Тимофей Подвицкий – молодой парень из Минска, а уже геронтолог: ученый, который изучает старение живых организмов, в том числе и человека. Он и его коллеги рано или поздно подарят нам всем бессмертие (если верить им самим). С ноября прошлого года Тимофей работает в Кельне в Институте Макса Планка Биологии Старения, проводит исследования для докторской работы и уверенно заявляет: бессмертие человека – это вопрос времени. Мы достаточно скептично относимся к таким заявлениям, поэтому начинаем с самых простых вопросов.

«Теоретически мы можем быть бессмертны»

KYKY: Чем сейчас занимается геронтология?

Тимофей Подвицкий: Если обсуждать замедление старения, то сейчас существует несколько направлений: самое близкое к реализации – это фармацевтика. Таблетки, в общем. Тут уже проводятся клинические испытания – разрабатываются вещества, которые действуют на уровне организма. Они не изменяют какие-то клеточные процессы, а лишь позволяют организму находиться дольше в состоянии баланса. В перспективе мы можем говорить об увеличении средней продолжительности жизни лет на 10-15, но, что самое главное, это уменьшение вероятности развития заболеваний, связанных со старением: это и рак, и артрит, и Альцгеймер.

Есть еще генетическая терапия и клеточная инженерия. В этом направлении возможностей намного больше: с помощью этих средств мы можем изменять биологию как таковую. Естественно, этот путь более трудный. Хотя, некоторые виды терапий, например, очищение организма от стареющих клеток, уже сейчас испытываются на млекопитающих.

Ясное дело, что в ближайшем будущем это будет очень дорого, но так происходит с любой медицинской технологией: поначалу она дорога, но с развитием методов становится доступнее.

Кстати, недавно ученые доказали, что при соединении кровеносных систем молодых и старых организмов старые живут дольше. Как в мифах о вампирах. Я слышал даже, что в Силиконовой долине есть такой стартап: пожилые люди с деньгами могут сделать инъекцию молодой плазмы, а молодые люди могут сдавать кровь на это и получать деньги.

KYKY: Что такое старение?

Т. П.: Старение – это не только изменение внешнего вида человека, и не только появление болезней, связанных со старением. Нужно понимать, что в дикой природе организмы почти никогда не доживают до старости: обычно они умирают из-за хищников, по причине болезни, холода или голода. На старый организм не происходит эволюционного давления. Старение – это стохастический процесс: то есть нет такой программы, которая программирует нас стареть. Мы как ученые можем понять логику отдельных клеточных изменений и сделать обратный инжиниринг этих процессов, вернуть их в начальное состояние.

KYKY: И до каких пределов это можно «перемотать»?

Т. П.: Теоретически, пределов нет. А практически увеличить жизнь червяку удалось в шесть раз. Конечно, это простой организм, но ген, который увеличил продолжительность жизни червю, потом проверили на мухе. Это увеличило продолжительность жизни в два с небольшим раза. На млекопитающих – прирост был еще меньше. Но, тем не менее, это сработало. Механизм всегда одинаковый, просто чем сложнее организм, тем слабее эффект. Теоретически, если мы можем «пофиксить» отдельные механизмы, отдельные клеточные процессы, то можем быть бессмертны. Предела нет. Вопрос только в развитии технологий.

Сколько на самом деле мы сможем жить

KYKY: Во что все упирается? Какие сейчас главные проблемы у геронтологии, как у науки?

Т. П.: Геронтология развивается хорошо и быстро, в неё вкладываются большие деньги, как частными компаниями, так и государством. Частными понятно, почему, – есть богатые люди, которые хотят жить вечно. А государством – потому что население стареет, соответственно, происходит огромный прессинг на экономику. Много денег тратится на здравоохранение. Поэтому интерес государства абсолютно прямой и понятный. Если не в достижении бессмертия, то в том, чтобы люди старели хотя бы без заболеваний.

KYKY: Получается все дело во времени?

Т. П.: Я бы сказал, да. Проблемы всегда есть: хочется иметь больше данных, денег на исследования. Вообще, человек стареет очень долго, и чтобы изучить влияние препаратов и терапий на этот процесс нужно ждать 20-30 лет. Если мы начинаем вмешательство на людях после шестидесяти, то нужно долго ждать, пока мы увидим эффект.

С другой стороны, сейчас мы можем исследовать молекулярные часы – если мы знаем, что некоторые молекулы с возрастом изменяются с каким-то определенным паттерном, одинаковым у всех организмов, то мы можем это использовать. Взять за основу и не ждать, пока человек состарится и умрет, а смотреть через пару лет, замедлились или ускорились часы, либо не изменились. Это, несомненно, поможет ускорить исследование старения.

KYKY: На что человек может претендовать на данный момент?

Т. П.: Фармакологическое направление, которое не вмешивается в базовые процессы, но позволяет использовать ресурсы человека по максимуму, дает нам 15-20 дополнительных лет. Что самое главное, это 15-20 лет здоровья. Это не замедленное дряхление: ты стареешь, здоровея.

Еще есть долгожители, которые умирают за сто лет, – они, как правило, умирают не из-за болезней, а из-за увядания иммунной системы, проще говоря, их может убить обычная простуда. Нужно еще понимать, что у разных людей органы стареют с разной скоростью. У кого-то состояние мозга отличное и в сто лет, а кто-то болеет Альцгеймером после пятидесяти.

Соответственно, если снизить вероятность развития болезней типа рака, продолжительность жизни в сто лет станет нормой.

Биологический предел нашего вида –это примерно 120 лет. Но в контексте генетической и клеточной терапии лимита нет вообще.

