На третьи сборы некоторые из нас приехали на своих автомобилях прямо к порогу части. На парковке возле КПП было непривычно тепло и свежо. Эмоции были смешанными: с одной стороны, мы понимали, что в полку потеряем большую часть солнечного тёплого лета, с другой стороны, лучше служить жарким летом, чем стучать зубами, делая сугробы на плацу квадратными. 

Всё, чего не должен делать резервист

На следующий день мы приступили к «долгожданным» е*ошкам [работам], с утра до вечера под палящим солнцем обустраивая технический парк. Каждое утро нас разбивали на группы и отправляли на свои задачи. Кто заливал отмостку, кто таскал тяжеленные бордюры, кто делал навес для автотехники. Была и абсолютная глупость: красили бетонный забор цементом, ровняли просевший в землю забор путём подкладывания камешков между плитами – и ещё сотни тупейших задач. Мы были кем угодно, но не солдатами. Скорее, узниками лагеря исправительных работ строгого режима. Интересен вот ещё какой факт. Я говорил в предыдущей главе, что привлекать резерв к работам запрещено. Поэтому, как только на территорию части приезжал чёрный патриот [УАЗ Patriot], мы бежали в учебный класс и просто сидели там, а когда получали команду вернуться к своим работам, это означало, что проверяющий «сверху» уехал. Надеюсь, вы понимаете, что участие в этом цирке для нас было не на добровольных началах. На протяжении двух последних сезонов мы задавали вопросы начальникам сборов, но тем оставалось лишь пожать плечами: «Приказ командира». 

Время от времени мы работали и после ужина в свободное время. С 9 утра до 18 вечера с перерывом на обед мы просто вкалывали как проклятые. А если командиру хотелось, он отдавал приказ продолжить – и после ужина мы работали ещё часа 2-3. Бывало, что 1-2 группы приходили в казарму уже к самому отбою, минуя вечернюю поверку. 

Работы не оставляли нас в покое даже в выходные и праздничные дни. Накануне Дня Независимости главнокомандующий отослал телеграмму с приказом запретить все работы в парке. В нём не должно было находиться ни единой души, кроме дежурного и дневальных. Вопреки этому, работы продолжались. В этот день группе наших ребят, возглавляемой начальником сборов, встретился генерал из Северо-западного оперативного командования. Ребята были одеты в рабочую форму, поэтому было ясно, что они держат путь не с променада. Генерал был в ярости, и на вопрос «что люди делают в парке?», начальнику сборов не оставалось ничего, кроме как опустить глаза и пожать плечами. 

Капитан, который ноет

Как вы понимаете, слухи об уходе командира части не подтвердились, и в отпуск он ушел только через две недели после нашего приезда. С тех пор нас «засосало» на полигон, на котором мы работали практически до конца сборов. Уже знакомый нам по «Западу-2017» летом выглядел куда дружелюбнее. Суть работ была в том, чтобы равнять колонный путь лопатами и граблями. Технически мы просто копали, а формально так проводились практические занятия по наведению колонных путей и дорог. Инженеры. 

К нам приставили капитана, обязанности которого заключались в управлении 25 людьми с высшим образованием. Но он постоянно ныл о своей ужасной жизни, в прямом смысле слова плакал и пинал неразорвавшиеся снаряды на полигоне ногой. Нам приходилось оказывать ему психологическую помощь и за рукава оттаскивать от той или иной опасности, коих на полигоне немало. Глядя на него, складывается впечатление, что обслуживание своих базовых потребностей ему даётся с трудом, что уж говорить о целом взводе. Очень интересует ответ на вопрос, что такие люди делают в беларуской армии.

На полигоне мы проводили обычный рабочий день с перерывом на обед. Для этого за нами регулярно приезжал МАЗик и отвозил в столовку родной части. Столовая у нас была гражданской, т.е. готовили и обслуживали солдат гражданские лица. В первые два сезона столовая была единственной ложкой мёда в бочке службы. Кормили нас плотно, а главное, вкусно. Конечно, не Мишлен, но ели охотно. Иногда женщины-повара просили нас из кухни принести на раздачу огромные кастрюли с горячей едой. Там, в святая святых любой части, было всегда свежо и чисто. Единственное беспокойство вызывали чёрные пятнышки в углу у потолка. Тараканы были, но только в этих углах.

На третьем сезоне в этом заведении что-то пошло не так. Тараканы теперь были везде. Под ногами, на столах, в еде. Каждый приём пищи затягивался из-за осмотра пищи на предмет лишнего белка. Кто бы мог подумать, что готовые тараканы настолько искусные мастера маскировки: под крылышком у курицы, в плове под видом мяса (барбариса?), в густом и мутном киселе. Еда резко стала отвратительной. От картофельного пюре у половины взвода была изжога, перловку, которую раньше ели почти все, не ел почти никто. Жаловаться и недоедать стали все. Жирные подносы, жирная посуда. Нам доводилось видеть, как сотрудники столовой моют посуду: они берут её из грязной кучи, ополаскивают под водой и отправляют в пластиковые стаканы с «чистым». Видимо, не успевают помыть как следует между приёмами пищи.

