KYKY: Начнём с простого: ровно десять лет назад Лукашенко пообещал стране «попиццот» – он выполнил обещание? Или сегодня эта сумма – уже «дно» по отношению к стоимости жизни?

Катерина Борнукова: За десять лет нам удалось несколько раз добиться зарплат «попиццот», но каждый раз они откатывались назад. Есть теория, что эта сумма мистическая – как только мы ее достигаем, происходит что-то плохое. Но нет никакой магии – проблема не в сумме, а в способах, которыми ее пытались добиться. Когда десять лет назад была заявлена цель «попиццот», мы были от нее далеки. Средние зарплаты по стране были даже не 480 долларов, а где-то 350-400. Но 2010-й был годом президентских выборов, и людям нужно было что-то пообещать. И на тот момент обещание казалось вполне реальным.

Нулевые для нашей страны стали десятилетием бурного роста. Все думали, что Беларусь – очередное экономическое чудо типа Китая, например. Пару лет наш ВВП рос быстрее, чем на 10% в год. Сегодня это кажется нереальным, но тогда все были в эйфории. Рост обеспечивали хорошие внешние условия – даже Украина, в которой всё плохо, росла. 

Власть в начале нового десятилетия была уверена, что ничего не предвещает беды. А вот независимые экономисты уже начали говорить о рисках: «Мы накопили много неэффективных госпредприятий, если что-то случится на внешних рынках, либо мы напортачим с внутренней политикой, быть беде». Конечно, никто этим пессимистам не верил. На все крупные госпредприятия поступили звонки с распоряжением поднять зарплаты, а затем увеличить размеры пенсий и пособий. Чтобы сделать все эти выплаты, страна просто начала печатать деньги. Как известно, деньги – эфемерная сущность. Да и мы могли напечатать только беларуские рубли, а не доллары.

Только в этом 2019 году мы добились реальных «попиццот». Только это неважно, потому что считать нашу жизнь нужно не в долларах и даже не в рублях – а в коровах.

Как говорят экономисты, в реальных величинах. Тогда мы узнаем: за десять лет наши доходы скромно, но выросли. Правда, в долларах этого не ощущается, потому что рубль сильно девальвировался. Но если напрячься и вспомнить – сегодня на доллар беларус может купить больше, чем в 2010 году. Кстати, в том же 2010-м власть заявила, что уже к 2015 году у нас будет «по тысяче». На фоне роста нулевых даже эта цель казалась достижимой. Но обещание как родилось, так и умерло.

День, когда сломался станок, печатающий деньги

К.Б.: Ситуация в конце 2010-го была такая: мировая экономика вместе с российской экономикой только начали оправляться от кризиса и корректировать свое «поведение». А мы продолжали печатать деньги – за что и поплатились. Наши хорошие экономические времена закончились в первой половине 2011-го вместе с ростом ВВП.

KYKY: Власти понимали, что грянет кризис, но до последнего не хотели говорить людям правду? В сети сохранились выступления Прокоповича, где он в 2011-м клянется, что девальвации не будет.

К.Б.: У экономистов была локальная шутка: когда Прокопович говорит, что девальвации не будет – жди беды через неделю.

Я помню, как в тот год Лукашенко ходил в Нацбанк и его снимали на фоне золотовалютных резервов. С посылом, мол, не переживайте, у нас тут вообще-то кучи золота. Но мы видели, что экономическую власть полность парализовало.

Она не знала, что делать, ей не хватало политической воли отпустить курс рубля. В то время в Беларуси курс устанавливался не на рынке валют – его фиксировал Нацбанк, и в 2011-м он пытался скорректировать курс дважды. Людям не надо было ничего говорить – они и сами видели государственный паралич. Всем было тяжело жить и работать.

В стране случился первый серьезный кризис – жуткая инфляция, резкий скачок курса, но экономика продолжала работать. Кризис сильно ударил по относительно богатым беларусам, которые работали в частном секторе. А вот у относительно бедных людей даже выросли доходы – не в долларах, конечно. 

В 2011-м власть продолжала искусственно повышать зарплаты на заводах и поднимать пенсии. И все еще печатала деньги для инвестиций в госпредприятия – даже делала это еще интенсивнее. Самый яркий кейс того времени – деревообработка: в нее вбухали очень много денег и получился большой «пшик». До сих пор мы не знаем, сколько на самом деле вложили в госпредприятия. По оценкам, только четыре миллиарда ушло в деревообрабатывающую – относительно небольшую – отрасль.