KYKY: От чего зависит продолжительность жизни: это гены или образ жизни?

Т. П.: И то, и другое. Генетика очень важна: нет двух людей с одинаковым геномом. У каждого человека разная предрасположенность, разный шанс развития того или иного заболевания. Ну, и среда, конечно, имеет огромное значение. А еще диета и физическая активность.

Есть ли секс после ста лет?

KYKY: Как скажется развитие геронтологии на вопросах рождаемости и перенаселении планеты?

Т. П.: Все зависит от скорости роста популяции. Если мы посмотрим на развитые страны, то прирост населения там очень невысокий, а то и вообще уменьшается. А это именно те страны, которые и будут в первую очередь адаптировать методы продления жизни. И я думаю, если мы экстраполируем этот тренд в будущее, то, возможно, к году 2050-му рост населения Земли вообще прекратится или будет очень невелик. Поэтому перенаселения точно бояться не стоит. Это не главная проблема.

KYKY: А какая главная?

Т. П.: Социальная адаптация к этим изменениям. В нашем обществе человек после шестидесяти – пожилой и престарелый – может только потихоньку копаться в огороде или сидеть на скамейке. И эту точку зрения нужно менять. Если мы будем жить до 120 лет, то наше понимание жизни после 60 нужно будет переосмыслить. Переосмыслить наше отношение к старости вообще. Будет требоваться обеспечить социальную стабильность в период перехода на новую модель общества.

KYKY: А пенсионные фонды? Если мы сильно увеличим продолжительность жизни, то, как нам быть тогда с пенсионным возрастом?

Т. П.: Да, есть такая проблема. Но нужно понимать, что затраты на людей пенсионного возраста – это не только выплаты пенсии, но и медицинские расходы. Основное направление, в котором работают фармацевтические средства, которые будут доступны в ближайшие 10 лет, – это именно уменьшение риска развития болезней связанных со старением. Это как раз то, что поможет сохранить значительное количество денег, даже если пенсионный возраст останется неизменным.

KYKY: Возвращаясь к рождаемости – как это все повлияет на женщин и их детородный возраст?

Т. П.: Если мы говорим о фармакологических веществах, которые сейчас испытываются, то они, скорее всего, будут прописываться уже людям пожилого возраста. Тогда это не изменит репродуктивный возраст. У женщин, во всяком случае. Но если говорить о клеточной и генетической инженерии, то там, конечно, значительно больше возможностей.

Хотя сейчас при большом желании женщина может родить и в 60 лет, уже после наступления менопаузы. Наука уже позволяет удлинить репродуктивный возраст. Но это никак глобально не повлияет на население Земли.

KYKY: И секс в 120 лет будет возможен?

Т. П.: Конечно. Но это перспектива при условии, что мы сможем преодолеть видовой барьер и увеличить продолжительность жизни за 120. Если мы сохраняем функциональность организма, то продлеваем и период сексуальной активности.

KYKY: Но мы продлеваем жизнь вплоть до бесконечности при идеальных условиях. Тем не менее, надо будет отказаться от сигарет, алкоголя, избегать пагубного влияния телевизора, гаджетов и нашей загрязненной окружающей среды. Иначе все это бессмысленно?

Т. П.: Все правильно. Но почему бессмысленно? Смысл есть. Конечно, по случайным причинам человек все равно будет умирать. И загрязнение воздуха останется проблемой, но тут я настроен достаточно оптимистично. Во-первых, с любой технологической проблемой мы можем справиться, вопрос только в нашем желании действовать. Во-вторых, те методы, которые позволяют продлевать здоровую жизнь, могут применяться и при лечении болезней. Но старение – это самая сложная проблема. Если мы что-то сможем сделать с ним, то, наверняка, справимся и с другими проблемами.

Кто будет жить дольше: немец, японец или беларус?

KYKY: Геронтологические инструменты по продлению жизни будут одинаково эффективны и для беларуса, и для японца, и для немца?

Т. П.: Есть разница в генетическом плане. Различная предрасположенность к болезням и воздействиям. Из стереотипного: азиаты в среднем хуже усваивают алкоголь, чем европейцы. Поэтому и разница какая-то будет. Но поскольку базовые механизмы старения универсальны, то средства замедляющие старение будут работать и там, и там.

KYKY: Японцы могут похвастаться своим долголетием. Какие-то нации наоборот. Люди разных наций по-разному стареют?

Т. П.: Вообще, да. Это обусловлено средой, развитием нации. В сфере геронтологии сейчас лидирует США, в Европе – Великобритания и Германия. Азия набирает обороты. Япония 100 лет назад имела не такой высокий возрастной показатель, как сейчас. Биологически люди с того времени никак не изменились. Развилась медицина, позволяющая достигнуть этого биологического лимита. Например, немецкое правительство целенаправленно выделяет денежные средства на исследования.

KYKY: И сколько денег выделяет Германия на исследование?

Т. П.: Я не знаю точных цифр. Но моя докторская, включая зарплату, – это порядка 70 тысяч евро на три года. Без стоимости экспериментов. Я занимаюсь изучением хронических болезней почек. Это очень интересно с точки зрения медицины, потому что заболевания почек – это очень трудные для лечения проблемы. И это не большой проект. В крупных межинституциональных проектах счет может идти на миллионы евро.

KYKY: То есть, ваша зарплата в месяц…

Т. П.: Брутто – две тысячи евро в месяц. Нетто – 1500. Что, в принципе, позволяет комфортно жить в Германии. Да и мои рабочие часы, по большому счету, ограничены лишь мотивацией и желанием работать. В нашей лаборатории абсолютно свободный график.