Всеволод Крутько

Мои коллеги шутят, мол, несправедливо, почему там, где ты, всегда движуха и борьба? На самом деле, конфликты — это, в первую очередь, напряжение: ты сам и твои близкие либо вовлечены, либо так или иначе страдают от последствий, связанных с противостоянием; наконец, ты сам напряженно следишь за новостями, мучительно пытаясь угадать, что же произойдет дальше. Сравнивать события, приводить их к какому-то общему знаменателю очень сложно. Они происходили при различных исторических и геополитических обстоятельствах, различных режимах. Пожалуй, главное, что их объединяет — во всех трех случаях это была борьба народа за свою свободу. Против общего внешнего врага, как это было в Грузии, либо против режима в собственной стране, как в Беларуси и Украине — но это всегда был именно всплеск освободительного движения, переполнившаяся чаша терпения людей, выплескивающаяся на улицы обидой и гневом. Пожалуй, если что и стоит сравнивать в этих событиях, так только самих людей. Три народности, которые я люблю и уважаю больше всего на территории бывшего СССР.

Тбилиси

Грузины — гордый и свободолюбивый народ, в чем я и убедился в 2008-м. Надо заметить, что после событий ноября 2007 года, когда силовики водометами разогнали мирную демонстрацию у Парламента в Тбилиси, многие в Грузии ненавидели либерального и демократичного Саакашвили так же, как в Беларуси не любят авторитарного Лукашенко или в Украине — Януковича.

Однако внешний враг всегда объединяет обе стороны внутренних «баррикад», поэтому, даже при том, что многие до сих пор считают Саакашвили виновником конфликта, в дни самой войны на улице нельзя было услышать ни одного плохого слова в его адрес. Как только пошли первые сообщения о мобилизации мужского населения, все мужчины, независимо от возраста, рода занятий и уровня дохода, пошли в добровольцы. Закончилось тем, что на призывных пунктах стали отказывать парням, объясняя, что войска полностью укомплектованы. Помню, как наши коллеги девушки в слезах возвращались с пунктов сбора крови, рассказывая, что у них отказались брать кровь из-за слишком малого веса. Это была общая война, для чиновников и бизнесменов, детей и матерей. Тогда не было соцсетей. Были «Одноклассники», да, но это другое. Никто ничего там не обсуждал, не звал, не соболезновал, не собирал подписи. В интернете получить информацию было сложно: местные грузинские сайты читать было нельзя из-за незнания языка, российские ресурсы читать было бесполезно — информация распространялась через сарафанное радио. То есть это всегда были по большей части слухи и домыслы, от которых становилось только страшнее.

Тбилиси, 2008 год

Помню, как выходил на пустынную улицу в традиционно оживленный «базарный» день — субботу, замечал двух бабушек на лавке с радио-приемником, держащихся за голову в полном молчании, и так понимал: что-то произошло. Когда пошел слух, что русские танки идут на Тбилиси, в магазинах стали сметать с полок соль, хлеб, крупы, на заправках выстроились километровые очереди за бензином. Я смотрел в эти гордые сосредоточенные лица и понимал, что никакой паники нет. Все едины в мыслях и поступках. Все отлично понимают, что нужно делать. Разве можно их победить? В конце концов, для людей все это было не впервой: конфликт в апреле 1989 с разгоном демонстрации танками, война в Абхазии 1992–1993, революция роз 2004 года — да эти люди за период постсоветской эпохи пережили больше, чем кто-либо другой! При всем при этом, грузины — крайне миролюбивый народ. Сколько раз в беседах с людьми на улицах приходилось слышать «Мы очень любим русских, мы близки, это же наши люди, они такие же, как мы. Зачем эти сволочи-политики все только испортили!..' Так мы проникались трагедией этого небольшого по численности, но очень большого сердцем народа.

Минск

Минск 2010 год

В 2010 году в Беларуси все было по-другому. Скажу сразу, что не согласен с расхожим мнением, будто белорусы — эдакие «толерантные застабилы», которых можно нагибать сколько угодно, они будут только приспосабливаться и еще упорнее работать, чтобы нести пану хлеб. Просто у белорусов приоритеты другие. Меньше романтики, больше прагматики. Да, они со многим не согласны. Да, они готовы выходить протестовать: демонстрации, аплодисменты, заторы на дорогах — кто еще из бывших советских народов был настолько креативен, чтобы придумать такое? А ведь происходило это не только в столице, которую традиционно принято считать местом сосредоточения интеллигенции и гражданского общества. Просто в конечном итоге всем надо возвращаться домой, к семье, думать, как прокормить себя и близких. Многим есть что терять, и они это прекрасно осознают. Точно такие же мотивы у «гэбистов» и милиции, по этой же причине они не переходили тогда, в декабре 2010-го, на сторону людей. Как так получилось, что эти люди оказались по разные стороны баррикад — это уже другой вопрос.

