KYKY: Олег Романович, какой наркотик держит Беларусь?

Олег Айзберг: На первом месте с большим отрывом идет алкоголь. На втором — опиаты, но это среди учетных пациентов. Если брать эпизодическое употребление, то раньше за опиатами шла марихуана, теперь — спайсы, то есть большая группа новых синтетических наркотиков. Точных цифр никто не скажет, потому что большинство потребляющих находятся вне сферы медицинского учета. С новыми синтетическими наркотиками дело осложняется тем, что во многих случаях их сложно обнаружить в моче обычными методами. Часто невозможно обнаружить, что человек потребляет.

KYKY: А вылечить можно?

О. А.: Если речь идет о зависимости от опиатов: героина или мака — возможны два варианта лечения. Первый вариант — человеку лечат синдром отмены, то есть ломку, а потом он поступает в реабилитационное отделение, где находится месяц. Есть религиозные организации, где он может задержаться на срок до полутора лет, но там работают чаще всего сотрудники без медицинского и психологического образования: либо бывшие наркопотребители, либо сотрудники церквей и волонтеры. Второй вариант избавления зависимости от опиатов — заместительная метадоновая терапия. Если на реабилитацию потребители не хотят идти, на метадон они приходят охотнее.

KYKY: Была же история в Крыму, когда 800 пациентов в клинике остались без метадоновой терапии потому, что в РФ она запрещена.

О. А.: Это ужасная история. Им остается только посочувствовать и пожелать скорее добраться из Крыма в «континентальную» Украину, чтобы возобновить там лечение метадоном. Большинство этих пациентов обречено без метадона. Из 800 человек может только 5% смогут выйти на трезвую жизнь, остальные просто перейдут на нелегальные наркотики. В РФ катастрофическая ситуация с лечением наркомании, фактически там лечат только абстинентный синдром, ломку.

KYKY: Почему в РФ нет метадоновой терапии?

О. А.: Там ее никогда не было по нескольким причинам. Первая — консерватизм медицинского сообщества, значительная часть наркологов и психиатров не приемлют этот метод лечения. Но думаю, что это не основная причина. Существует довольно большой сегмент людей и организаций, которые наживаются на проблеме: государственные и частные клиники, занимающиеся абстинентным синдромом, плюс имитация раннего выявления наркозависимости и тестирование на выявление наркопотребления с последующей реабилитацией, на которое государство выдает достаточно большие деньги. Они уходят непонятно куда, ведь нормально функционирующих реабилитационных центров в Российской Федерации нет.

Не секрет, что правоохранительные органы там тоже имеют свой процент от незаконного оборота наркотиков. Заместительная терапия изымает людей из незаконного оборота наркотиков, поэтому ей противодействуют криминальные структуры, у которых забирают клиентов.

Заместительная терапия есть только при употреблении опиоидов (мак, героин). Это единственный класс наркотиков, которые при длительном применении не приносят существенного вреда. Все остальные наркотики, включая алкоголь, клей, психостимуляторы и каннабиноиды, несут психический и физический вред, иногда смертельный. Тактика замещения, то есть выдача медицинского препарата вместо нелегального наркотика, применима только к опиатам.

KYKY: Что значит: опиаты при длительном применении не приносят существенного вреда? Героин не вреден?

О. А.: Сами по себе опиаты, если они употребляются постоянной дозой и без примесей, не очень токсичны. Люди умирают или от передозировки, когда вводится большая доза, либо от примесей, либо от сопутствующих болезней — туберкулез, ВИЧ и гепатиты. Смертность при употреблении нелегальных опиатов, конечно же, высокая.

KYKY: Поэтому Кит Ричардс или Мик Джаггер до сих пор живы?

О. А.: Да. Они употребляли более или менее постоянно. Там все равно смертность большая, потому что они же не в аптеке их покупают, а сколько продают им нелегальные торговцы, они не знают. Бывает, что человек вводит вроде бы ту же дозу и погибает от передозировки — останавливается дыхание. Но есть группа людей, которые очень осторожно относятся к введению наркотиков, они могут прожить долго. Как прожить — это уже другой вопрос. Если человек употребляет нелегальные наркотики, он живет жизнью, полной опасностей и невзгод.