Чем еще плохо раздувание зарплат – на их фоне сильно выросла себестоимость продукции, из-за чего мы стали неконкурентоспособными на внешних рынках. Наш МАЗ стал дороже, чем российский КАМАЗ – и кому он тогда нужен? Экспорт, который обеспечивал нам устойчивый рост ВВП, начал падать.

Когда 2011-й закончился, в стране решили сделать корректировку. Настроение у властей было примерно такое: мы немного лажанули – давайте делать всё то же самое, только аккуратнее – и посмотрим, что будет. Государство продолжило вливать деньги в госпредприятия (но уже не такими темпами) и начало медленную либерализацию частного сектора. В 12-м, 13-м и 14-м году наш экономический рост был очень медленным, и эту проблему уже нельзя свалить на кризис в России – она как раз росла очень бурно благодаря высокой цене на нефть. Единственная причина, по которой наш рост замедлился, – качество нашей внутренней экономики. Многие сходятся во мнении, что проблема в госсекторе.

Жизнь не по средствам как государственная идеология

KYKY: Мы могли стать Польшей, но не стали?

К.Б.: Да, мы могли стать Польшей, но влив в госсектор привел к очень большой неэффективности. Иногда думаешь: вот чего не провели приватизацию? Ну, оставьте вы себе МАЗ и БелАЗ, а тысячи мелких предприятий пусть станут частными. Но нет, на площади Победы до сих пор работает государственная парикмахерская – кому она нужна? Как государство ей управляет? Если там открыть барбершоп, он будет приносить стране намного больше денег.

Еще важный момент: в то время в стране были безумные процентные ставки по кредитам, доходило до 30-50% годовых. Но под такой процент брал деньги только частный сектор, госпредприятиям давали льготные кредиты. И если завод не мог покрыть свои долги, их покрывал бюджет. Когда не хватало в бюджете, включали печатный станок. А это и есть типичная стагнация.

В то же время Беларусь начала наращивать госдолг. Мы активно брали деньги у России, договорились на финансовую программу с МВФ и уже познакомились с китайскими финансами. Мы жили не по средствам, осознанно раздували потребление за счет внешнего мира.

Но, понимаете, госдолг – это наш с вами долг. По сути, не власть кому-то должна – а мы с вами должны всему миру.

Потом произошел второй кризис десятилетия в 2015-16-х. Триггером стал кризис в России, но большая проблема была в нас самих – речь про то самое неоправданное расточительство. Если после кризиса в 2011-м мы могли взять кредиты, то в 2015-м уже никто не давал нам денег на «широкую ногу». Это вынудило государство отказаться от стабильности и урезать доходы – страна перестала печатать деньги. Но к тому моменту мы уже привыкли жить за чужой счет. Реальные доходы белорусов упали, и мы все – не только частники, но уже и электорат – стали намного беднее. И в 2016-17-х продолжали беднеть.

После черной полосы началась белая – в 2018-м ВВП вырос до 3%. Мы решили проблему с тем, что тратили больше, чем зарабатывали. А теперь нам нужно научиться зарабатывать больше – вот главная задача на новое десятилетие.

Что экономике помогает больше: коррупция или IT

KYKY: Когда следующий кризис?

К.Б.: В Беларуси? Сложно сказать, мы все еще сидим на пороховой бочке и ждем, когда она рванет. В мире не было кризиса уже больше десяти лет, с 2008 года. И сейчас все сидят и ждут, когда Трамп окончательно поссорится с Китаем – и рванет. Если отбросить психологический фактор, предпосылок для мирового кризиса вроде как нет, но человеческая натура может сыграть свою страшную роль. Если случится мировой кризис, нам будет очень тяжело – но пока эти страхи не материализовались.

KYKY: Катя, у нас не любят чиновников – и не просто так. Но давай озвучим, какое ведомство сделало больше всего полезных реформ за десять лет?

К.Б.: Когда в 2014-м российский рубль обвалился и все беларусы поехали в Россию за машинами, Нацбанк принял ужасное решение – это был верх идиотизма – ввел 30% налог на импорт. К счастью, налог продержался всего месяц, после чего руководство Нацбанка поменялось и случился большой сдвиг в политике. Это большая заслуга «нового» Нацбанка – он молодец. Вместе с ним большую работу провели Минфин и Минэкономики – тоже очень старались. Но только если Нацбанку дали свободу, у Минэкономики руки во многом связаны. Он не может сказать: давайте приватизируем госпредприятия, он может только что-то предлагать. И пока у Минэкономики не получается заставить нас зарабатывать больше из-за большого количества политических ограничений. На это нужна воля государства.

KYKY: Мы сделали хоть какие-то шаги в сторону многовекторной политики и экономики? 

К.Б.: Сейчас много пишут про частный сектор и большие надежды на него. Во многом это происходит благодаря айтишникам, которые нехило формируют ВВП.

