Кто-то стремится выехать из страны, кто-то создает локальные сообщества для решения культурных, экономических или образовательных задач, а многие «бегут» из городов. Это очень интересное явление. В 1960-е годы двадцатого века в Беларуси началась урбанизация, и жители «вёсак», сел, небольших местечек стали переезжать в города, особенно в Минск. Туда, где раньше преобладали еврейская, польская, литовская, советская русскоязычная культура с системой коммуникации, бытом и отношениями, стал проникать беларуский менталитет со всеми вытекающими последствиями. И до сих пор получить жилье в Минске, построить ипотечную квартиру в Каменной Горке является заветной целью для многих амбициозных провинциалов.
Но среди людей, занимающихся бизнесом, ремёслами, искусством, доминирует стремление выехать из города, осесть в маленьком местечке, построить себе дом или приобрести хутор. Это началось около 10-15 лет назад. И то, что вначале выглядело как поветрие, сейчас превратилось в закономерность, которая, на мой взгляд, имеет давние культурно-исторические традиции.
По большому счету, беларусы никогда не теряли связь с «малой Родиной», со своей землей, имели в деревне большую родню, приезжая на семейные праздники или уборку урожая. Позже у многих эта тяга к земле сублимировалась в дачный участок, пресловутые «шесть соток» с домиком и обязательным огородом, который возделывался по выходным. Но у нового поколения поселенцев совсем другие цели.
Хутора как очаги культуры и бизнеса
В литературной среде появился молодой писатель Андрусь Горват с книгой «Радзіва «Прудок», где он описывает жизнь городского жителя в новом, непривычном для него мире, в реальности деревенского космоса. Проект Горвата нашел отклик в сердцах разных поколений.
Старшее поколение писателей и литературных критиков по большому счету всегда оставалось «деревенщиками», которые все время испытывали сентенции к малой родине и пренебрежительно относились к городской культуре. Отсюда к нашей литературе намертво был приклеен ярлык «пра бярозкі ды вёскі» и никакими поездками в Швецию и Голландию его было не вытравить. А вот новое поколение, уже выросшее в городах, восприняло прозу Горвата совсем по-другому, с интересом к новому.
Дома среди природы – это то, что римляне называли villa urbana. Горожанин перемещается в сельскую местность вовсе не для занятий хозяйством, а для жизни в свое удовольствие, привозя все необходимое с собой. Насколько будет дорога или скромна эта жизнь, зависело от финансового состояния хозяина. К примеру, виллы с садами всегда были важной частью культурной и политической жизни Италии. Стоит лишь вспомнить, что герои «Декамерона» Бокаччо живут в пригородных имениях. Для стран с более суровым климатом были характерны усадьбы или хутора.
Мои товарищи и коллеги по группе «Плато», которая создает музыку для пластического театра «ИнЖест» – Матвей Сабуров и Виталий Артист – уже давно живут в окрестностях деревни Белая Церковь. Первый является выдающимся режиссером, второй – успешный музыкант, собирающий полные залы. Из бесед я узнаю, что они чаще бывают в Германии или Индии, чем в Минске.
За город тянутся многие архитекторы, программисты, художники и даже ученые. Возможность работать удаленно и поддерживать контакты со всем миром, выезжать на встречи и конференции дает большие перспективы. В небольших городках, древних местечках обосновались многие художники, среди которых оказался и знаток древней музыкальной традиции, авангардист Тодар Кошкуревич. Отдаленность теперь не синоним изоляции. Практически всем известен хутор Шабли, который стал центром фестивалей, больших культурных проектов и примером успешного ведения бизнеса.
На волю, в деревню
Еще древние греки задавались вопросом: что есть свобода? Это то, что напоминает человеку о его диком, животном, первобытном происхождении. В детстве каждый человек похож на котенка рыси. Это состояние дикости, подавленное приручением, диктатом общества, оставляет ностальгические воспоминания у каждого ребенка. Греческое слово eleusomai (идти куда угодно) прославляло странников, изгоев и диких зверей, антиподов домашних питомцев, которые всегда окружены изгородями, стенами, границами, колючей проволокой.
Современный город представляет из себя закрытое, сжатое, перегруженное информацией пространство. Добавьте к этому скученность, постоянный шум, дефицит свободных мест, проблемы транспорта. Какая у вас дверь, уважаемые читатели? Больше чем уверен, что железная и даже не одна. Звукоизоляция на стенах и полу тоже есть?
Человек стремится оградить себя, свою личную жизнь от посягательств и чужого глаза, иногда даже не зная, кто живет на лестничной площадке в соседней квартире. Улица стала уже не местом праздной прогулки, а зоной риска, где можно угодить под машину или нарваться на непредвиденную агрессию.
Французские архитекторы в 60-е предсказывали мрачную перспективу: центр города станет необитаемым, будет служить для работы днем и для развлечений в темное время, средний класс будет жить в пригородах, а городские окраины могут превратиться в гетто, места для обитания маргиналов.
Такая перспектива вполне может стать реальностью и для Минска. Но главное даже не в этом. Обитатель мегаполиса часто чувствует свое бесправие, бессилие перед системой, невозможность повлиять на события, неизбежно возникает раздражение и разочарование. Переезд за пределы городов для многих является еще одной из форм пассивного политического или даже творческого протеста. Многие сейчас живут «на два фронта», разрываясь между городом и своей усадьбой, тратя лишние ресурсы и время, так и не сделав окончательный выбор.
Бежать, чтобы выжить
Генетическая память беларусов хранит информацию о множественных катаклизмах, разрушительных войнах, голоде и эпидемиях, которые не раз обрушивались на нашу землю за время конфликтов цивилизаций. Многих захватывало в водоворот политических событий, рискованных авантюр, лучшие сыны отечества клали на алтарь идеологий свои жизни. Но большинство стремилось просто выжить, убежать, спрятаться в гущах лесов, болот, переждать бурю на хуторах, в глухих, отдаленных от центра местах, оборвать на время связь с цивилизацией.
В повести Василя Быкова «Знаком беды» для обитателей хутора стало именно восстановление разрушенного моста, связи с «большой землей», откуда к ним и пришли зло и погибель. Не является ли современный исход творческих людей данью коллективному бессознательному и одновременно страхом перед возможными катаклизмами в недалекой перспективе? Информационные каскады, которые поднимаются в СМИ и сетях, с завидным постоянством намекают на подобные перспективы. Хотя сейчас и бегство в глушь не дает гарантий. Отдаленность от города не спасла усадьбу Эдварда Войниловича в Савичах от погрома в феврале 1918 года, когда за одну ночь сгорел семейный архив, библиотека и картины, собираемые на протяжении столетий. А сам хозяин чудом остался в живых. Изоляция не спасает, но дает иллюзию большей безопасности.
В обозримом будущем мы не увидим массовый исход беларусов из городов, но часть людей «новых профессий» неизбежно осядет в глуши, в дали от старых очагов цивилизации. И создаст в этих местах новую культурную и коммуникативную среду. Это будут не старые, умирающие деревни со спившимися аборигенами и доживающими век старушками, и не агрогородки нового типа, а нечто другое, уникальное и одновременно отвечающее извечному стремлению беларуса к свободе, независимости и безопасности. Это будет обретение своей «Новой Земли», к которой стремились герои поэмы Якуба Коласа.