KYKY: А есть другой метод лечения, кроме метадона и сходных с ним по структуре веществ?

О. А.: В принципе, есть один эффективный препарат, блокатор опиатных рецепторов «Налтрексон», он колется внутримышечно раз в месяц и блокирует эффект от опиатов. В Беларуси он стоит около 600 долларов за один укол, и в силу цены препарат малодоступен. Как решение проблемы он для определенного сегмента подходит, но большинство пациентов отказывается его принимать, потому что метадон дает состояние, сходное с героином, а налтрексон не блокирует дискомфорт, связанный с воздержанием от наркотиков. Большинство наркозависимых в воздержании испытывают сильный дискомфорт от своего состояния. Трезвая жизнь для них сложна. А других препаратов для лечения наркомании нет. Есть еще группа препаратов, сходных с метадоном по эффектам, это синтетические опиоиды, которые тоже можно применять для заместительной терапии — бупренорфин, например.

KYKY: Вот еще что интересно. Наркология появилась, когда в Беларуси был этот героиновый бум?

О. А.: Нет, наркология появилась во второй половине 70-х, когда был алкогольный бум, а не героиновый. Когда количество больных алкоголизмом в Советском Союзе стало такое, что их невозможно было содержать в психиатрических клиниках и диспансерах, понадобилась отдельная сеть лечебных учреждений. Тогда была создана наркология: диспансеры, клиники, кафедры. Сначала в Москве, Петербурге, Харькове. А наркотический бум в Советском Союзе начался в конце 80-х — начале 90-х. Советская наркология, вся система помощи и надзора, конечно, была заточена под алкогольную зависимость, не под наркотическую.

KYKY: А в чем разница?

О. А.: Разница в том, что при алкоголизме часть пациентов могут давать ремиссии (воздержание от алкоголя) после того, как им провели лечение абстинентного синдрома. При наркомании это практически невозможно. Для наркозависимых нужны реабилитационные центры, заместительная терапия метадоном — ни того, ни другого раньше не было. Когда я начинал работать в 97-м году, им просто лечили абстинентный синдром. Сейчас система помощи пациентам с зависимостью от опиатов развита неплохо, в любом случае намного лучше, чем в РФ.

KYKY: Когда вы начинали работать, наверное, был бум кислотных вечеринок? На чем тогда поступали пациенты, и как ситуация начала нулевых отличается от сегодняшней?

О. А.: Тогда были амфетамины, но немного другие. Это МДМА (экстази) — амфетамин с психотомиметическим эффектом, не грубо галлюциногенный, но изменяющий сознание. Сейчас те амфетамины вытеснили МДПВ — метилендиоксипировалерон, который добавляют в курительные смеси. Фактически, это стимуляторы, которые вызывают психозы и достаточно сильную зависимость. В курительных смесях две основных составляющих — синтетические каннабиноиды и синтетические психостимуляторы. Психостимуляторы дают зависимость и психозы, а каннабиноиды дают снижение интеллектуальное и снижение памяти. Про экстази не знаю, надо бы посмотреть официальную статистику милицейских изъятий, но мне кажется, что экстази сейчас редко бывает. Это касается всех наркотиков — есть момент моды. Независимо от моды потребляются опиаты, они есть всегда. А есть наркотики, которые подвержены моде. Амфетамин в нашей стране как раз к таким относится.

KYKY: А чем лечится зависимость от амфетамина?