Конечно, если завтра ПВТ взорвется, у нас будет ноль роста ВВП. Кроме него рост сейчас дает только строительство АЭС – но и ее скоро достроят. Больше ничего у нас не растет. 

Но IT в контексте страны – небольшая отрасль, которая едва ли станет больше. За их счет мы продолжим расти на 1,5-2% в год, вот и всё. А нам нужно как минимум 5-6%. Поэтому сейчас государство думает, как подтолкнуть остальной частный сектор к бурному росту. Только вот получается, что мы уже убрали кучу барьеров для частного бизнеса (например, Декретами № 7 и 8), но что-то «не растет кокоc». 

KYKY: Инвестиционный климат лучше стал? Учитывая, что 2010-й – год «Плошчы», а сейчас мы уже как бы IT-страна.

К.Б.: Да, стал. Но большая часть зарубежных инвестиций (не кипрских, что важно) идут только в IT. В западных СМИ уже закончились заголовки про последнюю диктатуру Европы, но в мире нас все еще или боятся, или не знают. Первое, что увидит промышленный инвестор в интернете про Беларусь – рассказы о национализации кондитерки (речь о компании «Спартак», которая раньше была частной – Прим. KYKY). Льготные условия, создание «Великого камня» – это всё хорошо и правильно, но чтобы переломить свой образ в глазах иностранцев, нам нужно рассказать им о том, что мы поменялись. А мы и правда это сделали.

KYKY: А что насчет коррупции и посадок бизнеса – они повлияли на цифры экономики?

К.Б.: Коррупция в госсекторе скорее способствует экономическому росту, чем его тормозит. Это способ обойти искусственные ограничения. Ну какая может быть мотивация у государственного завода зарабатывать больше? Никакой – ведь потом могут наказать за снижений показателей. Поэтому коррупция и стала естественным мотивационным механизмом. И пока у нас будет большой госсектор, ярая борьба с ней не закончится.

Я не думаю, что мотивацией для посадок бизнеса была идея заработать денег в бюджет – скорее сыграли ментальность и желание все контролировать. На макроэкономическом уровне те суммы, которые выплачивали бизнесмены после судов, незначительны. И как раз они никак не повлияли на экономику.

Вредная привычка под названием Россия

KYKY: Нельзя не спросить про турбулентности в отношениях с Россией – за десять лет мы стали независимее от восточного соседа?

К.Б.: Мы входили в десятилетие в сильно созависимых отношениях и выходим из него в сильно созависимых отношениях. Единственное, где появилось немного независимости – цены на газ и нефть: они для нас стали больше, и наш бюджет на 2020-й их учитывает. Но это произошло не по нашей воле, и мы сами ничего не сделали, чтобы выйти из этих отношений.

Изменилась сама Россия – это уже не та супер богатая страна с кучей нефтяных денег. Россия теперь три раза подумает, прежде чем каждый год по 2-3 миллиарда долларов нам подкидывать. Сейчас наша проблема созависимости даже не в том, что если Россия посыпется снова, а мы покатимся за ней. Проблема в том, что Россия не растет – а судя по тому, что там происходит, и не начнет. Поэтому интеграция даже с экономической точки зрения нам не выгодна. Она была нужна только для того, чтобы получить дешевые цены на газ и нефть, но мы научились жить без них. А сейчас нам пора искать другие рынки.

Правда в том, что если Россия захочет сделать нам очень больно, она сделает. И речь даже не про сырье по ценам Смоленской области.

Есть сценарий драматичнее: если Россия решит закрыть для нас свой рынок, потому что мы сильные и независимые – вот тогда наступит очень болезненная задница. С другой стороны, Украина не умерла, и даже Венесуэла до сих пор существует как страна. И мы будем жить – возможно, эта задница станет началом нашего прекрасного будущего.

KYKY: Если бы про 2010-е написали сказку, чтобы объяснять детям, что тут происходило – как бы выглядела эта сказка?

К.Б.: Может, курочка Ряба с золотым яичком, которое разбили? Долго не знали, что с ним делать и разбили. Есть надежда, что скоро снесут новое нормальное яйцо – только на этот раз мы будем знать, что с ним делать.

Поймите, мы прощаемся с потерянным десятилетием. В нулевых мы догоняли весь развитый мир, да ту же Польшу – она тоже всех догоняла. А потом мы начали отставать. Первые пять лет после 2009 года для нас были плохими, последние пять лет – стали еще хуже. И что сейчас? У Польши рост ВВП – 4-5%, а у нас – 1-2%. Так что эти десять лет мы потеряли – не хочется потерять и следующие.