Я ощущаю Беларусь как страну на краю, которая во все периоды своей истории была в пограничном состоянии «недоевропы». Даже если вспомнить историю монголо-татарского ига: оно дошло до нас и здесь остановилось. Тогда единого российского государства не было как такового, лишь отдельные княжества, которые враждовали между собой и не могли объединиться, их легко победило значительно более организованное, мобильное и способное на большие жертвы войско орды. Само понятие «иго» выглядит вряд ли уместным, если вспомнить о том, что «икона» русского общества, «святой» Александр Невский был приемным сыном Батыя и названным братом Батыева сына — Сартака. Да и через 200 лет по территории Беларуси проходила граница европейских государств, которые были более развитыми, чем русские территории. Хотя если копаться в исторических хрониках, их «русскость» на тот момент как минимум спорна: некоторые историки утверждают, что в языке московского царя Ивана Грозного было сорок русских слов. Все остальное — были тюркская, монгольская речь. Если смотреть на гравюры, мы увидим на Иване Грозном халат, тюрбан и башмаки с носами. А это было в 16-м веке, то есть через 600 лет после начала Руси.

Мы всегда были на границе…

ВКЛ и позже Речь Посполитая были, безусловно, движением в сторону Европы, но с 1795 года у нас началась история принадлежности к православному русскому миру. То есть история исключительно восточная. Я не знаю, что было триста лет назад, и не могу здраво судить о том, какова был уровень развития общества в Речи Посполитой. Наверное, чуть хуже, чем во Франции, но значительно лучше, чем в России. В целом, история Беларуси в составе Российской империи — это три восстания за 120 лет против российского управления в период с 1795 по 1914 год. Это много или мало? Cо времени Последнего раздела Речи Посполитой в 1795 году и включения территории современной Беларуси в состав России (до этого нас не было в составе России никогда) на нашей территории началось все то, что свойственно России со всеми ее радостями: вседержавным монархом, угнетенным состоянием малого народа, и Брестской крепостью, построенной в 300 км от ближайшей границы государства (это была захваченная русскими территория, которой они никогда раньше владели, и сегодня единственной причиной строительства крепостикажется усмирение местного населения). Население, конечно, усмирили. За последние 220 лет пребывания в составе России мы получили то, что получили. Нам нужен царь-батюшка, как и всем русским людям.

У большинства людей в Беларуси и сегодня есть потребность иметь мессию. Даже не идею, идеологию, потому что любая идеология (например коммунизм) требует вашего к ней отношения: быть за или против конкретных принципов, взглядов. А человек, который как папа знает, как надо, не требует к себе никакого критического отношения. Я помню эпохальный для судьбы Беларуси референдум 1996 года. На референдуме решался главный вопрос — поддержит ли народ президента. И был там такой пункт: «Согласны ли Вы, что финансирование всех ветвей власти должно осуществляться гласно и только из государственного бюджета?» Пункт был сформулирован так, что на него ответить «нет» мог только абсолютный идиот, или человек в состоянии сильно измененного сознания. Хотите ли вы, чтобы президент, парламент, правительство показывало, на что и как они тратят деньги? Результат — 65,85% против, не хотят.

Эти 65,85% просто не хотят думать сами, не хотят иметь свое мнение, им нужен дядька, который за них все решит.

С 1992 по 1994-й год исполнительную власть возглавлял абсолютный советский тип - Вячеслав Францевич Кебич, а законодательную власть — председатель Верховного Совета товарищ Шушкевич, очень интеллигентный, но очень мягкий человек, который ничего толком совершить сам по себе не мог. За эти два с половиной года мы не успели получить прививку свободы. Это был крайне маленький исторический период, после которого все вернулось на круги своя. 65,8%, а может уже и больше, до сих пор выражают желание закрыть глаза, ушки и доверить все одному человеку. Так выражаются наши восточные традиции и наша потребность иметь царя. В России абсолютно такая же ситуация сегодня, только «герой» другой. Последние полгода мы видим, насколько народное сознание было готово к тому, что случилось в Крыму и Донецке. Достаточно просто согласится с тем, что есть человек, который знает лучше тебя, и дальше ничего делать не надо. Не надо критически осмыслять события, искать какое-то свое отношения, думать о последствиях. «Наши» — хорошие, «чужие» -плохие… и на этом все, мыслительный процесс завершен.