Служи себе тихо и не возникай

На полигон мы скатались и в воскресенье. Распорядок дня шёл своим чередом, за окном барабанил дождь и в казарме на удивление стало уютно. Никто и предположить не мог, что через минуту в расположение войдёт ответственный по полку и отдаст распоряжение самим выбрать 2/3 нашего взвода, которые отправятся строить полевой госпиталь. Никого не волновало, что к нам едут родные и близкие на посещения. В армии приказы не обсуждаются, но наше терпение трещало по швам. Большой и угрюмый подполковник сначала всячески давал нам понять, что это приказ командира и он обязан подчиняться, а позже сменил тон и стал пугать «губой» [гауптвахтой]. Конечно, мы не могли встать в позу и отказаться исполнять приказ. Там на полигоне ребята не отработали и двух часов. Приехал какой-то генерал, дал всем «прикурить» и приказал ехать в часть. С родственниками эти ребята так и не увиделись.

Конечно, это не смертельно. Но в армии есть своё расписание, которое должно соблюдаться. Если ты его нарушаешь – поедешь «на губу». Если его нарушают офицеры, то «солдат обязан стойко и мужественно переносить все тяготы и лишения военной службы». Двойные стандарты? В вооруженных силах нашей республики по соображениям недопущения шпионажа запрещены любые технические устройства, которые могут фиксировать аудио- и видеоматериал, что развязывает офицерам руки. Доказать факты грубых нарушений и полного беспредела офицерами становится невозможно. Жаловаться на руководство части пока ты служишь – очень плохая идея. Виновные, скорее всего, останутся в этой части – и как ты потом будешь служить? 

А жаловаться действительно есть на что. Одному молодому солдату из нашего батальона пришли страшные вести: у его дедушки и бабушки разом нашли онкологию. Ты находишься в четырёх стенах, мысли об этом сжигают тебя изнутри, а душа отчаянно ищет способы приехать к родным. Тебе служить полтора года и, возможно, самый нужны момент быть рядом – именно сейчас. И если в будний день уехать из расположения очень сложно, то, имея поощрение в виде двухсуточных увольнительных, ближайшей субботы ты ждёшь как никогда раньше. Осталось подписать заявление у командира части – и дело с концом. Он носил заявление раз семь, и каждый раз ему отказывали ввиду неправильной формы составления заявления, орфографических или пунктуационных ошибок. Но даже когда всё было идеально, ему снова отказали. Весь цинизм в том, что в ту самую субботу этот парень стоял в наряде, проклиная армию, а в актовом зале наверху перед всем личным составом полка командир объявил ему ещё одно двухсуточное увольнение за хорошую службу. Но использовать его в те выходные парень не мог. И потом мы удивляемся, что в армии вешаются солдаты? К нам относятся, как к скотам. Меры будут приниматься только тогда, когда оборвётся чья-то жизнь, а пока ничего же не случилось... Зачем на ровном месте что-то менять? Служи себе тихо и не возникай, а то поедешь «на губу».

Несогласных – на гауптвахту

Вообще, увольнения для срочников в нашей части – это невероятная редкость. Насколько мне известно, в увольнение солдаты могут кататься каждую неделю, с условием, что на выходные не больше 30% личного состава и если на солдата не наложено взыскание. И на бумаге так и есть. Вот только с реальностью это в корне различается. И солдатские подписи о том, что они действительно ходили в увал, как правило, стоят левые.

Пугать «губой» в нашей части – традиция. А ещё есть традиция туда отправлять. На памяти офицеров резерв никогда на неё не сажали, но мы смотрели на вереницу срочников, которые то и дело туда катались. Из нашего батальона там было процентов 30 солдат. В соседнем батальоне – ни одного. В чём разница? Правильно, в комбатах. Да и командир тоже любит этот вид взыскания. Нас он пугал ею, наверное, чаще всех. Не считаешь, что рубить топором асфальт рационально – поедешь на губу. На утренней зарядке присел не в полную силу – поедешь на губу. 

Пугали нас не только губой. На сборы часть резервистов приезжает на своих машинах, которые становятся на парковку возле части. Во время вторых сборов по непонятной причине в одно воскресенье руководство запретило посещения. Тем, к кому ехали родственники, пришлось звонить родным и объяснять, что пора разворачиваться обратно в Минск. Конечно, близким захотелось узнать, в чём же причина. Через 20 минут после звонка в Министерство Обороны посещения вновь были разрешены, но руководству части это не понравилось. Нас поставили перед фактом, что сегодня приедет эвакуатор, который отвезет наши машины на штрафстоянку за парковку в неположенном месте. На вопрос, почему оно неположенное, мы получили ответ: «Парковка только для офицеров части».

При этом последние сборы всё же были самыми нормальными. В отсутствие комбата мы договорились с его заместителем, что будем ежедневно мыться. В отсутствие командира на физической подготовке мы не просто выполняли зарядку на плацу, а играли в воллейбол и занимались на турниках. Тупые приказы исчезли как вид, да и в части спало напряжение. На тёплом солнце мы, с большего, не болели, поэтому нужды ходить в санчасть не было. А после случая в Печах по всем частям республики прокатилась волна проверок на предмет дедовщины. И в нашей части вопрос с ней был решён: на четыре года посадили одного солдата, с которым мы служили на вторых сборах. 

Мораль этих статей в том, что в армии полно вопросов, которые нужно решить. Система критически нуждается в починке. Важно найти правильных людей, которым важно, чтобы система не блестела снаружи, а правильно функционировала изнутри. Которые не будут идти по головам, чтобы вскарабкаться на следующую карьерную ступеньку, а будут относиться к работе, как к своему бизнесу.