из страны созданием Парка высоких технологий была вполне разумной, и сегодня сделки в сфере IT совершаются вполне заметные, несмотря на то, что объектом продажи становятся не производственные станки, а, по сути, совокупность интеллектуального ресурса. Могу сказать, что интерес инвесторов к ПВТ вполне стабилен: постоянно есть кто-то, кто интересуется созданием IT-бизнеса на условиях льготного налогообложения.

В постиндустриальную эпоху глупо держаться всеми силами за устаревающие промышленные производства или надеяться на то, что Минское море вдруг замироточит нефтью и станет Персидским заливом. Знания, инновации, развитый финансовый сектор и сфера услуг могут стать куда перспективнее.

Вообще, инвестор — это любой, кто оставляет деньги в стране, в которую он приехал, с целью извлечь от этого доход. Человек, который приехал в Минск, чтобы купить здесь маленькое кафе, отличается от человека, который хочет купить один из крупнейших белорусских банков, только объёмом инвестирования. С точки зрения закона они оба — инвесторы, потому что вкладывают деньги в экономику страны: недвижимость, землю, предприятия. Они оба рассчитывают окупить свои вложения и начать извлекать прибыль, оба делают для этого исследования, оценки, расчеты и прогнозы, оценивают риски и изучают опыт конкурентов. Я очень настороженно отношусь к инвесторам, которые сразу имеют громадье планов и замахиваются на всё: рассказывают о том, какие у них связи и контакты, насколько они влиятельные, знаменитые и платежеспособные. Действительно, масштабные проекты есть. Но люди, их планирующие, чаще говорят предметно, спокойно, профессионально и без лишних слов.

А когда начинается развесистая презентация и самопиар, я опасаюсь, и чаще всего небезосновательно, потому что дело обычно презентацией и заканчивается.

Если говорить о поведенческих особенностях, то понятно, что скорее всего инвестор из Финляндии будет менее эмоционален, чем итальянец. Инвестор из России будет стремиться скрепить договоренности пышным застольем чаще, чем американец, но это ведь и в повседневной жизни так. Мир стал глобальным, и даже если человек приехал из страны, где женщине принято носить абайю, вряд ли он будет ожидать, что консультант придет к нему на переговоры в абайе. Это как с английским языком: можно разговаривать на родном языке, но инструментом международного бизнес-общения всё равно останется английский. Все вынуждены этому следовать: учить его и на нём разговаривать.

Почему у нас так много ближневосточных инвесторов

Я часто слышу мнение о том, что большинство инвесторов у нас — выходцы с Ближнего Востока. Но если смотреть статистику по объемам привлеченных инвестиций, результат иной. Понятно, что среди инвесторов лидирует Россия, причем с колоссальным отрывом: объем российских инвестиций более чем в пять раз выше, чем у второго в списке инвестора. Этот второй инвестор — Кипр, но тут дело не в национальностях: это место, откуда идёт капитал в силу льготного налогового режима. Кто привез капитал на Кипр, тот его и реинвестирует: это может быть инвестор из любой юрисдикции, в том числе и свои белорусские реинвестиции. А дальше по списку идут Турция, Австрия, Нидерланды, Германия и Великобритания. Учитывая статус Турции как кандидата в ЕС, все инвесторы оттуда выглядят вполне европейским образом. Вслед за странами-лидерами идут Иран и США, а потом, по понятным причинам, — приграничные инвесторы: Эстония, Латвия и Литва. Все три балтийские страны сопоставимы по территории и численности населения с Беларусью, естественно, на своем маленьком рынке они давно собрали все сливки. Для них Беларусь потенциально интересна как близкая территория, за счёт которой можно расширить локальный балтийский рынок. Достаточно заметен объем польских инвестиций: поляков в своё время заинтересовали свободные экономические зоны в приграничных Бресте и Гродно, когда они обнаружили, что, буквально не отходя от польской границы, есть возможность инвестировать в производство на льготных налоговых условиях. Приграничная группа инвесторов, может быть, не самая масштабная по инвестициям, зато постоянная.