О. А.: Амфетаминовая зависимость очень тяжелая, и никакого лекарственного лечения нет, только психотерапия и группы самопомощи: программа «12 шагов», реабилитационные центры, индивидуальная и групповая психотерапия. В мире вообще потребителей амфетаминов и кокаина (по действию разницы большой нет) больше, чем потребителей опиатов раза в три. И это огромная проблема для той же Америки, где тратятся огромные деньги на ее решение, но пока ничего не найдено. Что касается Беларуси, то сейчас пациенты, употребляющие синтетические наркотики, есть в любом психиатрическом отделении, даже не в профильном, потому что их много, и они часто одновременно болеют еще и психическими расстройствами. Кроме проблемы, о которой все кричат, — новые наркотики — есть еще и злоупотребление снотворными препаратами. От «Зопиклона» развивается такая же зависимость, как от транквилизаторов. Плюс препараты, содержащие барбитураты — корвалол, барбовал, валокордин, «Сердечные капли», корвалтаб. Они тоже являются серьезной проблемой, их действие на головной мозг крайне неблагоприятное. Есть пациенты, которые потребляют несколько флаконов корвалола в день: у них может уже через один месяц развиться зависимость от фенобарбитала, а через несколько лет — тяжелое поражение головного мозга с нарушением памяти, интеллектуальных функций, координации движений.

KYKY: Это бабушки?

О. А.: Речь не идет о 20 каплях — от них ничего страшного не будет. Есть молодые люди, которые начинают употреблять корвалол, есть женщины и мужчины второй половины жизни, которые потребляют его в токсических количествах. Таких людей много, но они не так часто попадают в клинику, потому что есть легальный способ приобретения.Проблема в том, что корвалол продается без рецепта. Это такой спайс для пожилых людей. Все кричат о последствии наркотиков, но почему-то про корвалол все молчат. Фактически корвалол — это смесь спирта с фенобарбиталом. Но особенность фенобарбитала в том, что он вызывает слабоумие при длительном применении и довольно быстро — зависимость.

В настоящее время легальный наркотик — это корвалол. На снотворное хотя бы нужен рецепт, на тот же «Зопиклон». Нужно пойти к врачу — есть хоть какое-то ограничение. А здесь вообще никакого рецепта нет.

KYKY: А как их лечат?

О. А.: Их лечат так же, как и пациентов с алкогольной зависимостью. Принципиальных отличий нет, те же этапы: сначала лечение абстинентного синдрома, а потом — психотерапия в реабилитационным центре и посещение групп самопомощи и психотерапевта или психолога.

KYKY: С кем тяжелее работать — с пациентами или с их родственниками?

О. А.: Естественно, с родственниками часто работать сложно. Если у них семейная проблема, то пациент служит козлом отпущения. Например, конфликтующие между собой родители и подросток, чем-то злоупотребляющий. Родители часто склонны преподносить это так: вы нам, пожалуйста, лечите подростка, чтобы он был здоровый, а мы у себя никаких проблем не видим. У них низкая мотивация менять свое собственное поведение. Но бывает и наоборот — пациент не хочет менять поведение, а родственники видят, что у него проблемы. Стереотипа нет. Но есть общее заблуждение: если человек стал зависимым от наркотиков и алкоголя, то причиной обязательно является семья. Например, мужа жена довела — это не всегда так. Был одно время перекос в мировой психиатрии — всеобщее обвинение родственников в проблемах пациентов. Но неправильно обвинять во всех грехах родственников, это некорректно.

KYKY: Как вы относитесь к фильмам вроде «Волк с Уолл-стрит» и «На игле»?

О. А.: В фильме «На игле» все достаточно реалистично, его даже показывают на курсах для врачей по наркологии. Оно так и есть, в принципе. Разве что без подводного плавания в дерьме, но что касается всего остального — похоже. А что там в «Волке с Уолл-стрит»?

KYKY: Человек, который на финансовом рынке зарабатывал огромные деньги. Сидел на коктейле из всего. Там и аддерал был, таблетка для концентрации внимания, я слышала, это бич для Америки.

О. А.: Это амфетамин, по сути дела. Препарат предназначен для лечения детей с синдромом дефицита внимания и гиперактивности, в этой ситуации он действительно помогает. Я точно не знаю цифру, но вполне возможно, его назначение в Америке действительно избыточное. Люди часто прибегают к наркотикам, чтобы усилить работоспособность. Плохо, конечно.

