Сама история Минска берет свой отсчет не с момента его созидания, а от первой записи о его уничтожении. Юбилеи города празднуют не что иное, как годовщины первого зарегистрированного стирания Минска с лица земли и истребления его жителей.
Нулевой пункт современного Минска, начало его советского летоисчисления, описывается буквально тем же образом: «Минск был разрушен на 90%…» с разницей только в том, что судьбу жителей социалистический генезис оставляет без внимания (Количество погибших горожан, в отличие от разрушенных домов, кстати, не только не упоминалось, но и никогда не было подсчитано).
Минск похож на меандрирующую реку, все время на пути к другим берегам, город, в который не войдешь дважды. Веками не находит себе места городской центр, испробовавший за историю города многие локации: городище, верхний рынок, площадь Ленина, Октябрьская площадь; меняется городская застройка, сменяется городское население. Сегодня в двухмиллионном городе найдешь меньше коренных жителей, чем в лесу на Куропатах. Кто- нибудь может назвать имя хоть одной минской династии (ту, про которую вы сейчас подумали, еще рано называть династией)? Для каждого нового городского поколения городское прошлое - это чужое прошлое. Сооружения одного поколения, сметающего сооружения предшественников, немного позже сами сметаются их последователями.
«Смена вех. Смена всех»
Вид с холма у Кафедрального Собора, самой популярной точки для презентации города, отлично демонстрирует эту традицию. Ансамбль теперешнего проспекта Победителей, погребший Татaрскую слободу Раковского предместья, на глазах сам уничтожается высотками следующего поколения. Всего 30 лет назад реконструкция Троицкого, сделанная по примеру «офонаревшего», как его называл Б. Окуджава, Арбата, подвергалась немалой критике из-за фальсификации исторического духа места. Но на сегодня само Предместье, ставшее неотьемлемой частью показного имиджа города, деклассировано до кучки сторожевых домиков молодым архитектурным гоблином — домом Чижа. Напротив Троицкого, под толщей вод, уже три десятилетия покоится стадион Трудовые резервы. Его подводная карьера вот-вот обгонит по длительности спортивную. На дне он оказался после того, как Свислочь была запружена в рамках создания водно-зеленого диаметра. Но вскоре, глядишь, и затопивший его ландшафтный проект будет наново перекроен воссозданным Минским замчищем. Валы Замчища, разумеется, в свое время были сравнены с землей горожанами. Над Осмоловкой, построенной разрушившими город немцами, два поколения спустя нависла строительная гиря беларусов.
Птенец Феникс
Минск, как иван-чай, растет предпочтительно на руинах. И эта его привычка, очевидно, как ни что другое, поддерживает особую жизнеспособность города. Минск, теперь беларуская столица, существует уже более 900 лет, используя каждое уничтожение для нового скачка в развитии. Последствием самого фатального в истории города периода 1941-44 годов стал темп городского роста, какое-то время державший второе место в мире. Несмотря на свой внушительный возраст, Минск производит впечатление города очень молодого. Вечная молодость, местами переходящая в вечное детство - это результат постоянного, если не чрезмерного применения диалектического рецепта: «Разрушай, чтоб создавать».
Этот рецепт, если и не в экстремальном минском варианте, традиционно использовался множеством городов, сумевших просуществовать столетиями. Kакие города смогли полностью сохранить свою первозданную архитектуру? Помпеи и Геркуланум, надежно законсервированные вулканическим пеплом? Брюгге и Рай, чья жизнь остановилась с потерей экономического могущества? Город Припять, спасенный от преобразований высоким уровнем радиации? Даже малолетние зрители недавно вышедшего на экраны «Паддингтона» без труда понимают, что консервация и жизнь — вещи плохо совместимые.