Европейскому миру царь не нужен

Если на востоке есть традиция говорить «мы», то на западе чаще говорят «я». Мне сразу вспоминается многомиллиардный Китай, где «мы» все еще ходят строем. Я был в Китае трижды, и неизменно эта страна производила на меня удручающее впечатление. Да, там много буддистских памятников, но они уже эмоционально «умерли», и у людей на улице очень грустные серые глаза. В Индии, при всей ее ужасающей нищете, значительно более релаксирующие и радующиеся жизни люди. Я думаю, причина кроется в Мао Цзе Дуне, который вырезал всю китайскую интеллигенцию, и был гораздо страшнее для своей страны, чем Сталин для СССР. Количество уничтоженных китайцев в три раза больше, чем количество уничтоженных советских людей. Оттого с точки зрения экономики страна продвинутая, но с точки зрения новых культурных и общественных веяний в этой среде ничего не растет. Потребность в царе у китайцев принимает вид гидры коммунистической партии-то есть этот царь меняется, как менялся генеральный секретарь ЦК КПСС в позднем СССР — он вроде и был главным, но все понимали, что главным остается политбюро. Если мы посмотрим на западную часть мира-то многие нормы — владение оружием, священные право частной собственности, конкурентное судопроизводство — это все проявления очень выраженного «я» отдельного человека в обществе. Есть понимание, что именно это «я» нужно защищать от общества, от государства, потому что оно по определению более слабое.

Мы упустили свой шанс свернуть в сторону защиты этого «я», защиты отдельной личности

В августе 1991 руководство Беларуси благополучно поддержала ГКЧП. У нас не было серьезного народно-освободительного движения, и если бы в Москве было спокойно, то мы бы остались в СССР. Но случилось так, что в Москве победил Ельцин. Мне было 18 лет, и я помню, что «болел» за Ельцина, которого искренне любил народ как придурковатого, резкого, способного выпить, но своего царя. Все это происходило в телевизоре, и остальные рожи, его противники, которых я видел на экране, не внушали никакого доверия. Это были старые сморчки, сурово затянутые в советские костюмы, с трясущимися руками.

Помню, глядя на политический олимп БССР был вопрос: кого любить? Я так и не нашел в Беларуси равнозначного героя. Был постсоветский товарищ Кебич и Зенон Позняк, который говорил махровые, маниакальные речи. Агрессивный Позняк никак не вызывал симпатий. Если бы он имел типаж Леха Валенсы, все могло бы быть в Беларуси по-другому. Но не случилось. Чтобы быть Борисом Николаевичем, «своим царем», нужно иметь смелость идти через трупы и принимать решения о расстрелах — в Беларуси не было никого, кто имел бы достаточные моральные качества, и при этом хотел бы самореализоваться через власть. Немного позже оформилась гражданская партия, которая говорила здравые вещи, но уже пришел во власть Лукашенко, и оказалось, что история катится в сторону некой формы монаршего управления. Сегодня выступать в роли оппозиционера, утверждающего, что все козлы, все плохо, и надо просто развалить мир до основания и построить новый — это совсем не интересно. На этом поле толпа народу, и успеха у нее нет.

Серьезная проблема в том, что когда мы надеемся на любых политиков, то в 9 случаях из 10 мы имеем дело с обратной стороной той же самой медали: у нас плохой президент, и мы сейчас найдем другого, хорошего. Для меня суть в том, что нам вообще не нужно погоняло. Нам нужно много героев, одинаковых по весу с президентом, а то и гораздо больше его.

Пусть героем-бизнесменом будет местный Стив Джобс, а культурным героем — свой Энди Уорхол. Есть ли в восприятии белорусской личности культурный герой, который будет выше президента? У меня в голове всплывает только Мулявин. Есть, конечно, современная история с Ляписами, местными Куллинковичем и Вольским, но это история свеженарощенная и мелкая. А человек тогда внес эпохальный вклад, и очень всерьез работал с тем материалом, который ему достался, не будучи сам белорусом. Но вряд ли Мулявин для подавляющего большинства белорусского общества остается культурным героем, думаю что его давно победил Стас Михайлов. Давайте представим женщину из аудитории Стаса Михайлова, разведенную за сорок, в восприятии которой Стас Михайлов является своеобразной отдушиной. Если у нее спросить, согласна ли она, чтобы Стас Михайлов стал президентом, она скажет: «Ни в коем случае! Вы что? У меня же батька!» Женщина чувствует, что президент влияет на ее жизнь, жизнь ее детей, дает ей заработок и продукты питания, а Стас Михайлов — нереален, это персонаж мультфильма. Он просто поет, с ее точки зрения хорошо. Лукашенко воспринимают более приземленно и реалистично, несмотря на то, что он, по сути, тоже человек из телевизора. Больше реальных героев у нее нет.

Если мы посмотрим на Англию, то там, для немолодой английской женщины реальна Королева, председатель парламента, оппозиционной партии, а также вполне реальный председатель местного совета, решения которого сказываются на жизни.