Теперь вопрос: где они все? Австрийцев, голландцев, немцев, британцев, литовцев и эстонцев в Беларуси не видно. Все видят только представителей Ближнего Востока и Турции.

Объяснение в том, что величина сделки не зависит от количества приехавших в Беларусь иностранцев. Какими были крупнейшие инвестиционные сделки последних лет? За «Белтрансгазом» и покупкой акций ряда крупных белорусских банков стоит российский капитал, но в результате этих сделок вовсе нет необходимости привозить в Беларусь сотни или тысячи российских граждан. А ближневосточные инвесторы могут быть вовсе не так масштабны, но зато многочисленны по человеческому ресурсу, особенно с учетом того, что в большинстве случаев это инвестиции в HoReCa (отели, рестораны, кафе, бары).

И ещё момент: почему, собственно, возникает вопрос, каких именно иностранцев много на минских улицах? Был ли бы он уместным, скажем, в Нью-Йорке? Один мой иностранный клиент когда-то сказал интересную вещь: белорусы — тихие националисты. По его мнению, пресловутая белорусская толерантность существует только потому и до тех пор, пока белорусской моноэтничности ничего не угрожает. Как только такая угроза возникает — начинается тихий упрямый протест и неприятие. Не знаю, справедливо ли это, но задуматься заставляет.

Могущественный российский инвестор

Россияне — крупнейшие по объёмам инвесторы: границ нет, язык понятный, территория интересна, к тому же среди россиян живуч стереотип про терпеливого работоспособного белоруса. Россияне бывают здесь чаще всех других иностранцев, и крупнейшие приватизационные сделки состоялись с участием российского капитала. Но, честно говоря, большую ошибку делают те российские инвесторы, которые приезжают сюда, не пытаясь понять местную специфику. Есть такое популярное в среде россиян мнение, что Беларусь — это как Россия, только несколько лет назад, и ещё дороги хорошие. Небо и земля! Российским инвесторами имеет смысл смотреть на Беларусь, как если бы они собрались ехать, например, в Австралию — то есть максимально далеко. Несмотря на общность истории, несмотря на отсутствие языковых барьеров, несмотря на то, что все мы вышли из СССР, Беларусь — это совершенно не те механизмы и не та ситуация, которые существуют в России. И кстати, те российские инвесторы, которые работают на белорусском рынке не один год, это со временем начинают понимать, притормаживая свой кавалерийский наскок со словами «как-то у вас тут всё не так». Например, традиционный вопрос, звучащий от россиян: «Кому дать денег, чтобы решить вопрос?» Так вот: это простое, примитивное решение. В Беларуси всё так просто не работает. Почему? Применительно к Беларуси часто говорят о вертикали власти. В принципе, в этом, на мой взгляд, лежит ключ отличия от российской ситуации. Россия большая, в ней помимо вертикали бесконечное множество горизонталей, каждая из которых потенциально может решить вопрос.

В России каждый губернатор (мэр, прокурор, просто хороший человек) — сам по себе фигура. Не решил Пётр Петрович — решит Пал Палыч. Не решит Пал Палыч — решит Иван Иваныч, который, возможно, находится в конфликте с Петром Петровичем, а потому он из принципа возьмет денег только потому, что Пётр Петрович этого инвестора вчера послал.

В соответствии с международными рейтингами, уровень коррупции в России выше белорусского, и объяснение может быть как раз в том, что в Беларуси система горизонталей полностью нивелируется одной большой вертикалью — той самой вертикалью власти. Да, всем известны коррупционные скандалы, когда, например, крупный столичный чиновник взял несколько сотен тысяч долларов за решение вопроса, но и финал их известен тоже. На практике, единичные случаи решения вопроса взяткой существуют, но сказать, что система состоит из рисковых чиновников, которые решают вопросы за деньги, нельзя. Более того, даже если деньги где-то и берутся, то вопрос, скорее всего, не решается. Или решается, но частично, с отложенной проблемой, которая в итоге покажет, что ничего решено не было. Это существенное отличие от России, и в какой-то момент российские инвесторы начинают это понимать и признавать.