Кроме того, белорусы из всех народностей, о которых мы говорим, — наиболее близки по ментальности к северо-западным европейцам. Мне кажется, именно поэтому мы привыкли «играть по правилам». То есть как раз у этой самой интеллигенции и активной части гражданского общества есть четкое понимание границ, переходить за которые не столько опасно, сколько просто неприлично и недостойно. Кроме того, борьба белорусов — это, конечно, в первую очередь, информационная война в интернете. Больше онлайн, нежели оффлайн. Со «штабом» оппозиции в «Фейсбуке» и ожесточенными боями с троллями на «Хартии», «Партизане» и других «полях стражений». И от этого, кстати, борьба не менее напряженная. Просто менее кровопролитная, в отличие от Грузии и уже, к сожалению, Украины.

Киев

Киев, 2014, фото Ильи Варламова

Что происходит в Украине сейчас? Прежде всего, нет никакого единого народа Украины, или, как любят говорить в Москве, «юго-западного русского» народа. Здесь очень много внутренних течений, национальных и региональных особенностей, которые текущая власть, к сожалению для себя, совершенно не учитывает. И то, что сейчас происходит в Киеве, — это объединение различных народностей в борьбе против системы. Борьба эта для украинцев также не нова. И речь даже не об оранжевой революции 2004 года, которая была мирной и быстрой по сравнению с нынешней.

Любой местный житель скажет вам, что если не дай бог с вами что-то случилось, то милиция — это последняя инстанция, в которую стоит обращаться.

Не стану брать на себя корону «разрушителя мифов», но в целом нельзя не обратить внимание на то, что за пределами страны сформировался ряд неверных стереотипов относительно этих людей. Первый стереотип — «моя хата с краю» — происходит, кстати, из аграрного запада страны. Именно «западенцы» являются сейчас наиболее активной частью протестующих, локомотивом борьбы. Это видно и по происходящему в регионах, где уже пошел захват областных администраций, во Львове, Тернополе. «Это наш город, мы будем за него бороться» — так один приятель из Львова прокомментировал приезд большого числа земляков на манифестацию в Киев. После таких комментариев, конечно, становится понятно, что никаких «хат с краю» нет и в помине. Другой стереотип — «каждый стремится, прежде всего, извлечь личную выгоду для себя». Ну какую выгоду извлекают маленькие кафешки в центре Киева, бесплатно угощающие протестующих чаем, кофе, бульоном? PR-эффект от таких «специальных предложений», конечно же, несравненно мал по сравнению с возможными санкциями власти, которая 16 января-де-факто узаконила любой беспредел со своей стороны. А какую выгоду имеют бизнесмены, бесплатно привозящие продукты питания, медикаменты, покрышки? Или активисты Автомайдана, использующие в качестве заградительных баррикад свои автомобили стоимостью в несколько десятков тысяч долларов? В Украине очень много честных, открытых, смелых, организованных и достойных людей. Это большая честь быть среди них сейчас, даже не являясь активным участником конфликта.

Киев, 2014, фото Ильи Варламова

Что происходит за пределами центра города? Внешне Киев живет своей жизнью. Внутри — постоянно нарастающее напряжение, недовольство ситуацией. Кто-то слышит по ночам взрывы гранат и не может уснуть, кто-то жалуется, что некуда было сводить детей погулять в праздники, кто-то недоволен пробками на объездных дорогах, так как в центре движения нет. Но в целом количество тех, кто обвиняет в происходящем оппозицию, становится все меньше. Власть удивительно сплотила людей в ненависти против себя — и уже не важно, выступал ты за ассоциацию с ЕС или за Таможенный Союз, хочешь ты отдать Крым русским или китайцам — эти вопросы в повестке дня уже давно отошли на второй или третий план. «Нас не уважают, нас не считают за людей» — вот основной мотив борьбы сейчас. Ну и конечно же, опять — информационная война. В Грузии я впервые на собственном опыте узнал, что это такое.

Сейчас война в интернете вышла на свой, пожалуй, самый высокий виток с 2008 года. Очень много «вбросов», слухов. Появляются уже даже советы, как правильно фильтровать огромный поток информации, чтобы не сойти с ума.

Из основных страхов людей за пределами непосредственно Майдана и Грушевского — непредсказуемость ситуации, невозможность предугадать, чего ожидать дальше. Непонятно, где сейчас в городе опасно, где безопасно. Ходят слухи о гопниках (здесь их называют «титушками»), которые крушат автомобили на улицах вне зоны противостояния с силовиками. Боятся, что власть может ввести чрезвычайное положение — тогда могут отключить мобильную связь, интернет, телевидение, ограничить передвижение по городу.

Киев, 2014, фото Ильи Варламова

Делать какие-то прогнозы я не стану. Во-первых, это дело неблагодарное, во-вторых, есть масса политологов, бывших министров, генералов в отставке и прочих экспертов, которые знают ситуацию изнутри и могут дать более взвешенную оценку. Грузия свою войну проиграла, ведь вернуть Южную Осетию шансов теперь практически нет. Беларусь — пока тоже не выиграла. Мне очень сложно поверить, что Украина может остаться побежденной в этой борьбе. Зная историю этих людей, их настрой и волю к победе, хочется верить только в самое лучшее.