KYKY: Типичный портрет зависимого, если думать про ту же Америку, представляется огромным чернокожим амбалом, а в Беларуси это кто?

О. А.: Это белокожий человек со средним образованием. Иногда с высшим, полученным платно и заочно, часто не имеющий постоянной работы, только эпизодические приработки. Мужчина, чаще разведенный, часто имеющий зависимых от алкоголя родителей, и сам имеющий в прошлом проблемы с алкоголем. Он инфицирован вирусом гепатита С, если это потребитель внутривенных наркотиков и в 10–20% случаев с ВИЧ-инфекцией. Но бывают люди, по которым вы внешне вообще никогда не скажете, что это потребитель наркотиков, они могут вообще ничем не отличаться от обычного человека.

KYKY: А по глазам? Есть же стереотип: суженные зрачки?

О. А.: По глазам зависит от того, что потребляет, какая фаза интоксикации, это может вообще быть незаметно. В интоксикации сразу после приема опиатов есть суженные зрачки, но это держится недолгое время, около часа. Сами опиаты действуют где-то 5–6 часов, даже больше, наверное. Если мак — то и все 10 часов. Героин действует покороче, его надо вкалывать раза два-три в день. А для мака достаточно двух раз, потому что он медленнее выводится. Но бывает, что приходят причесанные, ухоженные, пахнущие дорогими духами люди, потребляющие наркотики.

KYKY: А есть у нас закрытые палаты для известных бизнесменов, чиновников?

О. А.: Чем выше человек по социальному статусу, тем сложнее его лечить. Закрытых палат нет, врачебная тайна соблюдается в отношении всех пациентов. Иногда достаточно известные люди обращаются за помощью, и это достойно уважения, потому что им сложнее во всех смыслах. Конечно, такие люди чаще предпочитают лечиться за границей. В Германии есть психиатры, которые специализируются на лечении известных спортсменов, которые под вымышленными фамилиями лечатся от психических нарушений. Это депрессии, суицидальные попытки, тревожные расстройства и личностные кризисы, не связанные с наркотиками. Спортсмены — группа риска по психическим нарушениям. Потому что профессиональный спорт — особый вид деятельности, и спортсмены требуют немножко другого подхода, они как личности другие.

KYKY: А почему? Они хотят быть номер один?

О. А.: Да, очень сильная ориентация на конкретный результат и немножко черно-белое мышление: ты успешен и занимаешь первое место или же все провалено. У них слишком ревностное отношение к идее успешности. Сама тема в Германии начала активно раскручиваться после суицидов нескольких спортсменов, достаточно известных и успешных.

KYKY: Доктор борется со смертью или с болезнью, а у вас есть третий лишний, вот эти вещества. У вас нет обиды именно на наркотик? Ну, вот вы смотрите на человека: ну, что ты дурак, так просто этого было не делать?

О. А.: Нет, это тоже смерть. Если человек уже зависим, то сам он не может просто взять и прекратить употребление наркотиков. А когда люди начинают, они не знают последствий. И если у меня изначально будет идея, что это человек второго сорта в моральном смысле, то я не могу с ним нормально работать, понимаете?

KYKY: А не страшно находиться перед человеком, когда он под кайфом? Были случаи, когда набрасывались на доктора?

О. А.: Когда он под опиатным кайфом, не страшно. Если это употребление опиатов, то пациенты спокойные и добрые. Они злые, когда убирают наркотики. Тогда они склонны к совершению преступлений, как правило, что-нибудь украсть. Дальше идет редко. Опасными могут быть люди, употребляющие амфетамин и синтетические каннабиноиды, потому что у них может развиваться психоз. Что касается наркозависимых, то скорее в опасной ситуации находятся врачи, которые работают в отделениях острых отравлений и токсикологии, где лежат пациенты с острыми психозами. Чтобы к психиатру пришел наркопотребитель с психозом — такое бывает редко. Хотя у всех психиатров был один-два случая агрессии у пациента. Вообще в алкогольном опьянении пациенты гораздо чаще совершают агрессивные действия, чем в наркотическом.