Вообще, из личных наблюдений могу сказать: чем выше у инвестора уровень классического экономического образования, чем больше опыта работы в европейских юрисдикциях, чем лучше он подкован в вопросах тех или иных международных методик, тем более удивлённым он оказывается, столкнувшись с белорусской действительностью. В его стройную и логичную картину мира поначалу не укладывается то, с чем он столкнулся, приехав в «у край суворы катаклізмаў са сваіх капіталізмаў», хотя впоследствии он потихоньку начинает понимать и подстраиваться. И наоборот: чем более гибок инвестор, чем больше у него опыта в рисковых юрисдикциях, тем более адаптированным он оказывается в местных условиях. Наибольших успехов добиваются те, кто находится здесь не первый год, даже если поначалу они терпели неудачи. Таких довольно много. А среди них немало тех, кто каким-то образом был связан с Беларусью ещё до решения инвестировать сюда: или учился здесь, или приезжал по каким-то личным вопросам. Например, учредителем одного столичного ресторана был инвестор, который когда-то в детстве жил в Беларуси в связи с работой родителей. У него были представления о стране, он неплохо понимал, что здесь и как. Таких примеров не один и не два. Я не люблю термин «межкультурные коммуникации» и, скажем, «культурный код», но как ни странно, это работает.

Какая связь между туристической привлекательностью и инвестиционной

Гостиничный бум, который случился к хоккейному чемпионату, был не очень удачным: и построили далеко не все из запланированного, и в построенных отелях заполняемость невысокая. На мой взгляд, для того, чтобы в Минске заполнялись отели, нужно продать сам Минск как место, привлекательное для поездок. Причем, не только для транзитов. К сожалению, чемпионат мира закончился, а проводить его каждый месяц невозможно. Почему в Минске немного иностранцев? Одна из причин — визовый режим; не анализирую политические причины его существования, просто констатирую факт. Но визы — это только часть вопроса: белорусам тоже нужно получать визы для поездок в ЕС, при этом по числу выданных шенгенских виз они впереди планеты всей, так почему же Европа не отвечает взаимностью количеством белорусских виз на душу европейского населения?

Просто ответьте на вопрос — где в Минске центр туристических интересов? В соседнем Вильнюсе, который находится всего лишь в 170 км отсюда, невозможно пройти по центру, чтобы не столкнуться с туристами из Швеции, Финляндии, Германии, Польши — толпы приезжих идут посмотреть на город. Я не вижу в центре Минска туристов, не вижу экскурсоводов с флажками, не вижу большого количества иностранцев и просто людей с дорожными сумками на колесиках, которые идут на вокзал или с вокзала и которых так много в иностранных столицах. В любой столице есть место, о котором туристу можно сказать: «Иди туда, там ты увидишь много интересного и встретишь таких же, как ты, приехавших посмотреть достопримечательности, выпить чашку кофе или бокал пива и купить сувениры». В Москве это Красная площадь, в Санкт-Петербурге — Дворцовая площадь, в Варшаве — Старомястная площадь, Прага — Вацлавская площадь, Стокгольм — Королевская площадь и пешеходная Дротнинггатан, Вена — Штефансплац, Берлин — Потсдамская площадь, Нью-Йорк — Таймс-сквер, Париж — Эйфелева башня и так далее. В Минске такого нет. На сувенирных магнитах разных городов изображены узнаваемые архитектурные объекты, на белорусских магнитиках — картофель. Я только один раз в жизни видела столицу, где туристы отсутствовали как явление. И это был Ашгабад. Разумеется, в Ашгабаде есть место, которое можно и нужно посмотреть. Это очень красивый президентский дворец, который, к сожалению, охраняется милицией. Близко к нему не подойдёшь, и тебя попросят не фотографировать. Куда идти среднестатистическому туристу в Минске, если он не проштудировал старательно историю Беларуси до глубины веков, а просто приехал отдохнуть? К библиотеке, находящейся на окраине? На неё можно посмотреть, проезжая по дороге из аэропорта, но идти к ней гулять странно — что там делать вокруг? На площадь Независимости, которая окружена правительственными зданиями и неизменно пустынна? Попытка сделать пешеходную улицу из Карла Маркса закончилась ничем. Сейчас в Верхнем городе в районе Зыбицкой есть квартал с многочисленными кафе, начавшими работать ближе к чемпионату. Может, удастся из него сделать что-то наподобие старого города, куда могут приходить гулять туристы. Ведь интерес к стране — дело очень многоплановое. Отели будут строиться там, где люди будут жить, кафе — там, где люди будут есть, услуги будут оказываться там, где есть востребованность в этих услугах.