У них есть профсоюз трамвайщиков, который начинает давить на политические партии, представленные в парламенте и говорить: «Ребята, у нас херня творится». Одна из политических партий, оценивая свои перспективы на будущих выборах, берет тему на вооружение и начинает отстаивать права трамвайщиков. Какие вещи она им может обещать? Парламент не принимает решение о зарплате трамвайщиков. Решение о зарплате принимается коллективным соглашением между профсоюзом и работодателем на определенный период, но на это влияет власть и закон. Королеву это никак не касается, и скорее всего, это не коснется премьер-министра Англии. Все решится на уровне партии, работодателей и профсоюза. Государственное управление, распределенное по иерархии, от местных советов до парламента, очень стабилизирует систему: ну не знает Лукашенко, какой способ оплаты труда в конкретном ЖЭСе будет правильным! Да и не должен президент заниматься такой ерундой: предприятий в стране десятки тысяч, Лукашенко хватит на сто, остальные останутся без внимания. Надо системно решать серьезные вопросы, а все «личные посещения, жэсточайший контроль» производят хорошее впечатление на телеаудиторию, но никак на ситуацию в стране не влияют. У нас сегодня отсутствует вот эта иерархия, система распределения власти — местные советы и исполнительная власть не самостоятельны, у них нет своих бюджетов, нет понимания прав, они находятся в абсолютной зависимости от вышестоящих инстанций и старательно избегают собственной активности. Им много лет давали по носу, сейчас вроде как дают меньше, но собака уже воспитана так, что в барскую комнату входить нельзя. Тем не менее, у меня есть ощущение, что сам Александр Григорьевич очень хотел быть любимым. Он очень хотел быть героем и первые 10 лет даже что-то получалось. Но сегодня — идей новых нет, толковых соратников тоже и даже ближайшее окружение видит, что наш герой стареет, «выгорает» эмоционально.

Я недавно первый раз зашел в Вестминстерское аббатство в Лондоне, где похоронено очень много великих британцев, в том числе Исаак Ньютон, Чарльз Дарвин, поэт Эдвард Лир. Там же находится памятная плита Уинстону Черчиллю. Когда у него самого спросили, хотите ли вы после смерти лежать в Вестминстерском аббатстве, он сказал: «Нет, там слишком много людей, чьих взглядов я не разделяю». Вероятно, поэтому он похоронен в другом месте. Но плита его, как благодарность граждан — там.

Я бы очень хотел дожить до времени, когда у нас с одинаковым почтением на кладбище будут лежать люди разных взглядов. Тогда и получится в Беларуси что-то вроде Олимпа с большим количеством героев. А пока у нас политика — это война на уничтожение. Как в анекдоте: у нас несходство по земельному вопросу. Они хотят, чтобы мы лежали в земле, а мы хотим, чтобы они.

Так то Англия, а это — мы!

Однажды в польском магазине мне попалась книга по истории, где была карта Европы. Она датировалась периодом между 18-м и 39-м годом, между Первой и Второй мировой войной, и на ней разным цветом были отмечены откровенно диктаторские режимы, умеренная автократия и демократические страны. На этой карте в 1935 году была лишь одна демократическая страна — Англия. Остальные страны были охвачены разной степенью одной и той же болезни: что фашизм, что своеобразные прибалтийские режимы, что социализм. Трудно себе представить, чтобы сегодня вдруг английское общество проголосовало за фашизм. Это невозможно. Британский парламент уже не способен совершить никаких резких действий. Но для этого нужно пройти очень много циклов выборности власти. Когда вы первый раз делаете выбор, у вас много разных радикальных группировок, каждая из которых рвется к власти. Это сумасшедший дом, смертоубийства и подлоги. Но если у вас честная процедура повторяется тридцать лет, то постепенно выкристаллизовывается мнение общества по поводу того, каким оно хочет видеть свою страну. С каждыми новыми выборами это состояние чуть корректируется, но оно не способно поменяться на 90 градусов сразу. В обществе уже есть согласие, что в целом наши взгляды вот такие. Мы можем их чуть менять, но есть наработанная столетиями привычка, как мы смотрим на вещи.

Все, что надо — это раз двадцать проходить один и тот же цикл. Той же Украине теперь нужно раз в четыре года повторять одну и ту же прозрачную процедуру. Не знаю, смогут ли они обойтись без люстрации, без поражения в правах тех, кто был причастен к власти при прошлом режиме. В нашем случае нужна была люстрация тех, кто имел посты при Советском Союзе — это не значит, что они бы получали меньшую зарплату. Это значит, что они не имели бы права участвовать в управлении государством. Такое поражение в правах — признание обществом факта, что тогда было зло, и оно никогда больше не повторится. Украина прошла очень маленький временной промежуток. Им будет легче, если они несколько раз повторят одну и ту же процедуру выбора президента и Парламента, чтобы сформировался некий общий взгляд народа на будущее страны.

И такой, общий взгляд общества на будущее, нужен и нам. Мы не сможем избежать этого исторического этапа. Дай бог, чтобы он не был таким болезненным, как в Украине. И хотелось бы дальше без «мессий» …. любой породы.