Так же плохо совмещаются Минск и реконструкция. Минск является наглядной агитацией против реконструкции. Копии гостиницы Европа, ратуши, Дома сьезда РСДРП, построенные на приблизительно том же месте, из приблизительно тех же материалов, что и оригиналы, и сильно на них похожие, хотя никем за них не принимаемые, убедительно демонстрируют лишь один исторический факт: реконструированные объекты минским культурным телом отторгаются.
Фото: Superstudio
Даже выбор образцов для подражания сторонников минской реконструкции носит довольно морбидный характер: «Восстановить разрушенный коммунистами дореволюционный Минск, как восстановили разрушенный фашистами Старый Город в Варшаве!» От Минска, если его подобным образом восстановят, останется разве что церковь Святого Духа. Поляки при возрождении своего центра, пользуясь случаем, удалили из истории города не только немецкую, но и два века российской оккупации. Старый Город восстановлен не в том виде, в каком его захватили немецкие войска, а в его виде за два века до этого события. Все следы как раз-таки той самой архитектуры, о которой печалятся минские любители старины, поляки стерли в действительно ни с чем не сравнимом акте реконструкции.
История архитектуры не имела понятия охраны памятников до эпохи просвещения. Города жили, а значит, они разрушали, достраивали и перестраивали доставшиеся им сооружения по своему усмотрению, а не по замыслу первоначальных авторов. Ренессансные и барочные церкви Рима возводились из мрамора разрушенных римских храмов. Пантеон и Айя-Софию сохранило тысячелетиями не трепетное обращение к оригиналу, а безоглядные перестройки и приспособление к насущным нуждам поколений и исповедуемых ими религий. Минск не был чужд канонам этой классической традиции, и, парадоксальным образом, бесцеремонное обращение сохранило многие из дошедших до нас исторических объектов.
Советские монументы не только предоставляют пьедесталы для голубей и испачканых ими личностей, но и берегут гранит с еврейских кладбищ, нередко использованный для их возведения. Сколько церковных сооружений дошло до наших дней благодаря переустройству их в архивы, склады, бассейны и театры.
Но, конечно, не все эти функции задержались надолго. Новые хозяева уже замазали золотом следы пребывания прежних, выкурили ладаном их дух. (Ах, зал с электрическим органом чешского производства в церкви святого Роха, отобранный у любителей камерной музыки римскими католиками в 2006 году вместе со зданием!). Все течет, все меняется в славном городе Минске.
Минская стена
No Stop City by Archizoom
Но одна вещь в городе оказалась до сегодняшнего дня неистребима —его «кремлевский» принцип. Минск начинался как город, состоящий из огороженного замчища и хижин, и по сей день имеет ту же доисторическую композицию. «Минская стена» нерушима: улицы, районы и реки исчезли, а деление на представительный центр и убогие окраины и ныне здесь. Историк Тимоти Колтон охарактеризовал эти две противоположные составляющие как город «монументальный» и город «минимальный». Минимальный, разумеется, не по размеру, а по качеству городской среды. Размеры минимального города растут как раз-таки в индустриальном масштабе на продукции минских домостроительных комбинатов. Хоть на ментальной карте города, в представлении минчан, однозначно доминирует его «монументальный» центр, на физической карте он занимает не более одной десятой территории. Остальные 90% территории города занимают его «минимальные» окраины, с которыми минчане свой родной город, как правило, не ассоциируют. В своем представляемом Минске горожане оставляют от реального города едва ли больше, чем от него в свое время оставила вторая мировая война.
Чем не руководство для хранителей минской традиции, это подсознательное желание городского большинства? Может быть, пора оставить в покое 10% монументального города, отдать их в распоряжение историков и культурных археологов, а самим переключиться на разрушение в действительно столичном масштабе?
Превратить минимальный город наконец-то в историю, сократить тотальные пустыни панельных домов до нескольких музеальных островков. И построить на месте минимального - максимальный город, который принадлежал бы не хозяевам жизни за «минской стеной», а его двум миллионам жителей.
Иллюстрации: Superstudio