Импульсивные инвесторы

Туризм напрямую связан с инвестиционным климатом. Пусть даже у одного на тысячу приехавших возникнет желание создать или построить что-то здесь в Беларуси — это уже инвестиции. Как в Минске в конце 90-х открывались итальянские кафе? Приезжавшие сюда итальянцы вдруг обнаруживали зеленый город и огромное количество привлекательных славянских девушек. И они открывали здесь свой маленький бизнес, чтобы приезжать снова и снова, а возвращаясь на родину, встречать там своих соотечественников и рассказывать, как здесь хорошо. Или вспомните, как несколько лет назад на слуху была история одного турецкого бизнесмена: встретил на отдыхе белорусскую девушку, женился на ней, посетил Беларусь, где в итоге купил и реконструировал столичный отель. Пресса сообщает, что брак распался — но отель-то работает, прямые иностранные инвестиции налицо. Вообще, случаев, когда бытовая история становится стимулом для бизнес-проекта, — множество, и пусть это далеко не всегда масштабные проекты, но они очень важны. Скажем, я с большим уважением отношусь к крупным приватизационным сделкам, но они случаются один-два раза в год, и то — в лучшие годы. А средний и мелкий бизнес как раз создает общий фон привлекательности, рабочие места, регулярные налоговые поступления — всё то, ради чего, собственно, и нужны иностранные инвестиции. Большинство инвесторов в Беларуси не являются представителями известных транснациональных компаний, как тот же «Макдональдс». Гораздо больше у нас компаний и просто людей, которые, возможно, и не имеют инвестиционных проектов в других странах. У них есть некий бизнес на родине, и они почему-то выбрали Беларусь в качестве места, в котором им хочется что-то попробовать. На мой взгляд, в Беларуси к средним и мелким инвесторам относятся без должной серьезности. Наверное, это какая-то местная особенность: вчерашним студентам присуще желание прийти на работу и просить сразу тысячу долларов, а лучше две.

Затевая стартап, бизнесмен рассчитывает на рентабельность в 100%, на прибыль в $5 со $100 работать никто не хочет: это же не бизнес, а так, ерунда какая-то, смешно и неудобно. То же самое с инвестиционными проектами, на которые делает ставку государство: если продать, то сразу «Белтрансгаз». Это хорошо, это сразу заметно улучшает статистику привлеченных инвестиций, но есть одна проблема: продать «Белтрансгаз» можно только один раз.

Государство бросает все силы на масштабные проекты, в то время как имеет смысл делать акцент на средний и мелкий бизнес — именно общий фон, который обеспечит систематические бесперебойные инвестиционные поступления. Этим частным бизнесменам никто не дает индивидуальных условий, и, столкнувшись на начальном этапе с общими правилами, невнятностью, условностями и формальностями, они начинают испытывать тревогу: «Что происходит? Что мы здесь делаем?» Мотивы принятия инвестиционных решений изучены, если разделить их на условные группы, получится около 10-ти, но помимо них всегда есть такой фактор, как импульсивное решение, не обязательно стратегическое и хорошо продуманное. И если страна закрыта, она исключает саму возможность принятия такого решения.

Первую часть истории про иностранных инвесторов в Беларуси читайте здесь, а вторую — здесь.